Воссоединение (ЛП) - Боган Эливан (книги .TXT) 📗
Не дожидаясь, когда улраты окончательно насытятся, сберегая силы и стрелы, для возможного нового боя, Арродэа со своими воинами и друзьями Фобди, направились в сторону Агвиррета, следуя по еле заметным тропам северного Эмлидта.
Солнце светило необычайно ярко, но лучи его были не такими обжигающе жаркими, как в июле или в августе. Они обогревали землю чуть косо, но всё же дарили много тепла. Чистые, синие лоскуты неба радовали путников, когда те устремляли свои глаза вверх, к густым кронам деревьев. Но всё же, каким бы тёплым ни был день, во всём угадывалась наступающая осень. Щетинистая трава под ногами была уже не такой сочной и зелёной, какой она обычно бывает в летние месяцы, а в густом и немного душном воздухе стояла особая, редкая прозрачность, какой не заметишь в другое время года. Лес неторопливо готовился к предстоящим холодным дням, хотя в Силмеле никогда не было суровых зим. Сейчас птицы пели осторожнее, чем летом, казалось, что треск ломающихся веток под ногами слышен далеко вокруг, и привлекает к себе внимание всех лесных жителей. Но обитателей Эмлидта друзья почему-то не замечали.
Между стволами деревьев растянулись тончайшие сети мелкой блестящей паутины. Они не вызывали такого отвращения, как грязные лохмотья паутины подземелья, но Норс и Фобди старались обходить кропотливую работу лесных пауков, а Ломги, напротив, ничего не замечал вокруг, и, через какое-то время его голову и густую бороду опутали белые тонкие нити.
— Столько паутины — к тёплой осени! — хохотнул Ламтир, посмотрев на Ломги, — Твоя борода теперь похожа на мою — она стала совсем белой!
— Много паутины — к тёплой осени? — переспросил Ломги, — Откуда тебе знать об этом, Ламтир, ведь гномы мало интересуются мелочами, происходящими на поверхности?
— Согласен. Но сейчас припомнил, как однажды я приезжал на Осенний праздник, и мне об этой примете рассказала Венсалор.
Фобди, громко вздыхая, помог Ломги избавиться от паутины.
— Не расстраивайся, Фобди, с Венсалор не могло случиться ничего плохого. Тем более на Видамлии. Пусть дикари совершенно безмозглые, но если они хоть малость соображают — на остров к Лелинею эти твари не сунутся ни за что! — попытался успокоить рыжего Ламтир.
Фобди только пожал плечами и переглянулся с Норсом, вспоминая деревянный обломок, который им показал Фибар перед праздником.
— Утешает то, что воду они не переносят! — вступил в разговор Менгелат, и если сестра Свеламин на острове, то вряд ли улраты отправятся туда вплавь: они не смогут управлять и самой простой лодкой — побоятся, не говоря уже о большом корабле.
— Всё же, у меня не укладывается в голове: Венсалор — дочь простой бедной женщины, даже имя её неизвестно! — возмутился Ламтир. Эту фразу он произнёс чуть громче, и, спустя мгновение, рядом с ним оказалась Арродэа.
— О чём ты, Ламтир? Или я ослышалась, или ты нахлебался озёрной воды?
— Ни то и ни другое, — немного обиженно ответил белобородый гном и его кустистые брови сошлись на переносице, — Тебя ведь не было в королевском дворце перед праздником, а значит, ты не слышала разговор между Ламгратоном и королевой Тивелин!
Шагая лесной тропой, Арродэа внимательно слушала рассказ Ламтира о визите Ламгратона. Она с недоумением глядела на остальных, пытаясь услышать опровержение или то, о чём говорит гном, всего лишь неуместная шутка.
— Венсалор — приёмная дочь Тамверта и Тивелин, и королевской крови у неё нет, — закончил Ламтир и развёл руками.
После долгого молчания, озадаченная Арродэа воскликнула:
— Немыслимо!
Фобди быстро закивал головой и, догнав Арродэю, спросил:
— Как можно поверить в то, что она дочь простой безродной женщины?!
— В словах Тивелин я сомневаться не смею, но и не могу осознать эту новость до конца.
