Стражи леса - МакНилл Грэхем (первая книга TXT, FB2) 📗
Живя среди такой красоты, как можно ее не оберегать?
Траурная процессия вошла под зеленую арку; с веток и листьев на эльфов падали капли подтаявшего снега и сосулек, словно лес тоже скорбел о пролитой крови. Леофрик поеживался, когда ледяные капли падали ему на лицо; здесь было как-то особенно холодно.
Впереди процессии шла Найет, за ней — правитель Олдельд и Гончая Зимы, который нес на руках тело Тэрина Ворона Бури. Морвхен шла за отцом, за ней — Тифейн, поддерживая длинный шлейф своей госпожи. Воины Вечной Стражи несли на плечах своих погибших товарищей. Над процессией летела серая сова; от ее печального уханья на душе становилось еще тяжелее.
Кьярно уже ушел из Коэт-Мары, и о нем никто не вспоминал, словно его и не было. Выслушав приговор правителя, юноша молча вложил меч в ножны и ушел. Больше его никто не видел. Морвхен хотела пойти за ним, но Кайрбр удержал ее, понимая, что девушка уже ничем не может помочь своему возлюбленному. Правитель Коэт-Мары принял решение, и никто не имел права нарушить его волю.
Печальная процессия медленно двигалась по лесу, проходя по притихшим полянам и покрытым ледяной коркой тропинкам; деревья встречали ее тихой и грустной песней, кустарники расступались, давая ей пройти, — лес плакал вместе с эльфами.
Наконец они вышли на широкую заснеженную поляну, со всех сторон окруженную высокими деревьями, которые стояли вытянувшись, как часовые на карауле; из-под снега уже пробивались молодые ростки. Над поляной раскинулось широкое небо, окрасившееся в пурпурные и красные краски вечерней зари. Леофрик почти не был знаком с Тэрином Вороном Бури, но после короткой встречи с герольдом почувствовал к нему большую симпатию, а увидев красивую поляну, куда пришли эльфы, решил, что и сам выбрал бы ее для погребения, если бы ему пришлось это делать.
Эльфы запели громче и начали обходить поляну по кругу; от печальных звуков их песни у Леофрика защемило сердце; не в силах сдержать нахлынувшие чувства, он расплакался. Ему очень хотелось запеть вместе с эльфами, но он боялся, что его грубый голос только помешает им.
Найет вышла на середину поляны, а Леофрик тихо подошел к Морвхен и Тифейн. Рядом с ними стояли правитель Олдельд и Кайрбр, и Леофрик заметил, что вождь клана Эадаойн выглядит изможденным и все еще прижимает руку к груди. Обычно невозмутимый, Кайрбр как-то внезапно состарился и стал похож на древнего старика. Морвхен старалась держаться спокойно, но по ее лицу было видно, как тяжело она переживает случившееся.
На Провидице было длинное платье из серебряных перьев, в котором она казалась особенно стройной и величавой; ее талия была перехвачена поясом из листьев, украшенным драгоценными камнями, в длинные косы были вплетены веточки вереска. Осунувшееся лицо Провидицы было спокойным и сосредоточенным. Вот она взмахнула посохом, и к ней на плечо опустилась серая сова.
«Значит, — подумал Леофрик, глядя на усталое лицо Найет, — тяжелые испытания старят не только людей, но и азраи».
Погибших осторожно уложили в круг в центре поляны, а затем, по сигналу Найет, воины разом, как один, сделали шаг назад.
Найет начала что-то говорить, и Леофрик в который раз подивился невероятной благозвучности языка эльфов, так и не научившись понимать, когда они говорят, а когда поют. Почувствовав, что рядом кто-то стоит, он повернул голову — это была Тифейн; ее лицо было печально.
— Провидица просит лес принять мертвых, — прошептала эльфийка, словно поняв, что человек хочет знать, о чем поет Найет.
Леофрик кивнул; Провидица запела громче, на высоких нотах, и вместе с ней запели все эльфы Коэт-Мары. Песня продолжалась долго, пока не наступила ночь и синее вечернее небо не стало совсем черным. Тогда эльфы зажгли факелы, и поляна осветилась мягким оранжевым светом.
Закончив песню, Найет медленно направилась к лесу, и эльфы расступились, давая ей пройти. Затем за Провидицей двинулись правитель Олдельд и Кайрбр, а за ними потянулись и все остальные.
