Настоящее напряженное - Дункан Дэйв (библиотека книг txt) 📗
Молодым легче быть храбрыми. Жизнь кажется им вечной. Возможно, все эти раскрашенные воины до сих пор оставались девственниками. В лагере они обменивались веселыми шуточками насчет лемодийских женщин, которых возьмут в плен, насчет развлечений, которые последуют за этим. Злабориб не был воином. Не был он и девственником. Он знал, что короткое наслаждение не стоит риска быть раненым или убитым.
Помуин остановился и оглянулся. Злабориб подошел ближе, старательно отводя острие копья в сторону, потом обернулся сам, чтобы Догтарк не ткнул в него своим. Они постояли так рядом, прислушиваясь к стихающим позади шагам. По цепи пробежал легкий шелест – воины садились, повинуясь неслышной отсюда команде. Двигаться в темноте, когда со всех сторон деревья, а к запястью примотан кожаной лентой десятифутовый шест, было нелегко. Но Помуин сел, Злабориб сел, Догтарк сел, и шелест постепенно стих.
Им строго-настрого запретили говорить. Злабориб сомневался, что во рту у него осталось достаточно слюны, чтобы шевелить языком. Страх стальной хваткой сдавливал грудь, внутренности будто жили сами по себе. Что, если он осрамится прямо здесь, когда с обеих сторон от него сидят люди, и уж они-то не смогут не заметить этого? Даже в темноте они услышат его… и унюхают тоже. И сможет ли он заставить себя тыкать копьем в живого человека? Ему нечего делить с лемодианцами, он не держит на них никакой обиды. Таргианцы захватили Наршвейл, поэтому джоалийцы напали на Лемодвейл. Так какое до этого дело нагианцам? Он представил себе, как его копье пронзает какого-то молодого крестьянина, как хлещет кровь, а внутренности вываливаются наружу, предсмертный укоризненный взгляд… Варварство, жуткое варварство!
Он подумал о своих друзьях в Джоале: о поэтах, художниках и музыкантах.
Или этот крестьянин может сам проткнуть его. Почему-то это казалось не таким страшным, по крайней мере не таким позорным. Все быстро кончится, и не останется никаких воспоминаний.
Он принюхался. Дым? Вся округа была, как губка, пропитана водой, значит, дым означает очаг. Должно быть, деревня совсем близко. Чуть ниже по склону – так говорил им Прат’ан Сотник. Когда раздастся сигнал к атаке, им надо бежать вниз, и они попадут в деревню, минуя брод. Убить всех мужчин, даже если те попытаются сдаться. Женщин не трогать, пока офицеры не дадут разрешения, а потом ждать своей очереди. Полегче с детьми, если не хочешь прогневить богов.
Злабориб слышал тихий шепот с обеих сторон. Ему показалось, что он слышит что-то и снизу, но деревья настолько глушили все звуки, что он не мог утверждать наверняка. Возможно, это просто шум ручья.
Что бы сказала Имма, если бы увидела его сейчас, сидящего на мокрых листьях в темном лесу, почти раздетого, не знающего, убьет ли он, или убьют его? Она бы каталась от смеха по кровати, мотая из стороны в сторону своими большими грудями…
Он подскочил, когда чья-то ледяная рука коснулась его плеча. Он обернулся и уставился прямо в глаза Догтарка, ярко блестевшие в свете зеленой луны.
Рука Догтарка дрожала. Он сжал Злаборибу пальцы.
Злабориб пожал в ответ.
– Что случилось? – спросил он.
– Мне страфно!
Догтарк был одним из младших в отряде, но здоров как бык. У него не хватало почти всех передних зубов, что придавало ему идиотский вид и искажало речь. Он был известный забияка и бузотер. Злабориб побаивался его и обычно старался избегать, не желая оказаться вовлеченным в бессмысленную драку, в которой неминуемо потерпит поражение. Догтарк принадлежал как раз к тем юным ублюдкам, которым доставило бы удовольствие избить будущего короля. Он принадлежал именно к тому типу олухов, которым Злабориб завидовал за их безрассудную храбрость.
– Нам всем страшно! – прошептал он в ответ.
– Не тебе, гофподин!
– И мне тоже.
– Но ффе другие отпуфкают футочки, а ты сидифь молча, спокойно. Знафит, ты фмелый!
Надо же, как он ошибается!
