Воин Арете - Вулф Джин Родман (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗

– По-моему, не стоит и говорить, как это опасно для него, – сказал Кимон, обращаясь к нам. – Вы не дети.

Я поискал глазами Ио (она-то как раз самый настоящий ребенок, хотя сама, конечно, считает себя взрослой), но Ио и Элата гуляли где-то далеко в саду, вероятно предоставляя мужчинам возможность поговорить наедине.

Полос же остался помогать конюхам.

– Да, это так, – одобрительно кивнул Фемистокл. – Мы с тобой еще поговорим об этом наедине, Зихрун, и о том, с кем тебе непременно нужно будет встретиться и что сказать им – короче, обо всем, что нам необходимо.

Я собираюсь громогласно подчеркнуть важность этой невосполнимой для нас утраты – твоей гибели во Фракии. Однако сперва нам следует многое объяснить тебе, а кое в чем тебя и заверить. Что тебе известно о том, как мы правим нашей страной?

– Что вы как бы сами собой правите, – сказал мидиец, – а ты всего лишь военачальник, верховный стратег, называемый полемархом [55]. А более ничего, пожалуй.

– А ты что скажешь, Эгесистрат?

– Ну я-то вообще чужеземец, да и отстал здорово от теперешних событий.

Но вас я с удовольствием послушаю.

– В таком случае я постараюсь максимально быстро и просто кое-что прояснить. Если я в чем-то ошибусь, пусть меня поправят мои друзья, а они меня поправят, можете быть уверены. Прошу сразу заметить – моя политическая группировка здесь в меньшинстве.

Ксантипп покачал головой, откашлялся и сказал:

– Вряд ли. Гиперид, например, – твой человек и прекрасный оратор к тому же. Мне и самому несколько раз приходилось в этом убеждаться.

Фемистокл лукаво усмехнулся, чем очень понравился мне.

– Ну вот, видите, меня уже поправляют! А среди вас, мидийцев, как я слышал, есть довольно много уважаемых людей, которым доверяют все. У нас же совсем иначе – у нас никто никогда никому не доверяет. Вместо этого мы добиваемся, чтобы мнение каждой стороны было представлено в споре, а также чтобы любой мошенник оказался сразу как бы под перекрестным огнем, тогда ему пришлось бы дважды подумать, совершать ли следующее преступление.

Эгесистрату все это известно, конечно. Все мы эллины одинаковы.

Спартанцы, например, – о них мы непременно поговорим чуть позже – скажут тебе, что и двух своих царей избирают для того, чтобы один не давал другому лгать. Мы же вместо этого имеем две политические группировки – военную (или "щитоносцев" – гоплитов) и морскую. Ксантипп и Кимон возглавляют первую. А когда мы говорим, что поддерживаем тебя, то значит, что тебя поддерживают обе группировки.

Мидиец кивнул.

– У нас есть определенные разногласия, – продолжал Фемистокл, – причем довольно серьезные. Вот ты сказал, что мы сами собой правим. На самом деле это справедливо, только когда у власти моя политическая группировка.

Кимон бросил на него взгляд, одновременно сердитый и насмешливый.

– Я представляю трудовую бедноту, которая в нашем городе составляет большую часть населения, как, впрочем, и в любом другом. Моему народу нужна работа – это моряки, портовые грузчики, мастеровые доков, гончары и тому подобное. И они прекрасно понимают: чтобы всем им не умереть с голоду, Афины должны торговать. А для этого у нас должны быть суда и судовладельцы – вроде Гиперида, – а также много купцов и ремесленников.

Кимон, глянув на Ксантиппа, попросил слова:

– Позволь и мне кое-что сказать, Фемистокл. Сразу вынужден предупредить Зихруна и остальных, что не все из сказанного тобой соответствует истине.

А ты, Зихрун, не должен считать нас, щитоносцев, противниками афинского флота, хотя Фемистокл и его друзья порой говорят, будто Афины могли бы существовать без армии. С другой стороны, как бы Фемистокл ни старался изобразить, будто является представителем всех трудящихся людей, это не правда. Совершеннейшая не правда! Ибо никто не работает тяжелее земледельцев, которым приходится пахать и жать, пасти стада и отары, охранять их от хищников, убирать урожай с полей и молотить зерно, растить лозу и собирать виноград, а потом еще давить его и делать вино… Если бы ты собирался стать членом Афинского Собрания, Зихрун, то обнаружил бы, что земледельцы, без которых мы все просто умерли бы с голоду, все как один поддерживают как раз нашу группировку. И пусть Фемистокл опровергает мое мнение, я покажу тебе двоих особо выдающихся людей, и ты сам сможешь с ними поговорить.

