Кольцо мечей - Арнасон Элинор (читать книги онлайн .txt) 📗
Его дверь открылась. Я взглянул на него и снова на джунгли.
— Они почти наверняка не были разумными, — сказал он.
— Какие виды?
— Да все. То, что нам показалось сотрудничеством, было симбиозом.
Он обернулся к лиловым джунглям. По земле там ползло что-то многоногое и длинное — метра в два длиной, насколько я мог судить.
— Мне вот что пришло в голову, — продолжал он. — Может быть, сражаться с существами других биологических видов вообще нельзя, а уж с такими, как на этой планете, и подавно. Их можно только убивать, как животных. Но к чему лишние хлопоты? На этой планете не было ничего, в чем мы нуждались бы, кроме врагов, а они не понимали правил войны.
Он сел за свой стол, махнув на другое кресло, единственное в этой комнате кроме его собственного. Я сел и рассказал ему о беседе Анны с женщинами.
— Этого мифа я не знал, — сказал он, когда я кончил. — Вероятно, он принадлежит одной из культур, которые она изучала. Насколько мне известно, мои тетки не говорили с Цей Ама Ул. А следовало бы. Она думает о продлении рода, а значит, о союзах. Интересная легенда и раскрывается во многих разных формах. — Он поглядел мимо меня на джунгли, и глаза у него широко раскрылись. Я обернулся.
На поляне появилось нечто новое — шарообразное тело на шести ногах-ходулях. Оно встало над многоножкой, которая замерла. Шар развернул еще две конечности и принялся поглаживать многоножку сначала по голове, а потом по жутковатым челюстям.
— Добывает пищу. Помнится, в одном из докладов указывалось, что многие существа экскретируют вещество, сходное с медом. — Он взглянул на меня, проверяя, правильный ли термин употребил. — Если на него воздействовать надлежащим образом, оно срыгивает это вещество. А наше положение все усложняется. Лугала Цу не такая уж проблема. Быть головным — значит, уметь вести дело с другими головными. Но женщины! Ха!
Он умолк, видимо, дав волю мрачным мыслям, но остерегаясь сказать что-нибудь вслух. Есть хвархаты, имеющие привычку жаловаться на своих родственниц, причем вслух и подолгу. Генерал считает это верхом дурных манер, а также доказательством слабости, немужественности характера.
— Мне кажется, — сказал он наконец, тщательно взвешивая слова, — они могли бы усмирять Лугала Минти и вести переговоры с Цей Ама Ул дома, не отправляясь в такую даль.
— Ты не можешь предписывать Сплетению, что делать и чего не делать.
— Знаю, Ники. Можешь идти. Я хочу смотреть на мои джунгли и думать.
У двери я оглянулся. Длинноногий прекратил свои маневры, сложил руки и изящно удалился. Многоножка продолжала лежать неподвижно. У нее был ошеломленный вид.
— Иди же! — сказал Эттин Гварха.
23
Вечером он устроил попойку. Я оставался у себя в кабинете и прослушивал записи частных разговоров землян в комнатах, которые они считали безопасными. Не видео, только аудио — их голоса, обсуждающие все и вся. Большая часть никакого стратегического значения не имела. Хварская служба безопасности уже их прослушала. Я просто перепроверял.
Хотя мне сдается, что люди разговаривают по той же причине, по какой обезьяны приводят в порядок шерсть друг друга. Это не обмен мыслями, а просто контакт. «Я здесь. Я друг. Ты не один».
Возможно, поэтому Люди менее склонны к болтовне, чем земляне. Они тоже могут приводить в порядок свою шерсть. Им не нужно толковать о погоде, об успехах местной спортивной команды или — как в данном случае — чего им особенно не хватает тут: крикета, сада в Швеции, индийской кухни, нью-йоркских театров.
Пожалуй, я готов терпеть ностальгию, но это ближе к сожалениям.
Наконец я выключил аппаратуру, вернулся к себе, принял душ, соорудил бутерброд и расположился почитать.
В конце восьмого икуна позвонил Эттин Гварха.
— Ники, иди сюда.
Приказным голосом. Я оделся и пошел.
Едва я открыл дверь, в нос мне ударил смрад: горько-сладкий запах халина в смеси с кислым запахом хварских тел, избавляющихся от токсинов. Видимо, еще недавно там было много людей. Столики были заставлены чашами и кувшинами.
