Семь минут до весны (СИ) - Демина Карина (читать полную версию книги txt) 📗

— Как благородный человек…

— Шериф, я не человек, а уж про благородство и вовсе молчу, никогда не страдал особым… подведем итог. У вас два варианта, доктор. Первый — вы выдвигаете официальное обвинение, которое передаете или полиции, или напрямую моему отцу. Он как глава рода обязан будет провести дознание…

— И вас оправдают! — найо Арманди злилась.

Краснела.

И запах ее менялся, из-под цветочного покрывала пробивалась кисловатая вонь ее тела, немолодого, больного…

— Естественно, с учетом того, что мою невиновность доказать легко. Но процесс получится громким… а вы ведь не желаете огласки?

…но избежать ее вряд ли получится.

Шериф промолчит. И доктор. Его супруга. Мирра… не арбалетчики.

Дайна опять же… или вот кухарка… откуда узнает? А откуда у прислуги вообще это удивительное свойство — узнавать о том, что ее не касается? Слухов не избежать, это все понимают. Но одно дело — слухи, а другое — открытый процесс…

— Второй вариант — вы собираетесь и покидаете мой дом.

— Вы так жестоки, — тихо произнесла Мирра. — А ведь вы собирались сделать мне предложение…

— Когда? — Райдо удивился. Такого он точно не помнил. Он вообще многого не помнил, но надеялся, что выпавшее из памяти время провел в крепком и спокойном сне, а не в попытках обустроить собственную личную жизнь.

— Вы спрашивали меня о наших обычаях…

— А… неудобно получилось… Нату очень понравилась ваша сестра. И я подумал, что мы могли бы заключить договор…

— Что? — щеки Мирры полыхнули.

С чего вдруг?

Оскорбленной себя ощущает? Нату понравилась девчонка, но так они и возраста одного…

— Договор, — повторил Райдо отчетливо. — Об опеке… Нат бы хорошо о ней заботился. Он весьма серьезный для своего возраста и с перспективами неплохими.

Мирра стиснула кулаки.

— Но к этому вопросу мы вернемся позже, — Райдо потянулся, чувствуя, как ноют старые шрамы, но живое железо заглушало боль. — Сейчас ведь о другом говорим…

— Шериф, вы ведь не допустите, чтобы имя моей дочери… — доктор спрятал очочки в карман.

А не столь уж он близорук, каким хотел казаться.

— У вас есть люди… и если он сам не хочет, то заставьте. Вы же заставили Пита Маккинли жениться на Айвис…

Интересные здесь обычаи.

И шериф крякнул, кажется, не слишком обрадовался, что ему напомнили о той истории.

— Пит сам виноват был, — сказал он, дергая за второй ус, видать, для симметрии. — Он девку обрюхатил, в чем и признался. А потому все по-справедливости было. Тут уж, извините, история темная… в ней разбираться надобно.

— Вы… вы собираетесь его отпустить?

— Собирается, — Райдо ответил за шерифа. — Арбалеты — это, конечно, хорошо… но в моем доме я попросил бы мне не угрожать. Чревато.

Он потянулся, позволяя телу измениться.

Больно.

Он уже отвык от этой боли, и от другой, что поселилась в груди красным шаром… и от тяжести чешуи, от мира, подрастерявшего краски… от запахов резких.

И людей, которые отшатнулись.

Райдо медленно поднялся, привыкая к изменившемуся миру, повел головой.

Зарычал.

И голос его, отраженный стенами, заставил незваных гостей отшатнуться. Звякнул болт по чешуе.

— Не стрелять! — шериф успел ударить по руке второго арбалетчика, который, кажется, понял, до чего смешно его оружие.

И они все смешны со своими коварными планами, притязаниями и верой, будто оружие что-то да сделает. Нет, убивать Райдо не собирался.

Но люди этого не знали.

— Мы… уходим, — шериф поднял руки. — И приношу свои извинения за… вмешательство в вашу жизнь…

Ийлэ услышала голос.

И замерла.

Выйти?

— Ийлэ, ты здесь? — шепот. И скрип половицы под ногами. Человеку кажется, что ступает он очень осторожно, почти бесшумно, но Ийлэ слышит его. — Я знаю, что ты здесь… где-то рядом… я чувствую тебя…

Ложь.

Люди не способны чувствовать. Ийлэ знает. Она играла в прятки с ними, и там, в лесу, когда ее искали. Она пряталась в яме, в опавших листьях, в которых было тепло, и дрожала от страха.

