Дюна. Первая трилогия - Герберт Фрэнк Патрик (книги хорошего качества .txt) 📗
— Хорошие ментаты не пренебрегают фактором возможной ошибки в своих расчетах. Уважение к этому фактору — это здоровая черта.
— Я с этим никогда и не спорил!
— Тогда попробуй приложить свои способности к симптомам, которые мы оба видим случаи пьянства, ссоры… Среди наших людей ходят самые нелепые слухи об Арракисе. Они запустили даже свои простейшие…
— Это все от праздности, и ничего больше, — возразил Хават. — И не пытайтесь запутать меня, напуская таинственность на самые простые вещи.
Джессика пристально разглядывала его — и представляла себе, как солдаты и охрана в казармах говорят между собой о своих бедах, о тоске и тревоге — и как от этого повисает в воздухе тяжкое напряжение, почти физически ощутимое — как запах горелой изоляции. «Они становятся похожи на героев древней, еще догильдийской легенды, — думала она. — Как команда потерянного звездолета „Амполирос“. Терзаемые болезнью, сидели они у корабельных орудий — всегда ищущие, всегда наготове и всегда не готовые…»
— Почему ты никогда не использовал до конца мои возможности в своей службе герцогу? — спросила она. — Или ты боялся соперника в моем лице?
Он сверкнул на нее глазами.
— Я кое-что знаю о том, чему учат Бене Гессерит… — Он угрюмо оглядел ее и замолк.
— Что же ты? Продолжай, — усмехнулась она. — Ты хотел сказать «Бене-Гессеритских ведьм».
— Я действительно кое-что знаю о той настоящей подготовке, которую дают в Бене Гессерит, — хмуро сказал он. — Я же видел, как все это проявляется у Пауля. И меня не обманет этот ваш лозунг на публику — мол, «мы существуем лишь для служения».
«Да, шок должен быть по-настоящему сильным, — решила Джессика: — И он почти готов к нему».
— Ты почтительно выслушиваешь меня на Совете, — сказала она, — но почти никогда не принимаешь мои советы. Почему?
— Я не верю советам, рожденным Бене-Гессеритскими мотивами, — отрезал он. — Вы можете думать, что видите человека насквозь, что можете заставить его поступать так, как вам…
— Суфир! — взорвалась она. — Глупец, несчастный глупец — вот ты кто!
Хават нахмурился, заставил себя снова сесть.
— Какие бы слухи о наших школах ни доходили до тебя, — промолвила она, — правда куда больше этих слухов. Если бы я хотела уничтожить герцога… или тебя, или кого угодно из тех, кто находится в пределах моей досягаемости, — ты бы не смог помешать мне.
Сказав это, она подумала: «Почему я позволяю гордыне заставлять меня говорить так? Разве этому меня учили? И не так должна я шокировать его…»
Хават сунул руку за пазуху, где у него всегда лежал миниатюрный пистолет с ядовитыми иглами. «Она без щита, — подумал он. — Это всё что, блеф? Ведь я могу убить ее сейчас… но, но! — если я ошибаюсь, последствия будут ужасны!»
Джессика увидела, как его рука скользнула к внутреннему карману.
— Я надеюсь, между нами нужды в насилии не возникнет, — сказала она.
— Достойная надежда, — согласился он.
— Но тем временем болезнь распространяется в наших рядах и разъедает их, — продолжала Джессика. — И я должна вновь спросить тебя: не разумнее ли предположить, что это Харконнены посеяли в нас подозрение друг к другу, чтобы разъединить и столкнуть нас?
— Кажется, мы все же вернулись в тупик, — угрюмо буркнул Хават.
Она вздохнула и подумала: «Он почти готов».
— Герцог и я заменяем этим людям отца и мать, — сказала она. — Это положение….
— Герцог не женился на вас, — перебил Хават. Джессика сдержалась, усилием воли сохранив спокойствие. Он хорошо парировал.
— Но он не женится и ни на ком другом, — уточнила она? — Во всяком случае, пока я жива. И, как я сказала, мы для наших людей вместо родителей. Разбить сложившиеся отношения, рассорить и запутать нас — какая цель для Харконненов будет более соблазнительной?
Он понял, куда она клонит, и его брови сдвинулись.
