Сердце мертвого мира (СИ) - Субботина Айя (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Отчаяние, обида, злость, грусть: все смешалось в ней, будто все тело сделалось сосудом для густой смеси чувств. И смесь эта забурлила, разошлась по жилам вместе с кровью, став источником силы. Верно говорил тот, что заменил ей отца: ничто не придает силы так, как злость, но и ничто не ослабляет сильнее, чем она.
Она разжала ладони, которыми до остервенения вцепилась в стол, сделала шаг. Поучилось, хоть теперь качка сделалась вдвое сильнее, будто в шторм. Следом же пришла и боль. Хани до хруста сжала челюсти, проглотила крик. Пришлось обождать, пока тело, скованное судорогами, снова станет слушаться ее приказов. Только после того продолжила путь.
Только когда в лицо потянуло свежим прохладным воздухом, решилась открыть глаза - выход был уже близко. Ничего не изменилось, все вокруг по-прежнему будто пряталось за пологом серого тумана. Хани не собиралась гадать, почему так, списав все на отраву.
Пройдя в дверь, девушка осмотрелась, насколько это было возможным. Очертания коридора плыли, неясным виделся маячивший впереди острый арочный проем. Придерживаясь за стену обеими руками, девушка добралась до него, и тут ее настигла очередная волна боли. Терпеть, казалось, не станет сил. Когда на губах проступил соленый вкус, и во рту сделалось горячо, Хани смутно поняла - сдерживая крик, слишком сильно прикусила губу.
Подождав, пока боль спадет хоть на треть, девушка упрямо двинулась дальше.
Шла, почти не видя пути, пошатываясь, на полусогнутых ногах. Ступени перекатывались под ногами каскадом, словно длинная лента, которая то и дело норовила взбрыкнуть, пойти волнами и сбросить Хани. "Только не опускай взгляд, не смотри вниз", - уговаривала себя Хани. Боялась - если посмотрит, узкий тоннель проглотит ее.
Девушка добралась до комнаты уже почти ползком. Стоило зайти, как лицо обдало жаром. Хани неясно осмотрелась, теперь уже почти ослепшая, почти потерявшая способность чувствовать даже запахи. Черно-белые краски смешались, мир сделался совсем блеклым, словно далекие-далекие очертания, что затерялись в тумане.
Она закрыла дверь, последним усилием воли повернула ключ в скважине, раз и еще раз, пока тот не стал противиться.
"Я все-таки умру", - подумалось ей так ясно, будто вместо почти утраченного зрения, ей открылась воля богов. Вспомнились слова Ванды - дважды перед тем ее спасала вода. Значит, Хани тогда не ошиблась, когда решила, будто фергайры задумали утопить ее. Так и было, только вода не приняла жертву, отпустила ее на волю. И после, когда на армаду Конунга напали герги, Велаш не захотел принять ее, Хани, к себе. А теперь вокруг один только камень.
Но отчего же так жарко?
Пол под ногами дрогнул, накренился, будто весь мир подвинулся, а она сама осталась стоять в стороне.
Ноги подкосились. Хани оплыла на пол, как растаявшая свечка. Последняя надежда жить угасла. Сколько еще суждено сделать вдохов, прежде чем сердце перестанет биться? Комната дрожала, стены гудели, словно заключенные в огромный колокол, по которому били в набат; Хани решила, что то лишь отражение агонии, принесенной отравой. Неумолимо клонило в сон, тело смирилось с участью, приготовилось принять смерть. Лишь бы больше не было той боли, молилась девушка, теряя последние силы.
Уже когда веки неумолимо смыкались, последнее, что увидела Хани, была меховая сума с птенцом. Она разошлась по шву, вывернулась наружу овчиной, будто вспоротое брюхо, кругом густо посыпанная перьями, теперь уже яркого красного цвета. А рядом, на полу, склонив голову на бок, сидела птица, алая, будто пламя.
Раш
- А чтоб вас всех короста взяла, сукины дети! - ревел над головой здоровый северянин в разодранной сорочке и прорванный штанах. - Ну, чего разлягся, чужестранец, подсобил бы, чем немочью прикидываться!
Он размахивал молотом с такой легкостью, словно громадина весила не больше пера, и раз за разом бил ним в каменный завал. Во все стороны разлетались пучки разноцветных искр, слепя и режа глаза.