Леофрик недоуменно посмотрел им вслед, спрашивая себя, кто же будет хоронить мертвых, а Тифейн сказала:
— Идем, мы исполнили свой долг перед мертвыми, теперь пришло их время, пусть лежат под звездами.
— Вы оставите их лежать на поляне?
— Конечно, — сказала Тифейн. — Что же еще мы можем сделать?
— Неужели вы не хороните своих погибших или умерших? — спросил Леофрик. — Не ставите им памятники или какие-нибудь надгробия, чтобы о них помнили?
Тифейн покачала головой:
— Нет, Атель Лорен забирает себе то, что ему принадлежит. Мертвые станут частью лесного царства и будут жить вечно. Красота леса — вот их наследство, а что может быть лучшей памятью о тебе, чем бессмертная душа леса?
— Наверное, ты права, — заметил Леофрик. — Но что же будет с телами?
— Не будем об этом говорить, — ответила Тифейн и, повернувшись, направилась к лесу. — Нехорошо обсуждать дела мертвых в их присутствии.
Догнав ее, Леофрик сказал:
— Я все же думаю, что нельзя оставлять тела вот так, под открытым небом.
— А ты бы закопал их в землю, да? Да еще и камень сверху привалил, как делают карлики? — спросила Тифейн. — Нет, заключить душу в темницу — значит лишить ее последнего путешествия.
— Какого путешествия?
— К бессмертию памяти. Умершие будут жить в наших сказках и песнях, и память о себе они передадут своим потомкам. А это значит, что они никогда не умрут. Разве ты забыл свою жену, Леофрик? Разве не будешь рассказывать о ней сыну?
— Если я когда-нибудь увижу сына, то, конечно, расскажу, — с грустью сказал Леофрик.
Улыбнувшись одними уголками губ, Тифейн нежно провела по его щеке своими тонкими и нежными пальчиками:
— Ты думаешь, что никогда его не увидишь?
— Не знаю. Надеюсь, что увижу. Только вряд ли это возможно.
— В Атель Лорен, — сказала Тифейн, — все возможно.
После похорон прошли дни, потом недели; достигнув своего пика, серое отчаяние зимы медленно пошло на убыль, и в воздухе запахло весной. Большую часть времени Леофрик проводил за молитвами или лечением своих ран; странно, но ему очень не хватало Кьярно, навсегда исчезнувшего из Коэт-Мары. Этот юноша — хотя понятие «юноша» у эльфов и людей разительно отличалось — стал для Леофрика если не другом, то существом, с которым можно было поговорить по душам.
Дни тянулись медленно и скучно; только теперь Леофрик начал понимать, что это такое — быть чужаком и жить на чужой земле. За ним постоянно следовали зеленые духи-огоньки, но, хотя его и радовало их присутствие, считать их настоящими друзьями он не мог. В доме правителя Олдельда всегда было тепло и уютно, но Леофрику очень не хватало общества людей и их энергии, которой у эльфов, при всей их красоте и изяществе, не было.
Но больше всего на свете он скучал по Элен и Берену. Не имея возможности излить кому-нибудь душу, Леофрик мрачнел и все больше замыкался в себе. Все чаще жена и сын снились ему по ночам, и он просыпался с улыбкой на губах, а потом вспоминал, что их с ним нет.
Он часто думал о том, что сейчас делает Верен. Вернулись ли в Каррарский замок солдаты, которые так позорно бросили его, или от стыда и позора они сбежали в другие земли?
Неужели его семья, его потомки так никогда и не узнают о его судьбе?
Дни проходили за днями, недели за неделями, и Леофрик все чаще начал выезжать в лес на том самом эльфийском коне, что спас ему жизнь в битве с кланом Лайту. После битвы он хотел вернуть коня Светлым Всадникам, но их вождь покачал головой и сказал:
— Его зовут Энеор, он сам выбрал тебя, человек. Теперь вы с ним одно целое.
Очень этим довольный, Леофрик стал выезжать на коне в лес, чтобы привыкнуть к нему и приучить его к себе. Конь был очень силен и легко носил на себе рыцаря в полном боевом вооружении, и, хотя в нем не было силы и выносливости бретонских боевых коней, скоростью он обладал удивительной.
В эти дни Леофрик часто думал и о детях-слугах, украденных эльфами, и о своем решении не искать встреч с мальчиком, который, по всей видимости, был одним из его предков. Что он ему скажет? Что он вообще может ему сказать?
