Миры Роджера Желязны. Том 21 - Желязны Роджер Джозеф (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗

Он закусил губу.

— Хорошо. Но я хочу получить ее обратно, когда она больше не будет тебе нужна.

— Ну конечно.

— А это поможет разыскать его?

— Возможно.

Рэндом передал мне карту.

— Ты теперь вернешься во дворец? — спросил он. — Да.

— Тогда, может, зайдешь к Вайол и расскажешь ей о том, что случилось и куда я отправился теперь? Она всегда так беспокоится…

— Конечно, зайду и расскажу.

— Я постараюсь получше заботиться о Старе.

— Знаю. Удачи тебе.

— Спасибо.

Я ехал верхом на Драконе, Ганелон шел пешком. Сам настоял. По этой дороге тогда, в день битвы, я преследовал Дару. Последние события, видимо, и заставили меня думать о ней снова. Я перетряхнул былые чувства по отношению к Даре и осознал, что, несмотря на все безжалостные игры, в которые она играла со мной, несмотря на все те убийства, которые тайно были содеяны ею самой или при ее участии, несмотря на ее нахальные планы по поводу Амбера, меня все еще влечет к ней нечто большее, чем простое любопытство. И я не слишком удивился, обнаружив это в себе. Все обстояло примерно так же, как когда я в последний раз проводил подобную ревизию своих эмоциональных кладовых. Мне только хотелось знать, сколь большая доля правды могла заключаться в открывшемся мне этой ночью в Небесном Городе видении, если исходить из того, что происхождение Дары от Бенедикта было дано мне как непреложный факт. Да и в реальной действительности их физическое сходство практически не оставляло сомнений. Ну а в Небесном Городе-призраке тень Бенедикта подтвердила достаточно многое, особенно когда подняла свою новую, механическую руку в защиту Дары…

— Ты над чем смеешься? — спросил Ганелон, шедший слева от меня, держась за стремя.

— Вспомнилась та рука, — сказал я, — которую я притащил из Тир-на Ног'тха: я тогда все беспокоился, нет ли в этом какого-то скрытого важного умысла, непредвиденного проявления воли Судьбы — не могла же та странная вещь просто так взять и явиться в наш мир из загадочного города тайн и мечтаний. Однако она даже и на один день при мне не задержалась. И ничего не осталось там, где Путь уничтожил Яго. Стало быть, все было напрасно, видения целого вечера обернулись ничем.

Ганелон прокашлялся.

— Похоже, на самом-то деле ты не совсем так считаешь, — промолвил он.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Эта механическая рука, или как ее там назвать, была ведь вовсе не в седельном вьюке у несчастного Яго. Рэндом положил ее в твой вьюк. Вместе с продовольственными припасами. А когда мы поели, он сложил всю кухонную утварь в свой вьюк, как и раньше, а для руки там места не было, так что…

— Ах вот как! — сказал я. — Тогда, значит… Ганелон кивнул.

— …она сейчас у него с собой, — закончил он за меня.

— И рука, и сам Бенедикт… Черт побери! Что-то все это мне не слишком нравится. Эта рука и без того пыталась убить меня. Никто прежде не подвергался такой опасности в Небесном Городе!

— Но с самим Бенедиктом-то все в порядке. Он на нашей стороне, даже если в данный момент у вас и возникли некоторые разногласия, верно?

Я не ответил.

Ганелон взял Дракона под уздцы и заставил остановиться. Потом внимательно посмотрел на меня:

— Корвин, что там все-таки случилось, наверху? Что ты там узнал?

Я колебался. А действительно, что такого особенного узнал я в том призрачном городе на небесах? Никто и никогда не мог быть уверен в том, что стоит за являющимися там видениями и предсказаниями. Вполне возможно, как мы порой и подозревали, что там просто воплощаются чьи-то невысказанные страхи и желания, смешанные порой с неосознанными догадками. Делать выводы и пытаться разумно обосновать пусть даже странные стечения реальных обстоятельств — это одно. Но подозрения, порожденные чем-то неведомым, видимо, следовало бы все же отмести в сторону, не придавая им особого значения. И все же как тут ни крути, а механическая рука была достаточно материальной…

— Я уже говорил тебе, — сказал я, — что отбил эту руку у призрака Бенедикта. По всей видимости, мы с ним боролись.

— И теперь тебе эта схватка представляется предвестницей реального поединка с Бенедиктом?

— Возможно.

— Однако там тебе было указано и на причину вашей ссоры, не так ли?

— Ну хорошо, — произнес я, слегка вздохнув. — Ты прав. Мне было дано понять, что Дара действительно является родственницей Бенедикта. Что, по-моему, вполне соответствует действительности. Также вполне возможно, что сам он об этом даже не подозревает. А потому давай умолчим об их родстве, пока не проверим этот факт. Договорились?

