Тёмное солнце (СИ) - Евдокимова Лидия Григорьевна (книги бесплатно без txt) 📗
Когда первые касания Лаитан нанесли мазь на ожоги, Морстен не сдержал стона. Скрипнув зубами, он сунул в рот толстую ветку и с силой прикусил ее, напрягаясь всем телом. Лаитан едва не отдернула руку, но взяла себя в руки и сильными мазками нанесла мазь на кожу, размазывая ее по всей поверхности. Гравейн перестал стонать и только сидел прямо, словно проглотил ядовитую рыбешку и теперь боялся пошевелиться.
Настала очередь груди. Спина, как поняла Лаитан, представляла собой такую же карту с отметинами прошлого, как и грудь, но шрамы и рубцы на ней скрылись под ожогами и ссадинами. Спереди дела обстояли получше, но не настолько, чтобы можно было порадоваться, и Медноликая на секунду прониклась сочувствием к Морстену, представив, как ему придется мучиться в седле и по ночам, пытаясь отыскать удобное положение для сна.
— Если ты так жесток к себе, неудивительно, что о твоей жестокости по отношению к другим ходят легенды, — пробормотала Лаитан, размазывая нечто еще более мерзкое по груди Морстена. Субстанция напомнила ей выдавленные свежие кишки вперемешку с таким же свежим дерьмом младенцев. Да и запах вполне соответствовал. Гравейн перестал дергаться от каждого ее прикосновения, неотрывно следя за нею. Он смотрел прямо, старательно не отводя взгляда от ее лица и пытаясь встретиться с ней глазами. Лаитан пока удавалось избежать этого, но она начала нервничать, а Гравейн, наоборот, кажется, поймал свою стезю и даже расслабился. Его кожа была горячей и сильно израненной, но он даже не дернулся, когда Медноликая случайно ткнула пальцем в свежий глубокий ожог, почти сразу замазав его коричнево-красной мазью.
— Неправда. Я не бессмысленно жесток, как рисуют мой портрет в Империи. Хотя, там такое рисуют… — медленно покачал он головой, продолжая смотреть за работой Лаитан.
— Там много чего рисуют. Тебе эти картинки бесполезны в виду отсутствия возможностей и необходимых органов для их воплощения в жизнь, — пожала плечами Лаитан, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Она вспомнила фрески и панно в залах дворца. И то, что на них было изображено, неизменно заставляло ее сердце биться чуть чаще. Особенно, когда она все еще медленно и уже куда более ласково домазывала остатки из третьей баночки на лицо Морстена. Он смотрел на нее, прямо в глаза, и пальцы Лаитан странно подрагивали. «От усталости, должно быть», — подумала она, заканчивая с процедурой.
— Увы, даже Замок не может отрастить такие штуковины. Да он и названий для них не знает… Как и я).
— Это то, что отличает тебя от остальных. У нас эти органы называются чреслами. Хорошо, что властелины не размножаются традиционным путём, — фыркнула Лаитан, принявшись снимать с кистей повязки. Ей оставалось самое трудное, и сделать все предстояло быстро. Вот-вот ее начнут искать варвар и ее люди. Бинты присохли к пальцам так сильно, что пришлось отмачивать их, поливая водой из фляги, в которую Морстен попросил бросить щепоть белого порошка для обеззараживания и усиления целебных свойств. — Хотя сказки говорят, что ты таскаешь к себе в Замок юных дев, чтобы надругаться над ними, а потом отдать на потеху своим тхади. Противоречие…
— А, эти… Мудя. Ну да, есть такое. Но властелины действительно не размножаются традиционным путем. И нетрадиционным тоже. Тьма лишает способности стать отцом.
«Но явно не лишает возможности многократно пробовать», — зло подумала Лаитан, тут же испугавшись этих мыслей, от чего дернула бинты с рук Морстена сильнее, чем намеревалась. Он, однако, только поморщился, не прервав своего рассказа.
Дев таскают тхади. Ну, как дев… Северные племена немногочисленны, и, чтобы отмыть одну такую деву от жира и грязи, порой уходит до двух котлов горячей воды. Которой, к счастью, можно нагреть немеряно — вулкан, снег…
Но ни на что иное эти бедные девушки не годятся. Некоторые остаются прислуживать в Замке, и потом даже чему-то учатся, но остальные… Я знаю, что северяне воспринимают это как жертвы тёмному духу. Я им помогаю едой и лекарствами, и защищаю от диких зверей.