— Герцог? — продолжала она. — Да, это заманчивая цель; но никто не охраняется лучше, чем герцог. Разве что Пауль. Я? Разумеется, они бы не отказались от такой добычи; но уж кто-кто, а они знают, — что Бене Гессерит — добыча не из легких. Но есть и другая мишень. Человек, чьи обязанности по определению создают огромное слепое пятно. Человек, для которого подозрительность так же естественна, как дыхание. Человек, вся жизнь которого построена на тайнах, интригах, намеках и хитростях. — Она протянула к нему руку. — И этот человек — ты!
Хават вскочил со стула.
— Я не отпускала тебя, Суфир! — резко бросила она.
Старый ментат почти упал на стул — мышцы вдруг отказались ему служить. Она невесело улыбнулась:
— Теперь ты кое-что узнал о том, чему нас учат по-настоящему, — проговорила она.
Хават попытался сглотнуть — горло пересохло. Ее приказ был таким властным, не допускающим даже малейшего неповиновения, — и он не смог противиться. Тело послушалось раньше, чем он успел что-либо подумать. И ничто не могло бы удержать его от выполнения этого приказа — ни логика, ни гнев… ничто. Чтобы сделать то, что удалось сделать ей, необходимо глубоко, до самых сокровенных подробностей, знать того, кому приказываешь. Он не представлял себе, что возможен такой контроль над человеком…
— Я говорила тебе, что мы должны понять друг друга, — сказала Джессика. — Я имела в виду, что ты должен понять меня. Я тебя понимаю давно. И я могу сказать тебе, что твоя преданность герцогу — это все, что гарантирует твою безопасность сейчас, когда ты рядом со мной…
Он не мог отвести от нее глаз. Облизнул губы.
— Если бы мне нужна была марионетка, я бы заставила герцога жениться на мне, — спокойно продолжала Джессика. — Причем он был бы уверен, что женился по собственной доброй воле.
Хават наконец опустил голову и исподлобья взглянул на нее сквозь редкие ресницы. Лишь великолепное владение собой помогло ему удержаться и не позвать стражу. Владение собой… и мысль о том, что эта женщина может попросту не позволить ему кликнуть охрану. Он вспомнил, как она заставила его подчиниться, и по его спине пробежали мурашки. Ведь пока он был ошарашен приказом, ей ничего не стоило достать оружие и убить его!
«Неужели у каждого человека есть такое „слепое пятно“? — думал он. — И каждого можно заставить подчиняться раньше даже, чем он сможет осознать все и воспротивиться?»
Эта мысль поразила его. Кто может противостоять наделенному подобной властью?!
— Сейчас ты увидел железный кулак внутри мягкой перчатки Бене Гессерит, — сказала она. — Немногие, увидев его, оставались жить… И то, что я сделала, — довольно простая вещь для нас. Ты не видел всего, на что я способна. Подумай об этом!
— Так почему вы не уничтожаете врагов герцога? — спросил он.
— Что я должна уничтожить? — переспросила она. — Или ты хочешь, чтобы герцог сделался слабым и всегда зависел от меня?
— Но с такой властью…
— Власть — это палка о двух концах, Суфир, — произнесла Джессика. — Ты думаешь сейчас: «Ей ничего не стоит создать оружие из человека и нацелить его в самое сердце врага». Да, Суфир. Даже и в твое сердце. Но чего бы я достигла? Если бы многие из нас поступали так, разве не пало бы недоверие и ненависть на всех Бене Гессерит?
— Мне нечего ответить вам, — выговорил Хават. — Вы знаете, что нечего.
— Ты никому не расскажешь о случившемся здесь, никому и ничего, — сказала она. — Я знаю тебя, Суфир.
— Миледи… — Снова старик попытался сглотнуть сухим горлом. И подумал: «Да, у нее действительно есть великая сила. Но разве не делает ее это еще более опасным орудием в руках Харконненов?»
— Друзья могут уничтожить герцога так же легко, как и его враги, — сказала Джессика. — Но теперь я верю — ты найдешь корни своих подозрений и вырвешь их.
— Если они все же окажутся беспочвенными, — добавил, он.
— Если? — насмешливо прищурилась Джессика.
— Да, если, — подтвердил он.
— Ты действительно очень упорен, — сказала она.
— Просто осторожен, — ответил он, — и помню о факторе возможной ошибки.