И хотя мы с гордостью защищаем интересы этих тружеников, их жен и детей, они далеко не единственные наши сторонники. Вот ты, Зихрун, и ты, благородный Эгесистрат, – вы оба гораздо выше их по своему положению, оба принадлежите к совершенно иному, хотя и необходимейшему, ценнейшему классу; но вряд ли кому-то придет в голову считать вас сторонниками морской группировки. Вы люди, занимающиеся воспитанием молодого поколения и науками, а именно мы – и вовсе не Фемистокл, человек низкого происхождения и недостаточно образованный (хотя мне неловко говорить об этом), – являемся представителями лучших семейств Афин.

Фемистокл нетерпеливо заерзал на каменной скамье – ему явно очень хотелось возразить, и Кимон встал, желая все-таки закончить свою речь.

– Разумеется, лучшие семейства – это еще далеко не все, не в них суть города. Какими бы выдающимися их представители ни были, их слишком мало. И не в семьях бесчисленных бедняков нужно искать душу города – эти люди даже в бою не смогут участвовать, если кто-то другой не будет их кормить. Нет, душа города среди ремесленников, среди умелых мастеров, среди состоятельных купцов и свободных крестьян; только там и можно обнаружить истинную добродетель и даже арете. Ведь это они настоящие защитники города, и даже сам Фемистокл не может отрицать, что они на нашей стороне.

Фемистокл с насмешливым видом нарочито зааплодировал.

– Теперь ты скажешь, что город не был защищен, когда сюда пришли войска Великого Царя, – продолжал Кимон, – и будешь глубоко прав. Наших овец, коз и коров угнали, наших лошадей украли, птицу и свиней перерезали, урожай был сожжен и вытоптан, гробницы наших предков и храмы наших богов осквернены, а сам город сожжен дотла. Да, все это чистая правда. Но все это произошло потому, что городские средства были глупейшим образом переданы не армии, а флоту. Такого больше ни в коем случае нельзя допускать, иначе мы будем окончательно уничтожены! Мы должны защищать свою землю. Если бы Аттика была островом, я бы и сам выступил в поддержку Фемистокла. Но она не остров!

Фемистокл широко раскрыл глаза:

– Ну, ты наконец все сказал, юноша?

– Пожалуй, да. – Кимон снова сел. – Моя карьера еще только начинается, и я бы сам хотел успеть стать полемархом, пока не выдохся окончательно. Но я сказал то, что хотел сказать сегодня, если ты это имеешь в виду.

– Вот и прекрасно. – Фемистокл наклонился к нам; глаза его прямо-таки излучали искренность. – В таком случае позволь мне подтвердить, что ты говорил чистую правду насчет того, что я весьма скромного роду-племени.

Мой дед был рудокопом на серебряных копях, и мой отец тоже. Что же касается наук… разве не важнее то, что именно сумел постичь человек?

Каким наукам учитесь, например, вы, мидийцы, Зихрун? Вот ты образованный человек, как то старательно подчеркивал мой молодой друг. Из чего, собственно, состоит образование в вашей стране?

– Из умения почитать богов, – сказал тот, кого раньше звали Эобазом. – Прежде всего – Ахура-Мазду, бога всех богов. Ну а потом – из умения скакать верхом, стрелять из лука и всегда говорить правду.

Фемистокл согласно кивал головой, словно все это уже слышал раньше.

– Вот, я бы сказал, отличное образование! Зато Кимон умеет неплохо играть на лире, да и поет хорошо. Вы его сегодня еще услышите, как мне кажется. Ну а я знаю только одно: как сделать город великим.

– Если ты говоришь о спартанцах… – начал было Эгесистрат, но Фемистокл призвал его к молчанию, подняв руку.

– Мне еще есть что сказать и о спартанцах. Однако сперва я должен убедиться, что наш друг с Востока понимает одну вещь: хоть мы и столь различны (во мнениях, в частности), но всех нас объединяет наша преданность Афинам. Ты, возможно, знаешь, у нас есть обычай подвергать остракизму политиков – а все мы здесь политики, Ксантипп, Кимон и я, – которые своими идеями могут слишком разобщить людей. Мы отсылаем их прочь, но бесчестию не предаем, а лишь держим вдали от себя некоторое время – скажем, несколько лет. Однако во время нашествия армий Великого Царя я призвал всех, кто был подвергнут остракизму, вернуться домой и раздал им командные посты. Они отлично послужили своему городу, и я нисколько не сомневался в их преданности.