Трое для одного (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
- Дважды я стараюсь на одни и те же грабли не наступать, - произнёс он на конец и аккуратно поднёс вилку ко рту. Прожевал кусочек мяса, промокнул губы салфеткой и только затем продолжил: - Кроме того, у мистера Айленда есть недвижимость в столице, имеется неплохое образование и… Не надо так смотреть. В конце концов, не так часто меня ошарашивают известием, что я скоро стану дедом, - улыбнулся он вдруг, став лет на десять моложе. - Эта мысль оказалась на удивление приятной. И, да, соглашусь с Диланом, Донна сегодня превзошла себя. Жаркое великолепно.
Некоторое время Морган чувствовал себя виноватым из-за того, что задал неудобный вопрос. Но потом заметил, как посветлел взгляд Гвен - и успокоился.
“Наверняка она боялась, что повторится история Саманты, - подумал он. - Тогда отец тоже сначала не возразил, а потом полгода добивался, чтоб Джина уволили… Но сейчас, похоже, действительно дал добро”.
После этого атмосфера за ужином действительно стала напоминать праздничную. Дилан принёс со второго этажа старинный граммофон и поставил ещё дедовскую пластинку с рождественскими гимнами. Изобилие за столом сделало бы честь даже солидному ресторану, хотя Гвен иногда и начинала ворчать, что салаты слишком острые, а в пудинге чересчур много изюма. Затем, ближе к концу, Годфри ушёл на кухню, чтобы сварить глинтвейн, и вернулся с целым котелком ароматного пряного вина, исходящего паром. Морган выпил два стакана и начал медленно уплывать. Он даже не заметил, в какой момент музыка прекратилась, Дилан перестал болтать.
- Думаю, я могу вручить вам свой подарок заранее, - произнесла Этель, глядя почему-то в пол. - Но мне нужно фортепиано.
Опираясь на локоть брата, Морган с некоторым трудом добрался до кресла в маминой комнате. Этель уже звонила по телефону. Сквозь пьяную пелену доносились лишь отдельные слова:
- …Да, да, Сэм, дорогая, я понимаю. Просто не клади трубку некоторое время. Это очень важно. Я хочу, чтобы все мы собрались, хотя бы так.
Видимо, с Самантой она договорилась, потому что телефонная трубка перекочевала поближе к фортепиано. Затем Этель села, откинула крышку, положила руки на клавиши…
Через минуту Морган был трезв как стёклышко.
Он дышал через раз, захлёбываясь в накатывающей волнами музыке - то яростной, как “Аппассионата”, то нежной, как “Песня Сольвейг”, то наивной, как “Детский уголок”. Руки Этель то двигались с завораживающей скоростью, то почти замирали. Глаза её были закрыты с самого начала.
И в один мучительно-острый момент Морган понял: она знает.
Хотя Дилан ещё ничего не рассказал, она знает о его скором и окончательном отъезде. И ясно понимает, что Саманта уже никогда не придёт на семейный ужин - пока жив отец. И что Гвен наверняка последует за своим ещё не всемирно известным писателем в столицу, когда он закончит рукопись и поедет за вожделенным “Идолом”.
“Интересно, знает ли мама обо мне? - подумал вдруг Морган, и под рёбрами закололо. - Наверное… Может, даже больше, чем я сам”.
Он прикрыл глаза. Под ногами вращались иллюзорные дороги, всё быстрее и быстрее. Одна - широкий проспект, по которому сновали машины, вдоль которого шли люди, и кто-то говорил по телефону, а кто-то смеялся, кого-то бросали по смс, кому-то признавались в любви, стоя на коленях… Другая - чёрная воронка, где тьма пожирала тьму, но ничьё существование не было бессмысленным, а каждое движение направляла упрямая и безжалостная воля.
Третья тропинка была затянута серебряным туманом и уходила в никуда. Но по её обочинам росли тимьян и клевер, сплетаясь густо, как войлок, а издали доносился плеск воды и тонкий голос флейты.
- Я назвала её “Семейный ужин”, - голос Этель звучал ровно, но от этого почему-то мурашки бежали по спине. - Совершенно неподходящее название, Гвен, я согласна, дорогая моя. Может, твой возлюбленный подберёт что-то получше?
- И так хорошо, мам, - улыбнулся Морган. Часы в кармане рубашки тикали так быстро, словно пытались наверстать упущенное в парке время, и каждая секунда ощущалась чем-то неповторимым и драгоценным - как откровение с небес, как глоток воды ночью, после кошмара. - Правда, хорошо. Вон, Дилан даже расплакался.
