Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия (бесплатные полные книги .txt) 📗
Сглотнув всухую, Андрей наконец решился скосить глаза на ангела.
— Я хочу уйти.
Азариил промолчал.
— Здесь душно и жарко. Я подожду снаружи…
В тот же миг раздался зычный голос чтеца:
— Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение…
Свет погас. Один за другим погрузились во мрак подсвечники, дым от погашенных свечей вьющимися лентами поплыл в воздухе.
— Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение…
Псаломщик продолжал читать в торжественной тьме, рассеянной пронзительно-яркими оранжевыми огоньками лампад. Пышный многоярусный иконостас отсвечивал золотом внизу и углублялся во тьму высоты, словно плавно перетекал в головокружительное ночное небо, разверстое над прихожанами. Люди затихли, и сердце в груди тревожно заколотилось…
Они выскользнули из царских врат один за другим, никем из людей не замеченные, никого не спугнувшие. Трое вестников Божьих, сияющих ярче солнца.
— Покинем храм, — опустив приветствие, предложил Аския и скользнул над головами прихожан к выходу. Сотканное из света одеяние колыхалось и развевалось за его спиной подобно второй паре крыльев.
Азариил с опаской поглядел на двух его спутников.
— С Осколком побудут, он не заметит твоего отсутствия, — обернувшись, сказал Аския, правильно расценив замешательство. — Идем.
Азариил подчинился. Едва очутившись на крыльце, сделался невидим, чтобы не смущать случайных свидетелей беседой с пустотой.
— Серьезный разговор у нас к тебе, — поведал Аския опять же без предисловий.
— Я догадываюсь о его предмете.
— Не торопись. Ты раз ослушался, но к нам не поступало распоряжения тебя вразумить или наказать.
— Значит ли это, будто я прощен?
— Мне неведомо. Мы здесь по другому поводу. Мастема завладел шестью Осколками. Четвертый — мальчик, которого охранял Лаувиан, — сегодня совершил убийство и этим подписал себе приговор: приблизиться к нему мы больше не могли. Одновременно с ним пятый — к нему был приставлен Хазиил, — подсыпал яд отцу, чтобы заполучить наследство… Мы потеряли обоих. По поводу двоих оставшихся поступил приказ… Однако и с шестым Осколком мы опоздали. Женщина считала себя потомственной колдуньей, гадалкой и ясновидящей, и король шабашей Леонард вдоволь потешил ее самолюбие, напророчив великое будущее в обмен на душу. Она продалась — а над свободной человеческой волей мы не властны. Остался последний.
— Ты сказал, поступил приказ, — произнес Азариил, глядя на ночные тучи. Те клубились низко над землей, похожие на грязные выхлопы из заводских труб.
— Аваддон не должен возродиться.
— Но ведь есть силы, способные совладать с падшим. Архангелы?
— Может быть, ты велишь им?
Азариил понуро опустил голову. Площадка возле церкви тоже выглядела грязной: соль превратила снег в отвратительную жижу.
— Семеро демонов под предводительством Мастемы придут за душой вверенного тебе человека, — сказал Аския. — Существует множество дорог, по которым мы могли бы пойти: защищать Осколок до самой его смерти, или забрать туда, где до него нелегко будет добраться. Однако есть распоряжение, и не нам его оспаривать. Ни мы, ни кто другой не устроит все лучше, чем Господь. Есть лишь один верный путь — путь промысла, все остальное ошибочно, каким бы обнадеживающим или правильным ни выглядело.
Азариил признавал его правоту. Только внутри что-то больно и гадко дергалось.
— Я понял приказ, — вымолвил он непослушными губами.
— Срок до утра. Я оставлю с тобой двоих…
— По поводу них тоже были повеления?
— Нет.
— Тогда уведи. Я справлюсь.
— Семеро демонов, брат, — Аския повысил голос, явно пытаясь воззвать к благоразумию низшего по чину ангела. — И Мастема! Господь сам оставил его надзирателем над целым племенем земных бесов, Мастема силен…
Азариил упрямо сжал челюсти и поглядел исподлобья:
— Для бесчестия не нужны свидетели.