Раш прикрылся рукой, отворачиваясь. Он все время был настороже, не веря, что земля так просто усмирила свой гнев. Землетрясение нагнало их в дороге, разбросало обоз мелкими кучками людей, посеяло ужас в человеческих душах, щедро сдобренных страхом попасть в лапы людоедам. И, хоть воины помогали как могли, большая часть людей отошла к Гартису: кто провалился под землю, кто принял глупую смерть под копытами лошадей, кого придавило тяжелыми пожитками. Несколько раз карманник видел и тех, кто обезумев от страха, смиренно дожидался погибели, опустившись на колени и предававшись молитвам. Карманнику было жаль их, но он не питал иллюзий. Смерть - это всегда смерть. И пусть каждый сам решит, как ее принять. Он же не собирался отдавать свою задарма: если повелителю мертвого царства так надобна его душа, пусть уж постарается придумать ловушку половчее.
Раш смутно помнил, как попал в город. Кажется, его внесло вместе с потоком простолюдинов. Он не противился, дал лишь волю ногам, чтоб не споткнуться и не упасть. В такой толчее это могло означать только одно - смерть.
Когда толпа немного рассеялась, Раш нырнул в сторону, быстро прикидывая, куда его занесло. Пятак земли, из которого брали начало четыре широких улицы. Налево и направо уже, впереди, на юге, виднелась верхушка многовекового древа. А далеко за ним, тусклая, будто спрятанная в морок, едва светила огненная звезда Белого шпиля.
Туда-то Раш и решил отправиться, выбрав едва живой маяк ориентиром. Если память не играла злых шуток, тогда где-то на пути обязательно будет храм Скальда. А там и Арэн. И Миэ: Раш не сомневался, что таремка прямиком отправиться туда.
Но не успел карманник пройти и половину пути, как город снова поддался толчку, теперь таком сильному, что дрогнули стены, поддался камень. Карманник едва сообразил отойти на середину улицы, как дома по обе стороны дороги, нагнулись друг к другу, собираясь в стремительно растущее жерло. Там, где только что была дорога, теперь дымила почти идеальная по своей форме дыра. Стены разошлись трещинами, камень охотно забирался внутрь жерла.
Не успел Раш опомниться, как дома насунулись один на другой, сошлись и превратились в бесформенную кучу камней, которая загородила путь вперед. Карманник повернул, думая лишь о том, что нужно поскорее уносить ноги, иначе очередной толчок может отрезать и путь назад.
Так и сталось. Раш едва ли сделал десяток шагов, напоролся на здорового, как каменная глыба, северянина, и улица снова пошла хороводить под их ногами. Она брыкалась так, что бесполезными оказались и все уловки карманника. Мощеная камнем улица натужно треснула, разошлась под ногами, карманника обдало горячим паром в пах. Карманник скорчился, оступился, и, бесполезно взмахнув руками, потерял равновесие. Упал на спину; когда затылок встретился камнем, в глазах разошлось разноцветное марево. Северянин, которому повезло больше, пятился назад, стоя спиной к Рашу, ставя ноги почти наугад. Он чуть не наступил на карманника, но тот перекатился в бок и увернулся. Пошатываясь, поднялся на ноги, мысленно посыпая бранью всех и вся.
- Отлично, - пробурчал Раш, когда боль немного стихла, и он смог толком рассмотреть, что произошло.
Путь назад загородил обвал из рухнувших домов. Они с северянином оказались пойманными, словно мыши в мышеловке. Мужчина какое-то время спросто молча глядел на каменныйзачем-то поплевал на ладони, перехватил молот, висевший в кожаных петлях у него за спиной. Карманник ни капли не сомневался, что толку от задуманного северянином будет чуть, но разубеждать его не стал. Знал, что тот все равно не станет слушать.
Однако, где-то на втором десятке ударов, Раш пожалел, что не может пришибить здоровяка. Мало того, что в глотке постоянно першило от едкого серного запаха, а ушибленный затылок нет-нет, да и вспыхивал болью, так еще и каждый удар северянина словно бы приходился ему по темени. Карманник не знал, как долго продержится, потому быстро обошел весь куцый клок улицы, который стал им ловушкой. Оплывшие по обе стороны дома, с боков оставались стоять неприступными преградами. Ровные и гладкие стены, с крохотными зарешеченными оконцами так высоко, что Раш не смог бы до них дотянуться. Разве что если стать северянину на плечи. Но это не отменяло того, что от решеток все равно не получится избавиться: даже отсюда был видны толстые кованые пруты, наверняка глубоко вмурованные в камень. Дверей или того, что могло их заменять, карманник не нашел.
