Дева дождя - Комарницкий Павел Сергеевич (электронные книги без регистрации .txt) 📗
"За домом твоим следят" – глаза ангела были непривычно серьёзны и печальны. – "Прав был Йорик. Не надо было звонить в Час Быка"
"Я не знала… Я же ничего не знала"
– Да никто тебя не винит, – Йорген ободряюще улыбнулся. – Мы им устроим спектакль. Как раз до завтрашнего дня сбить со следа…
"Ночевать мы будем на Варварке, 2. А пока отдыхайте"
Рыцарь развернулся на каблуках и вышел, плотно прикрыв входную дверь. Во дворе завелась машина, Марина выглянула через занавеску… Красная, как пионерский галстук, новенькая "Лада" выезжала из ворот.
– Да ничего особенного, цвет поменять… – несколько преувеличенно-небрежно фыркнул Агиэль. – Вот обед на троих, это не железо какое-то там… Тут тонкая работа требуется…
Девушка чуть улыбалась, глядя, как ангел делает пассы. Ревнует.
– Оп-ля! Прошу!
Стол оказался покрыт белой накрахмаленной скатертью, на середине возвышался богато изукрашенный серебряный самовар, корзина со сдобой, чайные чашки лепного тончайшего фарфора. Отдельно стоял изящный фарфоровый кофейник и пузатая посудина с какао.
– Ну как? – спросил Агиэль, наслаждаясь произведённым эффектом.
– Ты прям настоящий волшебник! Великий Мерлин! – щедро похвалила Марина.
– Ай, брось, Мерлин… – надулся Ага. – Мерлину такого сроду было не сотворить, чего я, не знаю, что ли…
Девушка, не выдержав, рассмеялась. Притянула к себе великого волшебника и расцеловала.
– Ну то-то! – успокоился ангел. – Давай, садись, перекусим. Ужинать нам никому не придётся, похоже… Не говоря уже о завтраке.
Он налил себе какао, отхлебнул, и на ангельском личике отразилось горькое недоумение. Почуяв неладное, Марина осторожно откусила кусочек заварного пирожного – резкий аромат маринованных огурцов ударил в нос.
– Ы… – эфирный посланец был расстроен не на шутку. Поднял крышку кофейника, и над столом расплылось характерное благоухание селёдки пряного посола. – Это всё скатерть виновата… далась мне она… рассеяние концентрации и внимания…
Марина уже и не помнила, когда в последний раз так хохотала.
…
Бетонные плиты с грубо замазанными стыками нависали над головой – "технический этаж" – чердак панельной многоэтажки не отличался высокими потолками. Возле маленького окошка-отдушины на раскладном стульчике сидел парень в тёплой куртке с поднятым воротником и вязаной чёрной шапочке, рассеянно поглядывающий на экран переносного цветного телевизора, демонстрировавшего скучную статичную картинку – обшарпанная дверь подъезда, пара лавочек, урна для мусора… В окошко таращилась стеклянным глазом объектива телекамера на штативе, на столике рядом с телемонитором тихо жужжал портативный видеомагнитофон. Кроме того, на столе стоял термос, чашка со следами кофе, лежал мощный морской бинокль и пачка сигарет "Опал", наполовину опустошённая. Судя по всему, наблюдатель обосновался здесь давно и уходить собирался не скоро.
Раздался негромкий, но настойчивый зуммер. Парень сунул руку за пазуху и вытащил коробку с коротким штырьком антенны.
– Да, слушаю.
– Не спишь?
– Обижаешь. Чтоб я проспал такие бабки?
Рация издала короткий смешок.
– Что нового?
– Пока тихо. Папа-мама на работе, сама не появлялась. Слушай, тут такая проблема – сильно могучую лампочку над дверью ввинтили, засветка на экране…
– Гога не жаловался.
– Да и я не особо, но всё-таки…
Наблюдатель вдруг резко выпрямился, даже пригнулся к экрану. На мониторе возникла первая картинка, отличная от приевшейся заставки – из красных "жигулей" выходила девушка в джинсах.
– Чиха, похоже, есть объект! Наконец-то…
– Ну?! Запись идёт?
