Городская фэнтези — 2008 - Бенедиктов Кирилл Станиславович (бесплатные серии книг .txt) 📗
Гертье, ёжась под тощим пальто, живо представил себе безобразие, которое их ждёт, — грязный, пьяный и прокуренный кабак в полуподвале, музыка расстроенной фисгармонии, кельнеры, похожие на карманных воров, измятые и осовевшие девушки с перегаром изо рта, портовая рвань за изрезанными и прожжёнными столами, скверное пойло вместо доброй выпивки, визгливый смех, скандал с дракой и битьём бутылок… Есть любители сойти на городское дно, но Гертье был не из их числа. Мысли о приятных посиделках с флиртом вымерзли, осталось одно желание — добраться до жилья, растопить печурку и зарыться в постель.
— Бабель, довольно дверные замки целовать. Едем ко мне! Посчитай, сколько ты прокатаешь, если отправишься домой, — и соглашайся.
— О, мой добрый камрад! я с тобой, рука об руку! погоняй, Автомедон, наш верный колесничий! — Привстав, Бабель толкнул кучера кулаком в спину.
— Куда ехать изволите? — Извозчик, не сведущий в поэзии Гомера, за хорошую деньгу готов был стерпеть любое путешествие.
— Маргеланд, Вторая набережная.
— Эх ты!.. Ну, ваше сиятельство, с вас ещё талер, всего два пятьдесят — и на том поладим.
— Грабитель! — Бабель возмутился. — Как ты смеешь требовать столько?! Обирала!
— Ничуть, светлейший князь, — я так понимаю, что на девках вы сегодня сэкономили, значит, на лошадку сможете потратиться…
— Резон, — согласился Гертье, залезая в фиакр. — Ещё двадцать центов получишь, если будешь погонять как следует.
Чтоб скорей добраться на восточную приморскую окраину, смекалистый извозчик выбрал путь покороче, по мостам через острова левобережья. Гулкая звёздная ночь простиралась во всё небо; дрожали и гасли огоньки в окнах. Цокот копыт и стук колёс могли бы убаюкать ездоков, если б не пробирающий до костей холод, который всё усиливался. Когда миновали церковь Марии Стелла Гратис, Бабель заухал, сильно хлопая в ладоши и подпрыгивая на сиденье, словно бесноватый.
— Как же! я! не подумал! надо! было! в аптеку!
— Зачем? — Гертье растирал щёки.
— Спирту! склянку! выпить! огнём бы зажгло!
— Не боишься? Проспиртованное тело может загореться от малейшей искры — один пепел останется.
— Ха! мне! ничуть не страшно!.. Лучше в пекло, чем стать снеговиком! А говоришь, медвежий плащ греет в самую лютую стужу? Он б-большой, м-можно д-двоим з-завернуться!
— Д-да, — клацал зубами и Гертье, — на охоте, на ночёвке мы с батюшкой в нём как в мешке… Мех толстый!
— О, не рассказывай! я сейчас завою!
На перекрёстке с телеги сгружали деревянные плахи, а согбенный полицейский унтер в пальто с поднятым воротником, натянув фуражку околышем на уши, приплясывал у наваленных на мостовую дров, стараясь запалить спичку — те ломались в пальцах, шипели и не загорались. Рядом кутался младший чин, держа факел со смоляным набалдашником.
«Костры на улицах, — мелькнуло у Гертье, — как в старину… Когда это в последний раз было? Похвальная забота; наконец-то отцы города расстарались для бездомных… вон уже собираются», — пожухшие, бедно одетые фигуры стягивались к будущему кострищу, перешёптываясь с надеждой при виде заполыхавшего факела.
Облитые керосином, плахи с треском вспыхнули, озаряя лохматым оранжевым пламенем заснеженную улицу, сугробы вдоль тротуаров, стены домов. Выглянув из-за поднятого фордека, Гертье увидел, как люди тянутся к огню, топчутся, отыскивая место поудобней, чтоб и не мёрзнуть, и не обжигаться.
Впереди на тротуаре замаячила одинокая фигура женщины; с каждым поворотом колёс она становилась ближе. Гертье различил аккуратную шляпку, оценил покрой просторного и вместе с тем изящного пальто, но было в её фигуре нечто, обеспокоившее его. Спина сгорблена, плечи вздёрнуты, воротник поднят, а локти прижаты к бокам. Не шатаясь, молодая женщина (дамы в возрасте так не одеваются) шла медленной, нетвёрдой походкой, склонив голову.
— Бабель, тебе не кажется, что…
— Что?
