Радужная Нить - Уэно Асия (читать книги .txt) 📗
Ничего себе! Что же я сказал? Точнее, какой смысл несли мои слова для Ю?
— Я сильно тебе навредил? — осторожно спросил я.
— Едва ли. — Он пошевелился, впервые за весь разговор. Приходит в себя! — Прости, неудачно выразился. В ближайшее время умирать я не собираюсь. Но жизнь — та, которую привык считать только собственной, нравилась она мне или нет — эта жизнь завершена. И оттого немного… больно.
— Но разве эта боль не возвещает начало новой жизни? — с ожиданием посмотрел я на него. Мой собеседник кивнул и поднялся с места.
— Идём, мы непозволительно задерживаемся. Обещаю: скоро ты узнаешь всё. Во всяком случае, больше, чем захочешь.
Звучит устрашающе! Что ж, после случившегося буду осторожнее в расспросах. Я тоже встал на ноги. Неужели сделалось светлее? Надо поспешить.
Я поднял фонарик, и мы быстрым шагом двинулись к замку, изящной преграде на нашем пути к рассвету.
Трепет и смиренная почтительность, пронизывающие весь облик юмеми, когда тот склонился до земли перед Сыном Пламени, не имели ничего общего с теми дрожью и безысходной покорностью судьбе, что на полпути к дворцу взяли верх над обычной насмешливой отчуждённостью этого таинственного человека. Воплощение сановного благолепия, выгодно подчёркнутое игрой света от нескольких огненно-жёлтых фонариков на стенах. По виду и не скажешь, какие колкие замечания предстоит мне услышать на обратном пути.
Исподтишка налюбовавшись на беспримерное зрелище, достойное столичных подмостков, я быстро глянул на императора из-под канмури, тень от которой надёжно скрывала моё лицо. Шестнадцатый Правитель Алой Нити, верховный жрец Пламени смотрел на юмеми слегка рассеянно, будто видеть сего ничтожного человека было скучной необходимостью и делом, которое следовало завершить как можно скорее, чтобы отправиться на долгожданный отдых. Не обладай я пониманием истинного положения вещей, непременно бы обманулся! Интересно, кому он пытается заморочить голову? Мне — едва ли. Значит…
— Дозволяю вам занять места напротив меня.
Первые сказанные императором слова рассекли прохладный воздух приёмных покоев, словно ледяной ветер, свистящий в голых сучьях.
Мы коснулись лбами циновки тончайшего плетения и переползли поближе к повелителю. Теперь нас разделял лишь маленький столик с неизменными сластями и фруктами.
Заводить разговор было исключительным правом императора, который не торопился навстречу беседе, а с прежним равнодушием переводил взгляд с меня на юмеми и обратно. Это напомнило недавнее одевание и Дзиро, мечущегося между двух господ. Нелепое сравнение, признаю, но почему-то пришло на ум.
— Я благодарен тебе, Хитэёми-но Кайдомару, за верную службу.
Обычно после такого или награждают, или велят уйти из жизни. Я снова склонился в низком поклоне, по-прежнему безмолвно.
— Полагаю, младшему брату давно уже пора следовать по стопам старшего, вкушая по дороге сладкие плоды заслуженных почестей. — Правитель испытующе посмотрел на меня. Не поднимая глаз, я пробормотал что-то о великой, но совершенно незаслуженной чести внимать сим благосклонным словам, которых одних вполне достаточно, чтобы сделать мою семью счастливейшей на всём острове Ва, [42] да что там Ва — во всей могучей Империи! Правитель, как и положено, отмахнулся от моей бескорыстности:
— Плох тот властитель, что радует подданных лишь словами! — говоря так, он вынул из рукава алую табличку, выкрашенную соком сафлора, и с легчайшим наклоном головы подал мне. Я двумя руками принял драгоценный мандат, дарующий шестой ранг со всеми заботами и хлопотами, проистекающими из оного, и в который уже раз припал к циновкам со словами сердечной признательности. Прервав мои излияния на приличествующем месте, император перевёл утомлённый взгляд на Ю.
— Уроженец Срединной Страны Хань, что находится к западу от наших земель, не ты ли носишь имя Ю?
