Бешеный - Атеев Алексей Григорьевич Аркадий Бутырский (читать книги онлайн полностью TXT) 📗
— Это верно, — вздохнул первый, и медали у него на груди тихонько зазвенели. — Или переправу под огнем наводишь, — добавил он примирительно, — все верно. Сколько ребят полегло. Смерть, она всегда к саперу ближе, чем, например, к артиллеристу.
Собеседник согласно кивнул головой.
— Когда дело делаешь, не больно-то думаешь о ней, костлявой, — продолжал первый свою мысль. — Вот ждать тяжело, когда уже знаешь о задании. Тогда чего только не передумаешь… Однако не все боялись. Были ребята, которым сам черт не страшен. Воевал в нашем взводе Колька Бульбаш, он был родом откуда-то с Полесья, так он ничего не боялся. Бывало, надо наводить переправу, знаешь, что немцы там каждый метр пристреляли, сидишь, трясешься, а он только посмеивается. Отпетый был парень. И ни одного ранения не получил, даже царапины.
— Бывает, — согласился второй ветеран.
— А знаешь, откуда его смелость? Заговоренный он. Сам признался. «Я, — говорит, — как на войну уходил, так бабка родная меня заговорила. Она в деревне слыла ворожеей. От любого железа заговорила, хоть от пули, хоть от осколка. И от штыка или сабли тоже. Так что мне бояться нечего. Единственно, сказала, может тебя серебряная пуля срезать, но немцы серебряными по мне вряд ли стрелять будут». И правда, пули его не брали, вроде даже отскакивали от него, во всяком случае, он так утверждал.
— Повезло парню.
— Да нет, — сообщил ветеран, — видать, не от всякой смерти его бабка заговорила. Уже в Восточной Пруссии ночевали мы как-то в брошенном фольварке, а утром немцы начали нас обстреливать из орудий. Снаряд в крышу попал.
Так Кольку потолочной балкой пришибло. От дерева, видишь ты, он заговорен не был. Оба замолчали, вспоминая каждый свое.
— А вообще на войне много загадочного случалось, — первый ветеран задумчиво посмотрел в окно. — Помню, был у меня дружок, Иваном звали, сам он вятский. Веселый парнишка, гармонист. Как-то раз гляжу: на нем лица нет. Молчит, ни на кого не смотрит… Я его спрашиваю, мол, в чем дело? Не говорит. А тут нас посылают мост взорванный восстанавливать. Он надевает чистую смену белья все так же молча. Я ему: «Чего ты, Иван, психуешь?..»
«Убьют меня сегодня», — отвечает.
«Да брось ерунду толковать!»
«Ночью в землянке, когда все спали, мать-покойница ко мне приходила».
«Приснилась, что ли?»
«Нет, взаправду явилась. Я до этого спал. Вдруг словно кто меня толкнул. Просыпаюсь — мать возле стоит, на меня смотрит. Ребята рядом храпят, а я слова сказать не могу. И она молчит. Постояла минуты две, повернулась и пошла к выходу, а потом обернулась и манит за собой. Я за ней… выскочил из землянки, а кругом никого. Понял я: она меня к себе звала, показала, чтобы приготовился».
Я и убеждал его, что все это чепуха, и смеялся над ним, бабой суеверной называл, развеселить пытался — бесполезно. А через пару часов на этом самом мосту его и убило. Налетели «мессеры», и очередь пулеметная прошлась прямо по нему.
— Случается, что ж, — равнодушно сказал второй ветеран. — Однако я в эту ерунду не больно-то верю. Повидал не меньше твоего, бывали истории на первый взгляд необъяснимые, но, если вдуматься в их суть, все равно находишь объяснения. А на чертовщине далеко не уедешь. Там, где кончается материализм, начинается всякая ерунда и безыдейность, одним словом, не наша идеология.
— О! Да ты, я вижу, в политработниках ходил. А говоришь, что наш брат, сапер, — произнеся эту тираду, первый ветеран насупился, поджал губы и отвернулся к окну.
— Не надо! — второй ветеран тоже заметно разозлился. — Не комиссарил я, а кончил войну командиром взвода, но вот разговоры о всякой чепухе типа той, которую ты нам сейчас поведал, всегда пресекал. И не потому, что считал их идеологически вредными, а просто подобные побасенки расхолаживают бойцов, мешают быть собранными. Вон молодые люди слушают, — он кивнул на Олега и Настю, — что они о нас подумают? Что боец Красной Армии был заражен суевериями?