А они шли по следу.

Не как псы… нет, люди не способны читать запахи, и в лесу они слепы, беспомощны даже, но люди держат собак на сцепках, серых гончаков с розовыми носами, с красными глазами, которые почти скрыты в складках кожи. И кожа эта собирается на загривках.

Псы рвутся.

Лают.

Хриплые ломкие голоса. И человеческие перекрывают их:

— Ищи… ищи… — люди говорят псам, подгоняя. Те и сами рады были бы сорваться, они видят след, не понимая, что след ложный. И несутся, налегают на постромки, раздирая тупыми когтями рыхлую землю. Псы почти ложатся на листву, тянут за собой хозяев.

Ийлэ видит только ноги.

Сапоги высокие, охотничьи, которые до колена. И штаны из грубой ткани, прошитой желтой нитью. Видит пояс. Куртку. Чует запах свежего хлеба, и голод почти позволяет ей решиться.

Это ведь не просто люди… это те, кого она знает… и они знают ее… но почему тогда с собаками?

И арбалетами?

Она так и осталась в той яме, надежно укрытая листьями и пологом леса, который отозвался на просьбу. Лес милосерднее людей. Он баюкал, шептал ей голосами старых елей, что теперь-то все изменилось. Она жива. И свободна. И… и Ийлэ еще не знала, что свобода эта — пустое слово.

Ей некуда было идти.

…до того вечера, когда она решилась вернуться сюда.

— Ийлэ, пожалуйста… я не причиню тебе вреда, — человек остановился. — Ты же знаешь, что я люблю тебя… я тебя всегда любил и теперь хочу лишь помочь…

Изменился.

Или нет?

Стоит спиной, смотрит на приоткрытую дверь, не чувствуя на себе взгляда. Или просто притворяется? Люди хорошо умеют притворяться.

— Я… я знаю, что должен был прийти раньше, когда…

Светлые волосы собраны в хвост, перевязаны черной лентой. Широкая спина. И старая куртка ему маловата.

Широкие запястья.

А ладони узкие, с пальцами длинными, изящными.

Ийлэ помнит, до чего ее и прежде удивляло этакое несоответствие. Запястья широкие, а ладони…

— Ийлэ… пожалуйста…

Она отступила в тень.

И дальше.

На чердак. На чердаке безопасно, пожалуй, безопаснее, чем где-либо в доме, который вдруг наполнился людьми. Собак, правда, не взяли, наверное, потому, что здесь собственные имелись…

Странно все.

Райдо и Мирра.

Затянувшийся разговор. Дайна необычайно довольная, улыбающаяся. Она убирала со стола, напевая песенку… голос у нее оказался неожиданно приятным.

Ийлэ она не замечала, нарочно ли или же и вправду позабыла о ее присутствии, занявшись делами насущными. Ожили часы, старые, которые постоянно спешили, и отец перебирал их не раз, а они все одно спешили, упрямые. И Дайна на звук этот обернулась, по губам ее скользнула улыбка, которая заставила Ийлэ насторожиться.

Именно.

Улыбка.

И еще прикосновение к щеке, такой знакомый жест… предупреждающий.

Ийлэ предупреждению вняла.

Корзину с отродьем она перетащила на чердак. Забравшись на подоконник, Ийлэ прижала ладони к стеклу. Тепло ее тела медленно плавило лед, пальцы же леденели.

Холод обжигал, Ийлэ отвыкла от него и от боли тоже, но терпела, стиснув зубы.

В проталине был виден кусок двора. И обындевевший вяз, который держался на ветру, слабо покачивая стеклянными ветвями. Ветви эти наверняка хрустели, но Ийлэ не слышала хруста.

Вой ветра в трубе. И стон половиц. Сонный голос дома, взбудораженного незваными гостями. Санный возок, из которого появляется доктор и супруга его, в объемной шубе походившая на медведицу. Последним вышел человек в драповом черном пальто, показавшийся Ийлэ смутно знакомым.

Она встречала его прежде, но вот где и когда?

Впрочем, о человеке этом Ийлэ забыла, стоило ему исчезнуть из поля зрения. Ее проталина была не так и велика…

…верховые.

…трое. Или четверо? А может, и больше. С арбалетами. Шерифа можно узнать по высокой меховой шапке с хвостом, такой больше ни у кого нет. Шапкой этой шериф гордился.