— Эй, приятель, ну-ка останови! — Гертье спрыгнул на ходу и летучим прыжком ловко перемахнул через сугроб. Сзади раздалось запоздалое: «Тпр-р-ру!»
— Сьорэнн!.. — окликнул Гертье. Женщина сонно обернулась — лицо её было белым, глаза застывшие, отсутствующие. — Извините, но, может быть, вам нужна помощь?
…Молодой человек, нагнавший Рагнхильд, был одет просто, но со вкусом, что выдавало в нём натуру, изощрённую в умении нарядиться по средствам и при этом соответствовать богемной моде. На его охотничьем картузе красовалась малиновая лента-околыш (цвет Кавалькора — девичья погибель!). Серого сукна пальто-честерфильд с бархатным воротником в тон шарфу, панталоны в чёрную и серую полоску, чёрные суконные штиблеты с белыми металлическими пуговицами. Но в глаза Рагнхильд бросилось не платье, а его лицо — утончённое и столь чистое, словно его не касалась бритва, хотя рост и стать указывали на уже достаточно зрелый возраст, крепость мышц и привычку держаться независимо и смело. Улыбка на тонких и ярких губах мужчины была осторожной, нерешительной, а его светлые глаза внимательно и чуть встревоженно наблюдали за Рагнхильд.
— Я… — только и смогла вымолвить она. Пронизывающий холод сковывал ей лицо, сводил ноги судорогами, а язык едва мог выталкивать слова изо рта. Холод стягивался, как петля на горле, он искал её — слепая неживая сила, направляемая чьей-то твёрдой волей.
С тринадцатью центами в Маэне можно было выпить стаканчик рома, съесть порцию жаркого с картофелем и согреться солидной чашкой кофе. Или взять три небольших пирожных. Или снять койку в ночлежке, перед тем насытившись благотворительной похлёбкой, — тогда ещё останется пять центов на завтра. Но Рагнхильд знала о существовании ночлежек лишь по книгам. Увидев это заведение, она скорее застрелилась бы, чем вошла туда. Умереть — но не поступиться гордостью, не замарать свою честь! Поэтому она прошла мимо кондитерских и харчевен, даже мимо приюта церкви Стелла Гратис, где на ночлег принимали бесплатно.
С каждым ударом часов на колокольне она всё отчётливей осознавала, что не доживёт до утра. Холод многих убьёт нынешней ночью, но они — его случайные жертвы, потому что он ищет и замораживает её одну. Те, кто наслал его, знают: она не станет просить приюта и искать спасения ценой унижения.
Осталось лишить их радости, не дать себя схватить. Волшебный конь, который унесёт её от погони, смирно ждал в ридикюле — когда же она сожмёт его рукоять и взведёт курок.
Но она не хотела делать это перед молодчиком в картузе и честерфильде.
— Уйдите, — проговорила она. — Уйдите прочь.
— Вам плохо? Я могу отвезти вас к врачу. Рагнхильд еле справилась с застёжкой ридикюля.
— О, нет, оставьте! Все расходы я беру на себя, — светлоглазый взволнованно приложил ладонь к сердцу в знак искренности. — Или доставить вас домой? Назовите адрес — экипаж, к вашим услугам.
«А вдруг?.. — робко блеснула далёкая вспышка в потёмках тоски и безнадёжности, сгустившихся вокруг Рагнхильд. — Нет, нет! Я не стану ни о чём просить!..» — мгновенный блеск погас, осталась только тлеющая где-то в глубине сердца крохотная искорка.
Она покачнулась, закрыв лицо рукой. Озабоченный Гертье осторожно подхватил её под локоть.
— Простите мою вольность — я без позволения… Клянусь честью, сьорэнн, я защищу вас от любой опасности. Кавалер Гертье, ваш покорный слуга. Разрешите помочь…
— Да… я… разрешаю, — выдохнула Рагнхильд, слабея.
— Бог мой, Гертье! — вытаращился Бабель, когда его молодой приятель подсаживал девицу в фиакр. — Кого ты подобрал?
— Замолкни, дружище, и перебирайся на подножку. Девушка совершенно замёрзла, вот-вот лишится чувств. Приятель, гони! Бабель, как только приедем, беги наверх и растапливай печь, а я поведу барышню по лестнице.
Рагнхильд слушала их диалог еле-еле, в полуобмороке. Она старалась сжаться под ольстером, чтобы сохранить хоть малую толику тепла, доехать до жилья и — о, счастье! — до печки! Только бы оказаться в закрытом помещении, где есть очаг и дрова — или торф, или уголь, безразлично, — тут-то она сумеет согреться!