Сидящие внизу замолчали, и Олег было решил, что разговор закончен, но первый ветеран не выдержал.
— Суеверия!!! — язвительно произнес он. — Может, и суеверия, а ты знаешь, что и Верховный был не чужд суевериям?
— Сталин, что ли? — насмешливо спросил второй. — Ну уж и загнул!
— А вот был! — крикнул первый. — И состоял при нем специальный человек — оракул, если так можно выразиться. И Сталин пользовался его предсказаниями.
— Дальше ехать некуда! — тоном, каким обычно разговаривают с умственно отсталыми, произнес второй ветеран и поднялся. — Налицо старческий маразм, — сказал он Олегу, с интересом наблюдавшему за всем происходящим. — Так он договорится, что Иосиф Виссарионович гадал на картах и кофейной гуще и Георгий Константинович, очевидно, тоже… — И идеологически подкованный ветеран покинул купе.
Подверженный суевериям фронтовик еще некоторое время сидел, уставившись в окно, а потом посмотрел на Олега.
— Видел, — сказал он, — всякие среди нас есть. Сапером он был… Хотелось бы взглянуть на его военный билет. Небось при ОСО состоял или в СМЕРШе. Хотя, конечно, всякое случается, может, и свой брат окопник… Одно ясно, не чета мне, культурный… Но если я сам свидетелем был тому, что рассказал! — Он ударил кулаком по маленькому столику, отчего стоявшая на нем пустая бутылка из-под коньяка упала на пол. — А у Сталина оракул был, я точно знаю.
— Вы успокойтесь, — примирительно произнес Олег.
Но фронтовик только махнул рукой.
— Пойду в ресторан, — рассеянно сказал он и тоже вышел.
— Вот как бойцы вспоминают минувшие дни… — усмехнулась Настя.
— Не стоит над ними смеяться, — Олег серьезно посмотрел на девушку. — Они заслужили уважение.
Настя только хмыкнула в ответ.
Ветеран был отчасти прав, когда во всеуслышание заявил, что при Сталине состоял некий прорицатель. Отчасти потому, что точной информации на этот счет не существует. Никаких документов не сохранилось. Остались только смутные слухи, которые некоторое время ходили в народе, но за распространение подобных слухов полагалось десять лет без права переписки.
Безусловно, где-то есть и свидетели, но они упорно молчат. То ли не желая бросить тень на своего поверженного кумира, то ли просто помня пословицу «Молчание — золото»… Достоверно известно только, что делалось несколько попыток найти своего рода эксперта по оккультным делам. Еще в конце двадцатых годов в Москве появился некий француз, выдававший себя за коммуниста. Имея отличные документы, он пристроился в аппарат Коминтерна. Но не это было главной его задачей. По-видимому, он анонимно представлял какие-то круги, связанные с оккультными организациями. В двадцатые годы на Западе широко распространилась версия, что большевики — это-де представители власти антихриста. Отсюда вполне естественным было желание наладить связь с ними некоторых мистических группировок. Однако сами большевики дьяволо-поклонниками себя не считали. Француз некоторое время скрывал свои намерения, но потом, добившись встречи с одним из руководителей страны, раскрыл перед ним, зачем, собственно, приехал, и был встречен полнейшим недоумением. Вначале его даже приняли за сумасшедшего, но чуть позже эксперты из ОГПУ разобрались, что к чему. Некоторое время посланцу темных сил пришлось посидеть в изоляции, а позже его выслали на родину.
Тут возникает вопрос, а был ли глава государства суеверен?
На первый взгляд он кажется бессмысленным. Как мог человек, по команде которого уничтожались многие сотни храмов всех религиозных исповеданий, быть подвержен суевериям? Да и сама марксистско-ленинская теория не допускала существование иррациональных сил. И все же нельзя забывать, что вождь всех времен и народов в молодости получил религиозное образование. В этом есть некая закономерность: многие страстные революционеры в юности были близки к клерикальным кругам. Взять хотя бы Фиделя Кастро, который воспитывался у иезуитов.