- Молчи, вредное существо, - хмыкнул брат и запрокинул голову. - У тебя тоже глаза блестят.
- Это от глинтвейна.
Морган подумал, что, наверное, он должен сказать: “Останься с нами, идиот, ну пожалуйста”. Или убедить Гвен, что писателям лучше всего работать в провинции, а столицы их портят. Или уговорить Сэм, рыдающую в телефонную трубку, приехать наконец и помириться с отцом. И обязательно завести ребёнка, потому что Майеров в Форесте отчего-то становится ужасающе мало…
Но он ничего не сказал.
Этель попыталась сыграть мелодию снова, но руки у неё слишком сильно дрожали.
Глава ХI.
Сон был тягучим, как мёд. Звуки утра доносились словно издалека - или даже из другого мира.
- Да, да, конечно, заеду… Дилан, садись, я тебя ждать не буду.
На улице громко хлопнула дверца машины. Секунду спустя - другая, гораздо тише. После этого ворчание работающего мотора начало отдаляться, заскрипели ворота - и всё затихло.
Морган рискнул высунуться из-под одеяла и с трудом удержался от того, чтобы юркнуть обратно. Окно было открыто, и за ночь воздух выстыл так, что в вазе на столе замёрзла вода, и нарциссы поникли. Стуча зубами и кутаясь в одеяло, он захлопнул створку и выкрутил обогреватель на максимум, затем сцапал с полки телефон и машинально пролистал список до знакомого имени. Прижимая трубку к уху плечом, влез в домашний костюм, прослушал гудки до безразличного голоса с просьбой оставить сообщение после сигнала и нажал кнопку сброса.
Кэндл не отвечала. Не то чтобы он надеялся, но всё же…
Столовая уже опустела. Кофейная машина, впрочем, работала, а на блюде под стеклянной крышкой лежали жалкие остатки пирога Мэгги Оакленд. Одна из чашек была пустой только наполовину. Морган пригубил тёплый ещё кофе и языком раскатал его по нёбу, вслушиваясь в оттенки вкуса - кардамон, перец, мускатный орех и ни грана сахара.
“Дилан, - подумал он и машинально поискал взглядом яркий перуанский свитер. - Торопился, похоже. Интересно, сегодня?..”
Память откликнулась начальными аккордами “Семейного ужина”. Морган тряхнул головой - и запретил себе думать об этом, по крайней мере до тех пор, пока не выяснится, что Дилан обо всём рассказал Этель и Саманте.
Кэндл не ответила ни на второй звонок, ни на третий. В четвёртый раз набирая номер, Морган принялся разворачивать подарки. Одна из коробочек подозрительно тикала. Подсунутая под ленту карточка гласила: “С любовью, отец”. Внутри оказались часы, не слишком дорогие, но подходящие для выхода в свет. Правда, стоило взять их в руки, как стрелки сперва замерли, потом завертелись в обратную сторону - и наконец остановились, изогнувшись под невозможным углом. А из нагрудного кармана послышалось ревнивое металлическое царапанье, в котором слышалось: “Так тебе, так тебе, так тебе”.
Уилки, похоже, конкурентов не терпел.
В плоской коробке от Ривса обнаружился музыкальный альбом группы с многообещающим названием “Академия мёртвых невест”. На обложке была изображена бледная солистка с длинными, до пояса, волосами землистого цвета и с синяками под глазами. Сэм с Джином подарили навигатор. Вложенная записка гласила, что на карте отмечены все места, где нет камер слежения и патрулей, а значит можно превышать скорость и, как скромно указывалось в посткриптуме, “выбрасывать трупы прямо из окон”. Дилан подарил чёрную толстовку со зловещей мышью в бронежилете и два билета в кино - “для тебя и твоей красотки К.”. Гвен традиционно преподнесла галстук и платиновые запонки, уже третий год подряд.
К свёртку от Кэндл он долго примеривался - уж слишком подозрительно идеальной выглядела ярко-алая обёрточная бумага с мелким орнаментом из бегущих оленей и надписью “Осторожно! Не переворачивать!” с соответствующими отметками наверху. Но внутри оказался всего лишь огромный кактус в горшке, для сохранности запакованный в пластиковую прозрачную коробку. Колючки были такими мощными и острыми, точно растение сперва подкармливали человеческой кровью, а затем перестали, а оно решило добыть пропитание самостоятельно - и преуспело, судя по размеру. А на верхушке, словно закутанной в вату, красовались нежно-голубые цветочки размером с мелкую монетку.
