Кровь и туман (СИ) - "nastiel" (книга бесплатный формат .TXT) 📗
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
Ваня открывает рот. Его губы шевелятся, но я ничего не слышу. Я думаю о том, что оглохла, но мимо нас вдоль дома проезжает машина, и до меня отчётливо доносится урчание её работающего мотора.
– Ваня? – осторожно зову я.
Короткий рваный выдох, который я хорошо знаю.
Так звучит отчаяние.
– Лена умирает, – говорит Ваня.
Его голос дрожит сильнее, чем мои колени.
Критический рубеж. Глава 8
До рассвета ещё как минимум часа три. Мои пальцы совсем окоченели. Я растираю ладони, пока слежу за тем, что делает Эдзе. На крыше самого высокого здания в Дуброве – единственного двенадцатиэтажного элитного жилого дома, – нас только двое, и это напоминает мне Огненные земли, где я тоже была свидетелем приготовлений Эдзе к ритуалу.
Только в этот раз с того самого момента, как мы встретились, молчит не он, а я.
– Я обеспокоен, – говорит Эдзе.
От неожиданности услышать его голос я вздрагиваю.
– Чего? – переспрашиваю, нахмуриваясь.
Вести диалог в такую несусветную рань – это прям не моё. Особенно при нулевой температуре. И тем более с кем-то вроде Эдзе.
– Ты не задала ни одного вопроса за всё время, что мы здесь находимся. Хорошо себя чувствуешь?
Я качаю головой и лишь гляжу на Эдзе устало. Если это не объяснит лучше слов, куда ему сейчас следовало бы идти, то уже ничто не сможет.
– Понял, – Эдзе поднимает руку в примирительном жесте. Большим и указательным пальцем он при этом держит перо ворона. – Принцесса встала не с той ноги.
– Зато она с лёгкостью поднимет её, чтобы дать вам пинка, – произношу я еле слышно.
– Чего говоришь?
– Можем мы поскорее со всем этим закончить, спрашиваю?
– Будешь торопить меня, я ошибусь. Если я ошибусь, возникнут проблемы. Возникшие проблемы решать будешь сама.
Я лишь фыркаю.
– Вот и славно, – Эдзе подпаливает перо зажигалкой в форме распятия. Оно сгорает неестественно быстро, но ведьмак всё же успевает скинуть получившийся пепельный столб в ритуальную чашу раньше, чем его подхватывает ветер. – Мне нужно ещё буквально пятнадцать минут.
– У вас есть десять, – я подхожу ближе к чаше. Сейчас в ней густая жидкость тёмно-зелёного цвета. Добавленный пепел на её поверхности тает серыми бликами. – Когда Нина будет в порядке?
– Магию такого типа не провести за пару часов. – Я чувствую на себе взгляд Эдзе, но сама глаз не поднимаю. – Потребуется день как минимум, а ещё мне придётся забрать вашу подругу из штаба, потому что я не могу торчать у вас под присмотром всё это время.
Жидкость начинает бурлить. Я чуть наклоняюсь к чаше, чтобы уловить запах, но не чувствую ничего, кроме жара.
– Вы что-то скрывать от нас собрались? – спрашиваю, уже выпрямляясь.
Эдзе отталкивает меня в сторону. Достаёт из своей сумки несколько чёрных баночек одинакового цвета, откупоривает их по очереди. Из каждой несколько щепоток содержимого оказывается в чаше.
– Если бы, – Эдзе тяжело вздыхает. – От вас и не скроешь, и не скроешься. Липнете, как банный лист к одному месту. Просто из-за ваших дурацких правил я не могу находиться в штабе дольше четверти часа. А мне, я повторюсь, потребуется пара суток.
– Ладно, – протягиваю я недовольно. – Но при одном условии.
– Никаких условий, милочка. Это в ваших интересах.
– Пусть Шиго присутствует при всём процессе, – всё-таки прошу я. – Вы ей обещали.
Эдзе отрывается от своих дел, чтобы подарить мне полный удивления взгляд.
– А почему, позволь поинтересоваться, ты доверяешь моей дочери больше, чем мне?
– Они с Ниной нашли общий язык в том прошлом, в этом же они и вовсе были влюблены. Нина ей небезразлична, и она не позволит вам причинить ей вред.
– Обидно, конечно, такое слышать, – Эдзе наигранно дует губы. – Я ведь ни разу вас не подводил!