— Разумеется. Но как такое возможно?

— В точности так, как она и сказала.

— И она действительно его правнучка? Я кивнул.

— От кого?

— От одной ведьмы, которую мы знаем только по слухам — некоей Линтры, той самой дамы, которая стоила ему руки.

— Но ведь битва, в которой Бенедикт потерял руку, произошла совсем недавно.

— Время течет с разной скоростью в разных княжествах Царства Теней, Ганелон. А в самых дальних его пределах… Это вовсе не является невозможным.

Он потряс головой и чуть ослабил узду.

— Корвин, я уверен: Бенедикту непременно следует об этом знать, — проговорил Ганелон твердо. — Если это правда, ты должен дать ему возможность как-то подготовиться, чтобы подобные новости не обрушивались на него как снег на голову. Вы, в вашем королевстве, какие-то все бесплодные, что ли? Во всяком случае, отцовство, похоже, является для вас куда более тяжким ударом, чем для любого нормального мужчины. Вон, посмотри на Рэндома. В течение многих лет он как бы и не имел сына, зато теперь!.. У меня такое ощущение, что он готов ради него жизнь отдать.

— И у меня тоже, — кивнул я. — А теперь забудь первую часть моего рассказа, однако не забывай о второй, чтобы сделать с ее помощью еще один шажок в истории с Бенедиктом.

— Ты думаешь, он принял бы сторону Дары в битве против Амбера?

— Я бы лучше вообще не предоставлял ему подобного выбора и не давал даже предположить, что подобный выбор существует. Если он действительно существует, конечно.

— По-моему, ты оказываешь Бенедикту плохую услугу. Он вовсе не похож на чересчур впечатлительного юнца. Пусти-ка в ход ваши карты да расскажи ему честно о своих подозрениях. По крайней мере, заставишь его подумать как следует, а не оставишь совершенно неподготовленным в случае неожиданного нападения с ее стороны или чего-нибудь в этом духе.

— Он ни за что не поверит мне! Ты же видел, каким он становится, стоит мне упомянуть о Даре.

— Это и само по себе подозрительно. Возможно, у него есть некоторые сомнения на сей счет, и он так яростно отрицает подобную возможность именно потому, что иначе ему просто придется с ней смириться.

— Нет, в данный момент мой рассказ просто превратил бы ту трещину, что лежит меж нами и которую я пытаюсь все время загладить, в настоящую пропасть.

— А ты не боишься, что именно твое умалчивание может превратить эту трещину в непреодолимую пропасть, когда Бенедикт сам обнаружит правду?

— Нет. Я в этом уверен. И я знаю своего брата лучше, чем ты.

Ганелон выпустил поводья.

— Прекрасно, — сказал он. — Надеюсь, ты прав.

Я не ответил, лишь тронул коня за повод. Меж нами существовал негласный уговор: Ганелон мог спрашивать меня обо всем, что ему хотелось знать, а я обязательно прислушаюсь к любому совету, который он сочтет нужным мне предложить. Так сложилось отчасти потому, что он занимал в моей жизни особое положение: мы с ним не были родственниками. Он даже родом не был из Янтарного Королевства; проблемы Амбера касались его только потому, что он сам сделал такой выбор. Когда-то мы с ним были друзьями, потом врагами и наконец, не так давно, снова стали друзьями и союзниками в битве за избранную им страну. После той битвы Ганелон сам попросил меня взять его с собой, чтобы помочь мне разобраться как с моими собственными проблемами, так и с проблемами Амбера. Как мне представлялось, теперь никто из нас друг другу ровным счетом ничего не был должен — если только при подобных отношениях кому-то может прийти в голову делать зарубки на память, — и, таким образом, нас связывала одна лишь дружба, вещь куда более сильная, чем старые долги и вопросы чести. Вот эта-то дружба и давала ему право теребить меня, выпытывая ответы на такие вопросы, когда я даже Рэндома вполне мог бы послать ко всем чертям, если уж решил никому ничего не говорить. Я понимал, что не должен сердиться на Ганелона, ибо намерения у него самые добрые. Скорее всего во мне просто бунтовал старый вояка, командовавший армией еще в те времена, когда Ганелон был у меня в подчинении: я и до сих пор не люблю, когда мои решения и приказы подвергают сомнениям. Вот и теперь, возможно, я уже принял решение, однако был скорее даже раздосадован тем, что Ганелон только что сделал несколько дерзких, но вполне разумных догадок и несколько на редкость здравых предложений, на этих догадках основанных, — тогда как обо всем этом мне давно следовало бы догадаться самому. Никому не нравится признавать собственную глупость и справедливость высказываний ближнего…