Кладезь бездны - Медведевич Ксения Павловна (книги без регистрации TXT) 📗
Вестовой, задыхаясь от скачки и радости, прокричал, что джунгары отбили от карматского левого крыла знатную добычу – Красных. Весь корпус – вернее, все, что от него осталось после лобовой атаки Тарика. Еще гонец сказал, что Движущаяся гвардия вышла парсам в тыл и отрезала от остального войска. Левый край карматских порядков истекал кровью – его одновременно теснили куфанцы и конники хана Элбега. Красные пытались спастись бегством – а джунгары старательно гнали их к северу, прочь с поля боя. На верную смерть – в каменистых пустошах Джидура нет ни воды, ни корма коням. Только смерть и стрелы преследователей.
Не выдержав, Абдаллах все же привстал в стременах: ну хоть что-то разглядеть, ну хоть что-то. Даже белого шатра карматского военачальника не видать…
Начальствующий над гвардией евнух шагнул к стремени, придерживая затоптавшуюся под халифом кобылу – мало ли что. Грохот и крик поднимались над равниной, как пар над сковородой, лошадь мотала головой и утробно ржала, вытягивая шею.
– Что скажешь, Зирар? – раздраженный собственным бессилием, резко бросил аль-Мамун.
Начальник гвардейцев, зазвенев чушуйками панциря, пожал плечами:
– Я бы на месте карматского военачальника сделал одно – попытался собрать всю конницу в железный кулак.
– И ударить нерегилю в лоб, – тихо отозвался халиф, опускаясь обратно в седло.
Зиндж поднял широкое черное лицо и мрачно уронил:
– Да не попустит этого Всевышний, о мой господин…
Корпус Красных – это пять тысяч. Всего лишь пять тысяч. Где-то на юге, под покровом пыли собирались в железную клешню остальные конные карматы. Числом двадцать пять тысяч – в два с лишним раза больше, чем у Тарика. Где-то там, в сером облаке, строилась для атаки Асавира. Закованные в железо Бессмертные готовились нанести ответный удар.
Утро, правый фланг
Амурсана наметом шел вдоль строя – и высоко поднимал в руке кнутовище:
– Стоим! Стоим, ждем! Стоять, я сказал! Приказ Повелителя!..
Плеть он уже пару раз пустил в дело – осаживая разогнавшихся было молодых да горячих. После сшибки с джунгарами Бессмертные вдруг развернулись – и поскакали прочь. В бегство как бы ударились, ага. Амурсана еще успел подивиться: ну до чего ж простая хитрость, а как действует – еле остановили бросившихся в погоню дурачков. Притворное бегство, разворот и атака на расстроившего ряды врага – это исконно джунгарский маневр! И как эти парсы ему научились, интересно…
В желтом мареве впереди, там, где уходящей лавиной мчались Бессмертные, ярко взблескивали острия копий, высверкивали золоченые нагрудники на кирасах – нагрудники?!
– Разворачиваются! – заорал, тыча саблей в пыль, один из нукеров.
Увидев то, во что тыкала сабля, Амурсана сглотнул и широко раскрыл глаза. И тут же почти лег коню на шею: тот попытался вздыбиться под рукой, слишком сильно натянувшей поводья.
Бессмертные разворачивались – по громадной дуге, страшным, небывалым, невиданным порядком. Все как один. Слитной железной рекой, которая готовилась потечь вспять – на две конных тысячи Амурсаны.
– Ты видел карр-бад-аль-фарр, разворот Бессмертных, и не напрудил в штаны, парень! – почти в ухо заорал подскакавший ближе материн брат и расхохотался.
Амурсана заржал было в ответ – и тут же виски свело болью. Между ушами прошелестел страшный голос Повелителя:
Атакуем. Они заходят на вас по дуге – и в сторону от своей пехоты. Тебе – в просвет между ними и пехотинцами. Отрежешь от пехоты и ударишь во фланг. Гоните их к вади.
Счастливо задрав голову к небу Тенгри, Амурсана завыл по-волчьи. Захлебываясь радостью охоты, его стая подхватила клич.
– Мы загребем их в полы халатов как конский навоз! – орал за спиной дядя.
Вскинутый на дыбы жеребец злобно заржал – и принял с места в карьер.
Вади аль-Невед, сильно за полдень
Вот странно, вдруг подумал Хунайн: он ведь оглох, оглох напрочь, еще когда солнце стояло в зените.