Несмотря на всю абсурдность, Эдзе прав. Последствия, которые вела за собой его помощь, и цена, которую за неё приходилось платить – это одно, но, так или иначе, он всегда помогал нам.
– Простите, – бурчу я себе под нос, надеясь, что до Эдзе это не дойдёт, а совесть моя очистится.
Однако губы мужчины кривятся в улыбке.
– Только разве что по доброте душевной. И, будь любезна, встань вот здесь, – он показывает мне на место, где до края крыши и шага нет. – Чтобы ветер не мешал.
Я выполняю его просьбу.
Приготовления к ритуалу продолжаются. Так, спустя некоторое время, густая жидкость из чаши, напоминающая мне смолу, перекочёвывает на крышу в виде контуров незнакомого символа: круга в квадрате, разделённого двумя параллельными линиями на три части. Первую Эдзе заполняет чем-то сыпучим, имеющим кристаллическую форму и приятный глазу зелёный цвет. Центральную – как мне кажется, битым стеклом. Чтобы заняться последней, Эдзе достаёт из гримуара тот самый тонкий нож.
– Руку, – требует он у меня.
Собираясь с мыслями и собирая в кучу оставшуюся храбрость, я прокручиваю в голове все порезы, которые когда-либо получала. Всё равно это не помогает – когда Эдзе быстро проводит ровную линию вдоль моей ладони от запястья и до кончика среднего пальца, я вскрикиваю.
– Вы собрались меня зарезать, что ли? – спрашиваю я.
– При всём желании… – начинает Эдзе, но то, что он говорит дальше, я уже не слышу.
Ноги предают меня, и я падаю в сторону, наваливаясь на Эдзе. Тёмно-бордовая, практически чёрная кровь, несмотря на неорганизованную естественную потерю, падая на крышу, пачкает только последнюю треть круга. Его граница, очерченная смоляной жидкостью, вспыхивает многочисленными искрами, на глазах твердеет, превращаясь в камень, и тут же даёт трещину, сквозь которую просачивается красно-оранжевый свет, даже через затуманившую зрение пелену виднеющийся мне языками пламени.
– Я предупреждал, девочка, – басит Эдзе, помогая мне выровняться. – Десять из десяти.
Других слов ободрения мне от него ждать не стоит.
– Десять из десяти, – повторяю я сквозь сжатые зубы.
Порезанную руку от пальцев и до локтя совсем не чувствую. Сейчас я не смогу вспомнить, как много нужно потерять крови, чтобы двинуть ноги, но по ощущениям, когда тело держится в вертикальном состоянии только лишь за счёт чужой грубой хватки, я понимаю, что максимально приблизилась к этой границе.
Даня говорил, мы по-настоящему можем видеть предел лишь тогда, когда оборачиваемся назад на то, что сделали, и понимаем, что момент, когда стоило остановиться, остался в прошлом. Полагаю, Дане никогда не подворачивался шанс умирать, истекая кровью. Потому что вот он – предел. Я не просто вижу его, а чувствую в том, как рана внезапно перестаёт болеть, а онемение поднимается выше к плечу.
“Ладно, Романова. Соберись”.
Нина того стоит. Я это заслужила.
Я делаю глубокий вдох, затем долго выдыхаю.
Десять из десяти. Я готова.
Эдзе словно чувствует это. Возможно в том, что я начинаю увереннее стоять на ногах, а может он просто не первый раз проводит такие ритуалы и знает, когда стоит продолжать. Он просит меня встать на выступающие за края квадрата линии.
– Только носками, – предупреждает он, словно это очень важно.
Я слушаюсь.
Мне кажется, что под ногами зыбучие пески. Я знаю, что это невозможно, но стопроцентной уверенности нет, и приходится притворяться.
Притворяться, что я в порядке, когда земля буквально уходит из-под ног.
Насколько сумасшедшей я покажусь любому психиатру, по шкале от одного до десяти?
Десять из десяти, – эхом раздаётся в голове.
Эдзе берёт мою порезанную ладонь и прижимает к одной из страниц гримуара. Я чувствую жжение, перерастающее в нечто нестерпимое. Из горла вырывается крик. Я дёргаю рукой, пытаясь вернуть её, но Эдзе держит не по-человечески крепко.
Язык, на котором он читает заклинание, напоминает смесь английского, итальянского и китайского. Я пытаюсь вслушиваться в слова, чтобы отвлечься от боли, но это становится невозможным, когда она переходит на новый уровень.