Он лукавил, утаивая всю правду, и знал об этом. Против воли перед мысленным взглядом встало лицо и тело Моры, которая тоже однажды была приведена в Замок таким образом, но не просто осталась прислуживать, а стала на темный путь, обретя в лице Гравейна и учителя, и любовника одновременно.
— Отцом не можешь быть, или вообще не интересуешься служанками? Принципиальный вопрос, знаешь ли, учитывая твою ядовитость слюны. Ты вот прямо спаситель, а не чёрный властелин. Так и хочется спросить, если ты такой заботливый, мы тогда кто.
Медноликая закусила губу, увидев, что стало с руками Морстена. Если на них и оставался клочок неповрежденной кожи, то его можно было отыскать с невероятным трудом. Ладони все в глубоких порезах и прорванных ожоговых волдырях, куда забивалась грязь и пепел, тщательно вымытые потом тхади во время первой перевязки. Сплошное месиво из сморщенной кожи, обгорелых ногтей и кровавых ран. Рука Лаитан дрогнула, и она едва не выронила очередную маленькую баночку с мазью цвета чернил. От баночки шел густой дымок, когда содержимое начало реакцию с воздухом. Лаитан какое-то время задумчиво смотрела на завитки дыма, словно что-то припоминая. Ей отчаянно казалось, что где-то она уже это видела и вот-вот вспомнит, как называется компонент, который дает такую реакцию. Уставший разум подбрасывал странные картинки, в которых подобные склянки, только из прозрачного тонкого стекла, стояли рядками на чистых сверкающих полках в светлом помещении, с потолка которого лился голубоватый свет, остро пахнущий чем-то теплым, словно сгустившееся летнее солнце.
— Отцом, отцом. Семя бесплодно. Служанки… Интересуюсь, я же мужчина. Но интерес строго определённый.
Я не спаситель. Кто вы, я уже сам не понимаю. Знаю лишь одно правило Черного Властелина — «будь честен с собой и окружающими». Если хочется убить — убей, если хочется спасти — спасай. Никаких ограничений, кроме своих собственных. Тьма не запрещает, — он усмехнулся, с трудом растопыривая опухшие пальцы, чтобы Лаитан наложила свежие повязки.
— Мы все в курсе, что твой пол мужской. Но как-то в голове не укладывается все вот это, — она махнула рукой с пустой баночкой в сторону, стараясь показать, что имеет в виду. — В общем, легко тебя представить сжигающим дев в слюне, но вот в остальном как-то непредставимо для остальных.
— Ну и не представляйте, мне-то от того ни холодно, ни жарко, — он едва заметно пожал плечами, — Я же не занимаюсь представлением тех зверств, которым подвергают слуг тьмы в землях света, — он резко замолчал, будто вспомнив что-то из прошлого, что готово было сорваться с языка, но вовремя осталось внутри. Черные глаза сузились, резанув Лаитан взглядом не хуже клинка из черной стали. Она внутренне сжалась, понимая, что Морстен прав. Какое ей было дело до того, как и с кем, да и вообще как и почему он там что-то творит в своем Замке? Хотела обвинить в жестокости, в чрезмерной любви к пыткам и извращенном совокуплении? Разговор явно грозил перерасти в ненужную никому ссору и спор, и Лаитан постаралась поскорее закончить с перевязкой.
— Не припомню никаких особых зверств, кроме пыток лазутчиков и публичных казней диверсантов, желавших моей смерти и смерти Империи., - попыталась свести все к обсуждению разницы правлений запада и севера Лаитан.
— Вот об этом я и говорю. Описание казни на три листа пергамента говорит о миролюбивости жителей Империи и справедливости имперского суда. Круг Чести тхади кажется верхом милосердия после этого.
Морстен зло сплюнул в сторону, откуда тут же поднялся дымок и облачко сгоревшей травы, превращенной в пар.
— Не слишком ли ты осведомлён об Империи? Или лично видел это? Бывал в подвалах и гладиаторских ямах? — тон Медноликой стал злым, она пыталась скрыть нервозность, прекрасно понимая, что Гравейн прав, но не собираясь признаваться в этом никому. Каждый правитель действует так, как от него требует время и народ. Некоторым удается даже не сильно калечиться при этом от рук благодарных подданных, но обсуждать свои стратегии и поведение с черным властелином льдов и вулкана Медноликая не собиралась. Это не его дело.
