Дни войны (СИ) - "Гайя-А" (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
«Он дает мне шанс, — знала она, догадываясь, зачем Летящий разрешает ей ходить где вздумается, — но я бы на его месте обиделась. Его и так бросили. Все бросили…».
Пятки жгло, больше всего на свете хотелось махнуть рукой и сказать: воюйте, а мне пора честь знать! — и уйти в любую сторону света. Гихонцу везде дом!
Но потом взгляд Молнии падал на синие туфли, подаренные ей господином, и тогда гихонка Джаха улыбалась сквозь невесть откуда появившиеся горькие слезы.
И она осталась.
========== Смертники ==========
Вместе с особым недугом, который вызвало присутствие красивой чужеземки рядом, пришла и другая, застарелая хворь: то ли от неудобной позы во сне, то ли от сквозняка, но Верен проснулся, не в силах выпрямить спину без стреляющей боли.
Друзья наперебой предлагали самые надежные волчьи лекарства в отсутствие бани: выпивку и удар с противоположной стороны — «выбить болезнь». От второго оборотень отказался сразу.
— Кум, а позови свою! — посоветовал ему Гухард, — эй, иди сюда, сестра. Посмотри на старшого.
— Ты понимаешь в лекарствах? Или молитвах? — простонал Верен, досадливо морщась и отвергая протянутую флягу, — болит, ой, болит…
— Спина — к дождю, — заметил кто-то.
— Чтоб тебе прострелило …! Надо было раньше помирать. Ох-ох. Теперь не разогнусь.
— Позвольте взглянуть, — произнесла Латалена.
— Да любуйся. Ох.
Верен потирал спину чуть ниже лопаток. Могучий — только так могла описать его Латалена в эту минуту. Бугрились мускулы, и по ним извивались при каждом движении шрамы. Их были десятки — тонкие, толстые, точечные, … а вот след от волчьих зубов, вот еще один. Латалена, как завороженная, часто моргала. Кроме бесконечного множества шрамов, на спине оборотня наличествовали и веснушки — явление, которого Латалена также прежде не встречала. И, главное, шерсть.
Гребень шерсти, спускающийся с затылка до середины лопаток. Даже с подшерстком. Шерсть была на теле оборотня распределена равномерно: сложно было бы найти такой участок, чтобы ее не было совсем.
Причину же боли Латалена разглядела сразу: торчащий позвонок, возможно, выбитый в давнем сражении. Она поколебалась: знала, как вправлять, но не смела рискнуть. Однако Гухард не переживал за своего товарища столь же сильно, а может, имел больший опыт хирурга или костоправа. Он разом нажал на указанные асурийкой точки, и что-то негромко щелкнуло под его пальцами. Верен коротко взвыл, но уже через мгновение с благодарностью кивнул приятелю.
— Руки твои мясницкие, будь они благословенны. Чего уставилась? — рявкнул он на Латалену, — сглазишь.
Она не ответила, не сводя глаз с самого удивительного шрама — он был похож на перевернутую подкову. Гухард и третий оборотень понимающе переглянулись и, хитро бормоча что-то, тихо исчезли — растворились в суете привала.
— Можно думать, ты что-то понимаешь в военной хирургии, — пробурчал Верен, не сводя внимательного взгляда через плечо с горянки и потирая спину.
— Хорошо понимаю, — ответила Латалена, едва не оскорбившись, — уж если бы я зашивала это…
Ее холодная ладонь легла на шрам. Верен напрягся. Под своей рукой Латалена — удивительно — ощущала не только движение мускулов, но также слышала и участившийся пульс. И его кожа была горячей.
Одно лишь мгновение. Не больше.
— Благодарю покорно, — резко подался вперед оборотень и натянул рубаху, — кто-то из таких, как ты — асур — оставил мне это на память тридцать лет назад и, надо признать, тоже знал свое дело. Твоего умения пробовать не хочу…
«Обиделся, разозлился, вспомнил неприятности прошлого? — гадала Латалена Элдар, удивляясь своему интересу, — что мне до него? Господь святый! Как же тяжело с этим народом!».
— Ты воевал с горцами. Значит, и с моей семьей?
— А, — заворчал Верен, — кровная месть, я и забыл. Да, женщина. Я воевал и с твоей семьей.
Латалена помолчала. Подумала минуту, потом спросила — и голос ее был спокоен и тверд:
— По своей воле?
— Что? — не понял оборотень.
— По своей воле? Тебе приказали? Заставили? Принудили? — она использовала все возможные выражения, чтобы показать смысл вопроса. И достигла своего — волк взорвался от гнева.
Не помня себя, он схватил ее за руку, вывернул ее — по счастью, не вывихнув и не сломав, — и зарычал, обнажив все свои зубы прямо над ее переносицей. Женщина на мгновение ощутила бессилие жертвы перед хищником, и обмерла.
— Слушай, ты, глупая баба! — зарычал Верен, — внимай! Заставить можно раба. Верен из Заснеженья рабом никогда не был. Да, я воевал с твоими братьями — и с Элдар. И знатно перебил многих из вас — похожих на тебя, точно таких же!
— За… что? — сдавленно прошептала Латалена. Оборотень мгновенно успокоился, и следа не осталось от взбешенного лесного зверя.
— За деньги, разумеется.
…В те часы, что они добирались до Предгорья и Кунда Лаад, беседа вновь завязалась сама собой. Чем дальше, тем больше между асурийкой и оборотнем появлялась и веселость старых друзей — которыми они не были и быть не могли. И сказать, в чем была причина ее, леди Элдар потом не сумела, как ни пыталась.
— Вы воины? — спросила Латалена на горском — Верен знал его, в отличие от столичной хины.
— Мы с собой везем три телеги арсенального добра, — улыбнулся волк снисходительно, — конечно, мы воины. Дружинники князя Илидара.
Этого имени Латалена припомнить не могла. Что-то смутно вспоминалось о Заснеженье, но это был в ее понимании отдаленный от центра мира северный край.
— Это вы Бог весть где поселились, — обиделся на осторожные вопросы оборотень, — залезли в горы, окопались там, никакого простору, никакого веселья.
— И Предгорье.
— И все Предгорье тоже окопали! — хмыкнул Гухард. Верен кивал, улыбаясь, и Латалена — сама не зная как — тоже начинала улыбаться.
— Оружейная ярмарка, значит? — она оглянулась, — у вас есть хорошие кузнецы?
— Ишь, все знаешь. Нет, сударыня. Это из старых запасов. Распродаем потихоньку.
Сказанное веселым тоном не обмануло Латалену. Среди воинов она жила всю жизнь, и знала, что значит «распродаемся».
— Уже и до вас добралось? — склонившись чуть ближе к Верену, сказала она по-горски.
— Разруха-то? — хмыкнул Верен, никак не желая поддаваться ее чарам, — нам-то что, кто у нас под боком шумит, вы или южане? Все одно, нет покоя.
— Мы ваши единоверцы, — не нашла Латалена ничего, чтоб сказать.
Сзади донесся хохот.
— То-то мира двести лет нет!
— Сестра, ты веселая. Сестра, правда.
— Я не припомню, чтоб нас хоть раз ваши нанимали…
Услышав последнее, она встрепенулась.
— А можно? — спросила у Верена. Тот пожал плечами, посмеиваясь.
— Конечно, можно. Хочешь? Есть одно условие: золото наличными. Мои парни любят деньги.
«Это все любят», подумала Латалена. Если в этом и заключалась тонкая военная политика ее отца, то, владея его казной, уж она-то не дала бы сгинуть Элдойру.