– У меня от страха язык отнимается, – сказал Злабориб. – Как и у тебя. Даже хуже. Я еще никогда не бывал в бою. Думай лучше о девках там, внизу. Сколько девок ты сможешь завалить за одно утро?
Догтарк испустил странный задыхающийся звук, возможно, означавший смех.
– Трех?
– Ну, давай! Такой мужик, как ты, должен управиться с четырьмя, если не с пятью.
– Ты правда так думаефь? Я никогда ефе не был с девкой, гофподин.
Злабориб снова принюхался. Дым! Сколько еще до восхода?
– Это здорово. Правда, после первых двух придется постараться. То-то ты попотеешь.
– Мне кажется, ты профто чудо, гофподин! Король, бьюфийся в рядах пехоты! Мы ффе так гордимфя тобой!
– Я ощущаю себя полным идиотом, – признался Злабориб. – Я…
Только его собственная дурость привела его сюда. Почему он отказался от подобающей королю должности и настоял на том, чтобы остаться рядовым? Чем таким обязан он Д’варду, что так рвется заслужить одобрение этого юнца? Нет, последнее время он явно не в себе.
Шум! Люди вставали, отстегивая со спин щиты. Под ногами шуршали листья. Рассвет еще не наступил, но атака началась.
– Пошли! – Он с отчаянным усилием справился со взбунтовавшимся кишечником. – Оставь мне там пару девок.
Сотня ярдов вниз по склону – и они увидели огонь.
Женщин не было. Боя не было тоже. Половина домов уже рухнула, превратившись в груду головешек. Рыча от досады, нагианские солдаты столпились на единственной улице того, что раньше было деревней.
– Никаких девуфек! – стенал Догтарк. – И никаких фолдат! Они ффе фбежали! Труфы!
Злабориб опьянел от радости. Боя не будет! Не нужно протыкать людей, и его никто не будет протыкать! Ему хотелось петь и плясать.
– Придется тебе, сынок, завязать его узлом до следующего раза! – сказал он. – В другой раз попробуешь управиться с дюжиной! – Он громко рассмеялся. Жар от горящих домов приятно грел его вечно сырую шкуру. Но, черт, при всем этом тепле их сухие постели…
– У? – сказал Догтарк, удивленно глядя на торчащую из груди стрелу, и рухнул на землю.
Злабориб сообразил, что стоит на самом свету. Помуин упал вперед, на свой щит; из спины его тоже торчало древко. Воздух наполнился летящими стрелами. Люди падали.
Так все и началось.
Примерно через месяц Злабориб решил, что все дело в численности. Нагленд послал на войну молодых неженатых мужчин. Джоалийцы позволяли вступать в армию любому мужчине, но на деле мало кто, кроме молодых холостяков, шел на это. Они составляли примерно двадцатую часть населения. Когда опасность угрожала лемодийской деревне, сражались все, даже дети. Их луки были грубы – так, жалкие самоделки, – а копья представляли собой обожженные на конце палки. Это ничего не меняло, ибо расстояние до врага редко превышало несколько ярдов, а чаще футов. Партизаны прятались среди ветвей или за стволами и выжидали, пока вражеский солдат не окажется в пределах досягаемости. Если товарищи жертвы начинали преследование, в половине случаев их ждала засада.
Теперь войско продвигалось еле-еле. Оно выступало утром; к обеду приходилось останавливаться и начинать вырубать деревья. На строительство укреплений тратилось гораздо больше времени, чем на сами боевые стычки. Они убили миллион деревьев и вряд ли хоть одного лемодианца.
Что бы ни предпринимали офицеры, часовые погибали на своих постах, людям во сне перерезали глотки, из-за далеких деревьев в лагерь летели горящие стрелы. Моа и вьючных животных резали или угоняли. Эта бойня не прекращалась ни на день, а войско все двигалось по бесконечным лесам Лемодфлэта.
Каммамен настаивал, что все дело в самом Лемоде. Стоит пасть столице, говорил он, и сдастся вся страна. Лемод был и призом, и убежищем. Армия двигалась на Лемод.
Вот только дорог, пригодных для передвижения, тоже не было. Повсюду вились бесчисленные тропы и проселки, а каждая миля приносила новую засаду. В дождливые дни – а в ту осень дождливых дней было больше, чем солнечных – даже командиры теряли направление. Ручьи и реки петляли во все стороны. В некоторых вейлах реки служат дорогами; в Лемодленде они текли по оврагам или ущельям и превращались в препятствия.