А странно, что не ослеп, – передышку они взяли на побоище. Ну аккурат где мелел, в овражек сходил Вади Аллан. Там, где легли Бессмертные и джунгары Амурсаны – от ихнего-то боя Хунайн ибн Валид и оглох.
«В ножи, братья!» – орали все: и его куфанцы, и карматы. А в воздухе тоненько плыл лошадиный визг и не смолкал долго-долго. А карматы стояли, как железные, как стена стояли – все время, пока бились джунгары с Асавирой. И ломило там железо на железо: звон и грохот, звон и грохот забили уши.
А потом как в воздухе что-то переменилось. Хунайн сидел среди странного затишья, и, как в глазе бури, как в ножке смерча дышалось ему, пока затягивал он над локтем тряпку повязки. И тут Хунайн ибн Валид кожей почувствовал новый воздух. Все побежали, побежали вперед – ну и он побежал. Орали, конечно, себя не помня, – ну это было как всегда. Но карматы дрогнули – и отступили. Прочь, прочь, куда-то в долину побежали, бросая знамена, враги. Ну и выдохлись Хунайновы куфанцы-ребята, выдохлись. Вот и взяли себе роздых.
И огляделись.
Тени исчезают в полдень: это каид знал с детства. Вот и не было тени на том поле. Только солнце, блеск железа и сеющаяся пыль. Ноги, руки, копья торчком. И солнце в зените. В слепящем сиянии молча плескался над холмом джунгарский туг. Черный на ярком, развевались длинные лошадиные хвосты на шесте. А вокруг было пусто. Не было живых вокруг.
Ну а потом уж появились живые джунгары, загикали, засвиристели, как по-волчьи заплакали. Всё кричали, что надо вперед, в долину идти.
Ну они и пошли.
Долго шли – и вдруг, вот странно так, Хунайн опять начал слышать. Хоть и оглох, конечно, под солнцем в зените.
Да и не было перед ними долины – пыль от земли до небес. На крики, звон и грохот они и побежали.
Кто там кто кому был – не разобрать в пыли, только своих куфанцев узнавал Хунайн, по красным обвязкам на шлемах. Бедуинов тоже узнавал – а как же. Ублюдки пустыни спешивались, кони то метались, то шагом ходили, оступаясь на трупах – как призраки.
А потом Хунайн увидел, как бедуин дерется с бедуинами: он в рубахе, и они в рубахах, голоштанные ублюдки, на сирвал у них денег нет, прилично одеться не могут, кто бы сомневался. И каждый в той схватке призывал имя Всевышнего. Но Хунайн сотворил про себя молитву и решил, что один против многих – это имя мужества. А многие против одного – имя предательства. Ну и ломанулся на помощь храбрецу.
Щит каида давно раскололся, и прикрывался он намотанной до локтя толстой джуббой. Тыча мечом, Хунайн поразил врага в грудь, и тот вдруг – исчез.
– Стой, во имя Милостивого! – заорал кто-то под локоть и рванул за рукав.
И Хунайд ибн Валид проморгался и увидел, что перед ним, у самых его ног – нет больше земли. И насколько вперед хватало зрения – не было земли. Клубился дым, плотно висела пыль – а земли не было.
– Что это, во имя Всевышнего? – в ужасе глядя в бездонный, как небо, провал, пробормотал Хунайн.
– Вади аль-Руккад, – устало ответил давешний храбрец.
И чихнул.
– Гарь какая…
– А что горит? – спросил Хунайн и расчихался тоже.
– Лагерь. Карматский лагерь за вади. Да буду я выкупом за тебя, о дитя ашшаритов, я обязан тебе жизнью…
– А как твое имя? – безразлично спросил Хунайн.
– Сумама ибн Хайян из племени кайс, что двести лет назад переселилось в Ракку, – важно ответил бесштанный соратник. – А твое?..
– Купи себе сирвал, о Сумама, – пробормотал куфанец. – Я чуть не убил тебя по ошибке, приняв за бедуина из руала…
– Сейчас бы пожрать… – невпопад ответил спасенный.
Пожав плечами в пыльное ничто, они развернулись спинами к пропасти. И, поддерживая друг друга, медленно поплелись куда-то туда, где, возможно, находился их лагерь.
Айн Дакар, вечер