— Что же в ней такого особенного? — не выдержав, спросил Норс, который уже не раз слышал разговоры о Венсалор. Медленно ступая по пыльной траве, Арродэа задумалась, а затем заговорила, обращаясь к Норсу:
— Не всё можно рассказать словами…я была уверена, что Венсалор приходится мне сестрой, и, сейчас, когда я узнала, что она не королевская дочь, очень сожалею об этом.
Норс всплеснул руками:
— Сколько я был в Силмеле, столько и слышал имя Венсалор. О ней говорят все, но толком объяснить, какая она, никто не может!
Арродэа пристально посмотрела на пунцового Норса, который после своей взволнованной речи осёкся и стыдливо оглядывался: всё же, Венсалор была всеобщей любимицей. Пусть Свеламин в Силмеле любили не меньше, но, по крайней мере, так открыто ею не восхищались.
— Могу себе представить, сколько ты всего услышал о Венсалор за время праздника, — улыбаясь, заговорила Арродэа, — Я, наверное, не смогу поведать тебе ничего нового, но красота её несравненна, перед ней всё меркнет. Если она рядом — то всё остальное будто бы перестаёт существовать. Мой старший брат Янлос всегда говорил мне, что Венсалор обладает особыми чарами, но мне, женщине, сложно судить об этом. Скорее, у неё доброе и благородное сердце, и это удваивает редкую утончённую красоту Венсалор. Когда она говорит, кажется, что и птицы замолкают, чтобы насладиться её голосом. Если же грустит, то всё вокруг мрачнеет, а если радуется, то днём солнце светит ярче, а ночью разгораются звёзды. А удивительнее всего то, что она считает себя самой обыкновенной жительницей Силмела. Венсалор с любым разговаривает на равных и никогда не обидит высокомерием и гордостью. Её величие в том, что она его не выказывает. В ней, наверное, скрыта какая-то сила, которую чувствуешь, лишь когда находишься рядом, и противостоять этой силе невозможно. Но, возможно, я ошибаюсь — она так хороша собой, что невольно приходит смущение и смирение.
Норс кивнул, поблагодарив за рассказ, и пошёл быстрее, разрывая босыми ногами пожелтевшие листья, сброшенные старыми дубами. Арродэа с любопытством наблюдала за своим собеседником, который легко обходился без обуви, но тревожить его расспросами не стала. Норс был явно озадачен. Появилось ещё больше вопросов, а он больше никому не хотел докучать.
Стало очень душно. Лёгкие серебристые тучи поглотили лучи солнца, и в лесу смягчились краски. Теперь, кроме шагов, где-то недалеко, был слышен шум реки. Над головами путников с ветки на ветку, перелетала мелкая и стремительная птица. Лес то вставал стеной, то разворачивался маленькими уютными полянами. Но тропа к Агвиррету была не безопасна для беззаботных прогулок — Эмлидт просто кишел дикарями. Они тоже продвигались в сторону города-крепости и пересекались с отрядом Арродэи и её старыми и новыми друзьями. Улраты не нападали открыто, они стреляли из луков из-за деревьев или пытались напасть со спины. Они были неплохими бойцами, когда действовали вместе, и нападали по три-четыре на одного, но если какой-нибудь дикарь сталкивался с противником один на один, то предпочитал бежать без оглядки или поскорее примкнуть к своим уродливым собратьям. Среди них, конечно же, встречались отдельные смельчаки, но они были повыше ростом и отлично владели оружием. Только эта смелость помогала им недолго: таких отчаянных улратов, первыми примечали Менгелат и Арродэа, и оба пускали по стреле: эльф обычно попадал противнику в лоб, а стрелы Арродэи попадали туда, где по её предположению у дикарей билось сердце.
Короткие, но утомительные бои отнимали силы и затрудняли путь. Приходилось двигаться медленно и с предельной осторожностью. За весь долгий пасмурный день в лесу Арродэа потеряла ещё пятерых воинов. В отряде появились раненые, но они ещё могли сражаться. Несмотря на угрожающую со всех сторон опасность, друзьям удалось сделать в середине дня небольшой привал, и помочь пострадавшим в бою.
Тёплый день сменился коротким вечером, а следом незаметно подкралась ночь, не дав сумеркам повластвовать в Эмлидте, словно небо неожиданно накрыли плотным непроницаемым полотном.
