Аквариум(СИ) - Фомин Олег (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Блин, может началось? — мелькнула мысль. — Я тоже начал превращаться?
Внимательно ощупал правой рукой левую кисть, закованную в браслеты. Вроде все как обычно. Ладонь, пальцы, костяшки, ногти. Онемела, припухла, но никаких раздутых суставов и когтей нет. Наверное, это все же что-то другое… Интересно, что бы сказал на это Леший…
Так, методом проб и ошибок, изучая нового себя, словно пытаясь разобраться в сложной незнакомой аппаратуре, к которой забыли приложить инструкцию по эксплуатации, я провел часа четыре. Постепенно перестал обращать внимание на холод. Однако снова начала мучить жажда и голод, болел сломанный зуб. Но деваться некуда, придется терпеть…
Решил, что пора вздремнуть. Думать, что делать завтра, надо на свежую голову. Сейчас там явно перегруз из-за свалившегося неизвестно откуда подарка. Долго икал более-менее подходящую позу, наконец, кое-как устроившись, закрыл глаза. Сон пришел тут же, однако ненадолго.
Скрип отодвигаемого засова был очень тихим, гость старался не шуметь, но я все равно мгновенно проснулся, приводя организм в боевую готовность. Мало ли, может Кирюша меня убивать пришел. Однако тут же расслабился. Нет, не Кирюша. Я знал, кто это еще до того, как темноту разрезала узкая полоска света, и в проеме возникла тонкая стройная фигура. Постояла на пороге, наверное, привыкая к темноте, разглядела меня, быстро подошла к трубе, поставила что-то на пол и отошла обратно, тихо закрыв дверь. Сама осталась. Уселась на каталку напротив меня, застыла.
Я смотрел на нее своим новым трехмерным зрением. Даже в виде расплывчатого образа, транслируемого в мозг подсознанием, она была красива. Очень.
— Привет. — сказал я.
— Виделись. — ответила она после долгой паузы. Снова помолчала, потом спросила:
— Почему ты меня вчера не убил?
— А что надо было?
— А ты, что — еврей?
— В смысле, — не понял я.
— Вопросом на вопрос отвечаешь…
— А-а… Нет, я — русский.
Неужели только это спросить и пришла? Любопытная…
— Ну так? — не выдержала она. — Почему?
— Я с девочками не воюю.
Усмехнулась:
— Нашел девочку…
— Ну, кто скажет, что ты мальчик, пусть первым бросит в меня камень. — процитировал я классиков. — Что приперлась-то? Поболтать просто или освободить меня хочешь, в благодарность, так сказать?
— А ничего не завернуть? — фыркнула она. — Я тебе вон поесть принесла, а ты хамишь тут.
— А Ромео твой не против?
— Какой Ромео?
— Ну, который — Ренат.
— А откуда ты?.. — удивленно начала девушка. Потом снова усмехнулась. — Ромео… Не до меня ему сейчас. Вы в нем дырок вчера понаделали, помнишь?
— Сам виноват. — сказал я, нащупывая бутылку воды и открытую консерву с килькой. — За еду — спасибо. Ну давай, выкладывай. Что хотела?
Она опять надолго замолчала. Я в это время с удовольствием поедал далеко несвежую рыбу, шумно запивая ее водой. Наконец она тихо спросила:
— А ты правда с пивзавода?
— А смысл мне врать? — ответил я с набитым ртом.
— Нет, ты точно еврей! Ну так да или нет?
— Да, я с пивзавода. У нас бункер прямо под строяком.
— Значит ты окрестности там хорошо знаешь?
— Вполне.
— На углу Пилоновской и Старогвардейской, прямо около площади, свечка была, такая бело-синяя, — быстро, с жаром заговорила девушка. — Она там стоит еще?
Епта! Вот у нас большая деревня! Это же та самая свечка, где я с Волосатыми воевал!
— Стоит. А что?
— Жила я там. — ответила она. Помолчала, явно колеблясь, потом спросила. — Если я тебе помогу отсюда выбраться, доведешь меня до нее? Тебе же все равно к своим возвращаться надо…
Так, все понятно. Слухами земля полнится. Плавали, знаем…
— Что, домой переночевать потянуло? — с усмешкой спросил я.
Мой вопрос явно застал ее врасплох:
— Ну… А почему ты так спрашиваешь?
— Тебя как зовут, ночной гость?