– Само собой!
Девушка уже скрылась в тёмном зеве подъезда, автомобиль тронулся и исчез из поля зрения телекамеры. Наблюдатель схватил бинокль, метнулся к окошку.
– Чиха, она на красной "жучке" прибыла! "Жучка" уже на проспект выворачивает…
– Всё нормально, кент! – рация не в состоянии была исказить радость говорившего. – "Жучка", это уже не наша забота! Щас Крэк подъедет, сменит тебя. Кассету не забудь!
…
– … А я ему говорю: ты, козлина безрогий, мудила траханый…
Голоса переплетались, сливались… Господи, как надоела эта нудня… Каждый день на все лады одно и то же. Ну почему они не говорят о чём-то… человеческом? Ведь были у них там, в мире живых, не только грязные обезьяньи разборки – кто из павианов круче в стаде… Был дом, были отец и мать…
Сумасшествие заразно. Как туберкулёз, как проказа. Долго ли сможет сохранить здоровье узник в камере, полной прокажённых? Идиотские разговоры ни о чём, всплески никчемной ненависти, и даже волна "мораны" здесь, в проклятом Мороде уже кажется избавлением… Хоть на какое-то время не видеть этого…
Алексей усмехнулся, лёжа в темноте. Это там, в мире живых, сон служит избавлением от окружающей мерзости и убежищем измученной души. "Морана" просто вырезает часть суток, точно монтажёр кусок киноленты, и всё продолжается – нудный бессмысленный базар, драка, дубинки глиняных истуканов, наводящих порядок… Из всех обитателей камеры только у него, заключённого-грешника Горчакова, была отмычка. И как следствие нормальный, человеческий сон.
"Лёшик… Ты не бойся, Лёшик… Главное, не бойся. Мы тебя выручим"
Надо держаться. Надо во что бы то ни стало продержаться, не утратить разум.
– … Мы ей ходули завернули, п…да наружу. Бритая, б…дь, гладенькая… "Отпустите!" орёт, дурочка… Ну ей Ктырь и засадил по самые гланды, шоб не орала… А я в передок – ух, задёргалась…
Горчаков стиснул зубы от омерзения. Да люди ли они? Насильники и убийцы, отребье…
Мысль, давно царапавшаяся в подсознании, наконец-то вылупилась, как цыплёнок из яйца. Нет, что-то тут не то. Это там, в Энрофе, ублюдки хвастают подобными вещами, бравируя своей временной безнаказанностью. Дойдя до Морода, даже самый тупой скот уже понимает вполне достаточно. Они уже знают, что такое гаввах.
Провокаторы. Обычные камерные "наседки", хорошо известные уркам Энрофа. Это они задают тон, поддерживают в "хате" должный уровень скотства. Вот оно, простое и ясное решение задачки.
"Ты прав, Лёха. Сучара я… Понимаешь, сам себя за говно держу, а не могу… Сил нет терпеть, гаввах ихний этот… На зоне никого так не опускают…"
Алексей усмехнулся. Нет, не прав ты, бывший зэк Жека… и даже фамилия неизвестна. Не прав. Силы нужно находить. Чтобы не опускаться всё глубже.
– А чегой-то ты всё молчишь, парень? – голос мерзкий и вкрадчивый. В полутьме черты лица смазывались, отчего вытянутая мордочка говорившего ещё более напоминала хорька.
– А с какой целью интересуешься, милок? – в тон ответил Горчаков. – Хочу и молчу.
– Вах! Хочет и молчит! – басом восхитился узник, похожий на перекормленную в зоопарке горную гориллу, к тому же эпилированную в гламурном косметическом салоне для пущей красоты. Вообще-то эфирные тела такого порядка были уже вполне стройные даже у тех, кто в Энрофе был натуральным квазимодой. И вонь… А человек ли это?
– Ну что ж… Можно и поговорить, – улыбнулся Горчаков. Сел на шконке… и запел.
Стихли пустые тары-бары. Слышали ли здесь, в Мороде, хоть одну песню? Хоть когда-то, хоть какую-то…