Но задержались только трое. Хей Атала Вейхар посмотрел на меня трезво и с тревогой. Шен Валха сидел с ним в кресле напротив генерала. Он горбился, опустив голову над чашей с халином.
— Ники, сюда! — Гварха похлопал по дивану рядом с собой.
Я сел, покосившись на него, и встретил его взгляд. Зрачки у него сузились, но были еще различимы.
— Мы разговаривали о человечестве. — Гварха говорил со старательной отчетливостью. — Я подумал, что тебе может быть интересно. Ватка…
Шеи Валха поднял голову. Его желтые глаза смотрели слепо. Беззрачково пьян. Я уставился в пол.
— Первозащитник поставил вопрос. — Он натоксичился куда сильнее Гвархи, но говорил прекрасно. — Как нам сражаться с людьми, которые не понимают правил войны? Как мы можем заключить мир, если не можем получать детей друг от друга? Я сказал — никак. Я сказал, мы должны убивать человеков, как убиваем животных.
— А я позвал тебя, — сказал Гварха. Его низкий голос был очень мягким.
— Возможно, это не разговор под конец веселого вечера, — сказал я.
Ватка одним глотком допил свою чащу и поставил на столик перед собой. Потом наклонился вперед, упершись локтями в широкие мохнатые бедра.
— Ты прав, Ники. Но трезвым я не скажу то, что думаю, а если не скажу этого, то нарушу свой долг перед первозащитником и Людьми. Я обращаюсь прямо к Эттин Гвархе и к тебе. Человеки — не настоящие люди, а если мы будем считать их такими, то обманем себя и попадем в опасную ловушку.
— Но кто такой Ники, если не личность? — спросил Гварха.
Я взглянул на Вейхара. Он сидел, выпрямившись, неподвижно, опустив глаза — классическая поза младшего офицера, присутствующего при стычке старших чином. Старайся ничем не привлечь к себе внимания и не делай ничего, что могло бы навлечь на тебя выговор.
— Ты знаешь ответ, первозащитник. Он — животное, очень умное, способное подражать поведению личности. Знай я только его, то решил бы, что он — личность. Но подумай о прочих одного с ним вида! — Он наполнил свою чашу из кубического черного кувшина, великолепного изделия гончарной станции Азут. Какого черта Гварха поставил его на милость пьяниц?
— Они все смешивают вместе. В этом мы согласны. И согласны в том, что делает нас людьми. Разум и способность проводить… — В первый раз он запнулся, словно не находя слова. — Различия. Вот что выделяет нас в сравнении с животными и красным народцем. А эти существа не отличают мужчин от женщин, детей от взрослых. Разве мужчина может убить женщину? Или заниматься сексом с женщиной?
— Мужчины проделывали и то, и другое, — заметил Гварха.
— Для продления рода! А человеки и в этом путаются. Они словно не различают секс и зачатие детей. Девять миллиардов их! Это ли не безумие?!
Он замолчал, выпил и поставил чашу на столик твердой рукой.
— Они словно бы даже не понимают разницы между подлинными людьми и людьми только по внешности. Я читал доклады. Они тратят много усилий, чтобы поддержать жизнь тех, кто не является личностью — ребенка, родившегося уродом, неизлечимой жертвы болезни или увечья. Они объясняют это тем, что жизни человеков священны. Ха! Но позволяют другим человекам умирать от голода и болезней, поддающихся излечению — причем не только мужчинам, что, конечно, достаточно скверно. Но позволить здоровой женщине умереть от голода или ребенку от обычной болезни… — Он умолк, словно оцепенев от ужаса, и, по-моему, он действительно испытывал ужас. Ватка большой почитатель традиций. От мысли об убийстве женщин и детей, о том, чтобы допустить по небрежности их гибель, у него наверное, шерсть могла стать дыбом, хотя я этого как будто не заметил. Или он все-таки выглядел пушистее обычного?
Он посмотрел на меня и сказал:
— Так или не так?
— Человеки очень редко умирают от голода, — сообщил я ему. — Кроме как во время стихийных катастроф вроде наводнения или землетрясения. Но, учитывая численность населения Земли, трудно обеспечить всем адекватное питание. Думаю, следует признать, что некоторая часть населения недоедает, а недоеданию сопутствуют болезни.
