Времена Амирана (СИ) - Голубев Сергей Александрович (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
***
— Вы не думайте, — говорил шут, которого, как выяснилось, звали Куртифляс, — вас отнюдь не забыли. Просто столько событий. Столько возникло такого, с чем никто никогда не сталкивался, что все как-то растерялись. Я думаю, вы понимаете.
Пафнутий с достоинством кивнул. Ну, еще бы! Уж кто-кто, а он-то!..
Шут поудобнее устроился в кресле. В руках у него был бокал с золотистым местным вином. Он принес с собой вместительную бутыль. Бокалы нашлись в комнате Пафнутия. Теперь они не спеша дегустировали за разговором ароматный терпкий напиток.
— Вы же первый раз проделали такое? — Спросил Куртифляс.
Пафнутий вопросительно взглянул на шута. Какое — такое?..
— Я имею в виду оживление мертвого тела.
— А-а… Ну, да.
— Ну, вы же действовали по какой-то инструкции, я полагаю?
— Да, вы знаете, это досталось мне от одного человека. А ему — от его предков. Это древняя наука.
— А скажите, там ничего не говорится о том, как ухаживать за таким вот, ожившим? Ну, знаете, это как у лекарей, мало сделать операцию, надо еще после нее организовать специальный уход. Ну, вы же понимаете…
— Нет, к сожалению, о том, что после — там ничего…
— Жаль, жаль. Ну, что же, будем учиться на собственном опыте. А вообще, интересно, вот это поведение вашего пациента, Геркулания, насколько оно обычно? Может быть, это последствия не совсем удавшегося эксперимента?
— Что вы имеете в виду? — Вскинулся ощетинившийся Пафнутий. — Почему неудачного?..
— А разве я так сказал? — Сделал удивленное лицо шут. — Я имел в виду только одно: в науке не принято, насколько я знаю, ограничиваться одним разом. Я, знаете, имел счастье общаться с некоторыми выдающимися учеными нашего времени. Да вот, хотя бы Алекс Броули — не доводилось слышать? Известнейший алхимик и метафизик. Вот он всегда считал, что в науке самое главное это воспроизводимость результата. Вот я о чем, вы понимаете?..
— Да понимаю я вас, понимаю! — Рассердился Пафнутий. — Понимаю, как нелегко мне придется тут, среди людей, воспитанных в духе самого дубового материализма. Вот даже вы — а я же вижу, вы — человек весьма умный, — тут Куртифляс застенчиво улыбнулся и скромно пожал плечами. Мол — вам виднее… — даже вы, — взволновано продолжал Пафнутий, — видите в магии не более чем механику. Магия, конечно, наука. Но магия в то же время и искусство! Вот возьмем, к примеру, живопись. Любого человека можно обучить приемам и технике нанесения красок на холст, владению кистью и мастехином, умению смешивать краски, добиваясь нужного оттенка, но значит ли это, что любой может стать художником? Нет, художником нужно родиться. Конечно, любой, хорошо обученный ремесленник сможет сделать копию шедевра, но шедевр все равно останется один. Он неповторим! Даже сам художник сможет сделать всего лишь копию того, что у него получилось, это будет мертвая копия, уверяю вас!
— В магии, — продолжал Пафнутий, — главное — это сам маг! Чем отличается маг от любого прочего, я не знаю. Но что-то есть, что может быть обнаружено только опытным путем. При поступлении на те курсы, где я учился, всех нас проверяли, и большинство отсеивали сразу. Потом еще кое-кто уходил в процессе учебы. А остальные учились технике, которая, я вас уверяю, абсолютно бесполезна была бы тем, кого отсеяли. Я могу отдать вам свои записи, по которым я проводил этот, как вы говорите, эксперимент. Попробуйте, и посмотрим, что у вас получится!
— Да ну, что вы, уважаемый Пафнутий, — замахал руками Куртифляс, — никто не покушается ни на ваши знания, ни на ваш талант. Вы, и только — вы!.. А как же!.. Вы меня не совсем верно поняли. Я хотел спросить, а могли бы вы еще раз проделать то же самое?
— Хм-м-м… — удивленно поднял брови Пафнутий, — вам мало того, что уже есть? Не лучше ли сначала научиться как-то… ну-у… жить рядом с тем, что уже есть? Я же знаю, о том, что наш воскресший… этот… Геркуланий, доставляет немало хлопот.