— Настя… Я не поняла…
— Так вот, Настя. — перебил я ее. — Не знаю, кто и зачем рассказал тебе эту байку, но со стопроцентной гарантией могу тебе заявить, что все это полная херня! Я сам в прошлом году повелся, поперся в свой бывший дом, но не дошел. И хорошо. Итак чуть без башки не остался. А те, кто дошел, предсказаний не оправдали. Все здесь остались. Только в виде фарша. Туда, в тот мир, никто не вернулся. Нельзя вернуться в место, которого нет… Просто, видимо, надо людям на что-то надеяться, жить ради чего-то, вот и придумывают всякие идиотские истории, да еще другим рассказывают, головы морочат…
Настя молчала. Потом я понял, что она плачет. Беззвучно и горько. Блин, зачем я ей так-то все это выложил? Можно ведь было помягче объяснить…
— Лучше бы ты меня вчера застрелил, — наконец прошептала она.
Женские слезы — страшная сила. Мне вдруг стало неимоверно жаль эту испуганную, хрупкую девчонку, потерявшуюся в страшной, жестокой и абсурдной реальности. Захотелось успокоить, защитить, прикрыть спиной, вытащить ее отсюда, лишь бы не ощущать сейчас, сидя в кромешной тьме, но видя и чувствуя лучше, чем при свете тысячи ламп, ее горе и отчаяние. Я сам в свое время в полной мере испытал это болезненное чувство обреченности, которое накрывает тебя с головой после звона разбитой вдребезги последней отчаянной надежды. Тогда меня растоптал Борода, вгоняя жесткие короткие фразы раскаленными гвоздями прямо в душу. Сейчас в его роли выступил я, с ходу обрушив на голову бедной девушки, суровую, горькую правду.
— Послушай… Настя… — начал я, со странным чувством смакуя срывающееся с губ это, вроде бы, обычное русское имя. — Пойми, пожалуйста, что жить здесь с надеждой в сердце нельзя. Нужно просто жить! Жить назло! Назло этому поганому месту, назло всем этим тварям наверху, назло самой смерти! Только так, поверь мне, я все это тоже проходил. Точно также маялся… Надо постараться забыть, что когда-то было по-другому, а если не получается, загнать воспоминания подальше и стараться не трогать. В конце концов, не можешь забыть близких — маму, папу, мужа, кто там у тебя был, не плачь по ним, не скорби, а наоборот, думай о том, как хорошо, что их здесь нет, как хорошо, что они все там, где мир живой. Значит и они живы, и все у них в порядке…
Она зарыдала уже в голос, не прячась. Прислонилась к стене, закрыла лицо руками и судорожно затряслась всем телом.
Мда… Успокоил, бля, доктор Курпатов… Вообще, до истерики довел.
Я решил пока помолчать, пусть выплачется. Уселся, как мог, на пол, опустил голову. Шли минуты. Мы так и сидели в темной холодной комнате, похожей на морг. Я — в одних штанах, привязанный, как собака, к трубе и сконфуженно молчащий, и она — напротив, сжавшись на больничной каталке и горько-горько плача. Долго сидели. Наверху я чувствовал ночь. Чувствовал мертвую тишину и пустоту, то тут, то там заполняющуюся стаями зверья, рыскавшего по улицам.
Наконец всхлипывания стали тише, потом прекратились совсем. Она выпрямилась, достала откуда-то платок, начала вытирать лицо.
— Да уж. — протянула она. — Это верно.
— Что верно? — уточнил я.
— Хреновый из тебя Курпатов!
Не понял! Я про Курпатова вслух что ли сказал?
— Значит жить назло? — спросила она с усмешкой и встала, явно намереваясь уходить.
— Подожди, пожалуйста… Настя! — быстро заговорил я. — Послушай меня еще немного.
— Да нет, спасибо, Егор! Мне уже сказанного надолго теперь хватит. Я уж лучше пойду…
— Завтра меня будут пытаться казнить. — перебил я ее. — Я не прошу тебя мне помочь. Не имею права, наверное. Я вчера твоих друзей убивал… Спасибо, что вообще со мной разговариваешь. Так что тут уж я сам что-нибудь придумаю.
— Что придумаешь? Остальных моих друзей добьешь? Вы же с твоим дружбаном отмороженным я смотрю — вообще терминаторы. — съязвила она.
— Его Алексей звали! — рыкнул я, заводясь. — И вы его вчера пристрелили.
— Уверен? Трупа никакого внизу не обнаружилось.
Как так? Я же своими глазами видел… В душе встрепенулась радостная надежда.