— Опомнись, — предостережение прозвучало тихо, но твердо. — Не поддавайся опасным заблуждениям, не делай ложных выводов. Мы созданы для подчинения Отцу, а не страстям! И только перед Ним отвечаем честью и бережем ее. Не перед людьми. Какими бы крепкими ни казались узы с ними, это обман, ловушка…
Вот почему самовольное воскрешение осталось без внимания. Вот оно — наказание за неповиновение! Андрей умрет так или иначе, вопрос лишь в том, что теперь убить его поручено единственному, не считая сестры, кому он доверяет. Вот оно — искупление…
Аския продолжал увещевать и поучать, видимо, считая своим долгом растолковать запутавшемуся товарищу все возможные последствия опрометчивого решения. С разных точек зрения.
— Я справлюсь, — повторил Азариил, прерывая поток нравоучений. — Уведи их.
Общество высшего начинало тяготить.
Аския колебался:
— У тебя мало времени. Как только мы исчезнем, духи зла…
— Я не стану тянуть. Все сделаю. Но прошу лишь об одном, — Азариил посмотрел ему прямо в глаза: пусть прочтет намерения, пусть убедится, что за словесной решимостью не скрывается лукавство. — Дай мне завершить все без сторонней помощи. Я должен сам.
— Хорошо, — нехотя уступил Аския и тут же оговорился: — Силы будут неподалеку. Они не помешают тебе, но я не стану отзывать их с Земли. На заре объявлен сбор в храме Невечернего Света: мы завершаем миссию и уходим.
— Встретимся там.
Аския церемонно поклонился, и налетевший порыв ледяного ветра стер его сияющую фигуру с тошно-серого ночного пейзажа.
Азариил запрокинул голову, ловя ртом стылый воздух и вглядываясь в коричневатые клочья туч, почти скребущих брюхом по кресту надвратной церкви. Ветер гнал их на восток к далекому зимнему рассвету. Только Андрею было не суждено встретить этот рассвет. Для Андрея новый день никогда не наступит. Не взойдет солнце: ни здесь, на земле, ни там, куда увлекут душу грозные посланники Небес.
Азариил снова опоздал.
— Отнять жизнь не трудно, — пробормотал он, смаргивая набежавшие от холода слезы. — Куда тяжелее отнять шанс на спасение.
Внутри все мерзко содрогалось. Начинало знобить.
Обернувшись, он нетвердой походкой стал взбираться на высокую лестницу крыльца.
Открыв глаза, Андрей обнаружил себя лежащим поверх растерзанной постели в знакомом Муромском подвале. Комнату наполнял серый сумрак, плотный, мягкий, как вата, и оглушительно тихий. А ещё прохладный и удивительно свежий, словно приоткрытая форточка в рассохшейся раме окна выходила прямиком в поднебесье.
В голове блуждали и путались воспоминания. Путешествие по ночным улицам, величественные белоснежные стены храма и его прогретое до тяжелой духоты нутро, проникновенные и торжественные песнопения, похожие на органную музыку. Андрей завозился и в тот же миг вспомнил невероятное: будто бы кто-то нес его на руках, бережно и без устали. А веки сами собой смыкались, ужасы сновидений растворялись во мраке, и дремалось в блаженном покое, в безопасности так дивно и сладко… Терять новообретенное ощущение не хотелось, и Андрей цеплялся за него, отказываясь просыпаться, и сжимался в комок, как в детстве под одеялом, и нежился, и смаковал каждое мгновение.
Потом наступило пробуждение. И вот он снова в заплесневелом старом подвале, а внутри — горькие сожаления о потерянном умиротворении.
Тяжело вздохнув, Андрей повернулся на правый бок.
У окна кто-то сидел. Сутулый, с опущенной головой и поникшими плечами. Так вот от кого веяло этой дурманящей свежестью! Вот кто рассеивал сумрак едва видимым светом — неуловимым, словно тонкая взвесь жемчужной пудры в воздухе. Вот кто принес Андрея из храма домой — на руках. Или на крыльях.
В других обстоятельствах он бы обрадовался и знакомому лицу, и благополучному, хоть и необычному возвращению в квартиру, и тому, что церковная тягомотина осталась позади. Однако при более пристальном взгляде на ангела его пробрала необъяснимая дрожь. Уперев локти в колени, тот крутил в руках снежный буран и казался смертельно расстроенным.