— Тут вы правы. — Согласился шут. — Так я как раз в связи с этим…
***
Умерщвленная Геркуланием лошадь была перенесена на мощенную ровной плиткой площадку в глубине хозяйственного двора. Вокруг поодаль было выставлено оцепление. Пафнутий споро наносил мелом необходимые линии и знаки. В отличие от первого раза он вел себя гораздо увереннее. Руки у него не дрожали.
Поодаль стояли Куртифляс и Ратомир с неизменным Геркуланием. Геркуланий умылся в фонтане и сменил рубашку, подчинившись распоряжению Ратомира. Он стоял спокойно, не проявляя ни любопытства, ни агрессии. Ему было все равно. Лошадь, подарившая ему минуту блаженства, уже была ни на что не годна, лежала себе спокойно на боку и была Геркуланию не интересна. Внутри у него снова поднималась тяжелая, мучительная, но становящаяся уже привычной, холодная волна.
Огонь под котелком с зельем уже никого не удивил. Люди вообще быстро ко всему привыкают. Иначе бы им просто не выжить на этой удивительной земле.
Варево было готово, И Пафнутий вступил в очерченные пределы магического пространства. Сила наполняла его. Он читал слова заклинания, и вибрации воздуха вступали в резонанс с вибрациями пронизывающих пространство струн, связывающих бесконечно малое с бесконечно большим. И вот уже фигура мага с воздетыми руками скрылась в тумане, который тянулся вверх уже не до потолка, пусть и высокого. Белый столб уходил в небо, в бесконечность.
***
Идея нынешнего действа принадлежала на сей раз Куртифлясу. Довольно ему было оставаться сторонним наблюдателем. Пора было занять свое законное место в центре событий, но, как всегда, не на сцене. Как всегда в той темноте, куда тянутся ниточки.
О происшествии с лошадью, убитой Геркуланием, Куртифляс узнал одним из первых. И тут же, совершенно случайно, встретил Ратомира. Отозвав его в сторонку — говорить в присутствии этого… восставшего из гроба, было довольно затруднительно.
— Вы пытались дать возможность Геркуланию проехать верхом. — Куртифляс не спрашивал, он констатировал очевидное. — Это вы очень правильно. Надо дать ему возможность перемещаться не только в пределах нашей ограды. Пусть посмотрит окрестности. Это ему будет только на пользу.
— Так ничего же не получилось. — Со вздохом возразил Ратомир.
— Я заметил, — продолжал шут, — что мы все, за исключением вас, — уважительный кивок головой в сторону наследника, — вызываем в нем… как бы это помягче… отрицательные эмоции. А он — в большинстве из нас. Видимо тут — природа, ничего не поделаешь. Вот и лошадь испугалась. А если бы она, лошадь эта, была бы той же природы?..
— То есть?..
— Ну, я имею в виду, если бы она тоже была бы оживлена. Возможно, они бы и поладили.
— Интересно… — задумался Ратомир. — А ведь… Точно! А я что-то… А почему бы и не попробовать?
— Попробовать можно, но как к этому отнесется ваш батюшка? Не скажет ли он, что одного Геркулания с нас довольно?
— Надо с ним поговорить.
— Надо. Возьметесь?
— Попробую.
— Если он согласится, тогда я попробую уговорить этого вашего мага. Заодно и познакомимся.
***
Вот так, в результате всех этих переговоров, и возникла возможность того, что в настоящую минуту творилось на площадке хозяйственного двора. В большом секрете от большинства обитателей дворца царя Бенедикта.
***
На сей раз тьмы не было. Была веселая солнечная поляна среди дремучего, но не страшного леса. Как-то сразу было видно, что в этом лесу не водятся хищники. Пафнутий стоял в центре поляны, почти по колено утонув в зеленой, сочной траве, украшенной яркими цветами. Ароматы этих цветов, вплетаясь в запах травы, хвои, нагретой солнцем, текущей где-то неподалеку воды — кружили голову и рождали ощущение какого-то бессмысленного и незаслуженного счастья.
У духа хорошее настроение, понял Пафнутий. Должно быть, он окончательно проснулся и пришел в себя.
И точно…
На опушку леса вышла девочка. Она не была испугана и не походила на заблудившуюся. Она шла вприпрыжку, распевая что-то себе под нос. В руке у нее была корзинка — аккуратная такая корзинка, видно недавно сделанная. Корзинку очень гармонично дополняли красный чепец на хорошенькой головке и кружевной беленький фартучек поверх светло-голубого платья. Выглядывавшие из-под платья ножки были в полосатых гольфиках.