Я мысленно застонал. А как всё хорошо начиналось… Сейчас, вот прямо сейчас это и произойдёт! Ханец со своей проклятой улыбочкой спокойно заявит императору, что никакого имени он не носит, потому что зачем оно ему, и покатится…
Юмеми вежливо наклонил голову, на губах его расцвела знакомая до колик улыбка, исполненная младенческой невинности.
— Господин мой и повелитель, этот незначительный человек [43] счастлив сообщить вам, что как раз таким именем его и наделили.
Уф-ф. Мерзавец! От сердца отлегло! А ведь чистую правду говорит, уж наделили — так наделили!
— Раз так, — дядя слегка расслабил плечи и принял на подушках более свободную позу, — у меня найдётся для тебя одно дело. Не могу сказать, что великой важности, но…
Молчание повисло в воздухе, как верёвочный трос. Схватится за него мой друг, непривычный к беседам с сильными мира сего, или…
Я затаил дыхание.
— Для подданного не найдётся дела важнее, чем исполнение воли правителя.
Молодец! Лихо играешь словами, у кого только выучился?
— В таком случае я поспешу даровать тебе, Хитэёми-но Кайдомару, — я вздрогнул, когда император снова обратил взор в мою сторону, — в придачу к уже оказанным милостям ещё и право на отдых. Дозволяю нас покинуть.
Я растерянно моргнул. Подобный поворот событий совсем вылетел из головы. А ведь эта мысль беспокоила меня столько дней! Принять награду и, держа её в руках, спокойно вернуться на место? Вот, значит, какая участь мне уготована?!
Правитель уловил замешательство только что обласканного им подданного и, слегка нахмурившись, пожелал мне хороших сновидений. Дважды не понять столь однозначный приказ было бы дерзостью. Кланяясь на прощанье, я встретился глазами с непроницаемым взглядом Ю, когда ханец, не поведя и бровью, тоже пожелал мне добрых снов. Этот подчёркнутый повтор вызвал смутное впечатление, что юмеми подразумевал больше, чем произнёс. Точно! Это намёк, чтобы по возвращении домой я немедленно лёг спать. Никаких сомнений! Я всё-таки стану свидетелем этого многообещающего разговора! Хотя бы во сне.
Потому я удалился с приличествующей случаю поспешностью, почти бегом добрался до дома, заметив только, что уже совсем рассвело, и погрузился в глубокое забвение сразу же, как только оказался в своей опочивальне и скинул с себя ворох отныне негодной ткани, лишённой узора.
— … и я снова и снова опускаюсь на колени перед телом последнего, сжимаю его в объятиях, говорю те слова, что никогда не произносил вслух и которые уже некому услышать, а слёзы заливают моё лицо, душат, ослепляют — и я просыпаюсь с мокрыми щеками.
У-у, да я много пропустил! И всё же интересно, как бодрствующему юмеми удалось сделать так, чтобы мне приснились события, участником которых он является прямо сейчас?
Так о ком говорит император? Для кого в его сердце уготованы такая боль и такая нежность? И руки у него трясутся, мелко-мелко — раньше я не замечал. Или раньше и не дрожали? Больно видеть его таким…
Я отвёл от него взгляд и чуть не проснулся от удивления. Кого я вижу! Сам Ю, тут как тут, впервые на моей памяти! Может быть, потому что для него это вовсе и не сон? В любом случае, мой подопечный выглядел так же, как обычно…
— Началось это ещё в Кёо, — продолжал тем временем старик, сидящий в той же позе, в которой находился при прощании. — Да, накануне Праздника Равноденствия, который предшествует священному Дзю Поминовения. Я счёл подобные видения недобрым знаком и поспешил прочь от дурных снов, преследовавших меня три ночи подряд, в Овару — как оказалось, напрасно. Они настигли меня в пути, где не скроешься от чужих глаз, и вышло так, что это стало известно некоторым людям при дворе. Один из них, Левый Министр, дал мне совет — надеюсь, дельный. Он поведал о человеке из Южной Столицы, способном, по меньшей мере, дать объяснения моим кошмарам. А если все россказни правдивы, то и оградить от них. Хотелось бы верить, что слухи о тебе, толкователь сновидений, не преувеличены.
