Пересекающий время. Книга первая: Андрей Граф, хронотрансатор - Крапп Раиса (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
В контактах с эритянами были осторожны и бережны. Связи с ними ограничили до минимума и осуществляли только через группу Графа. Переселенцы строили привычные жилища, охотились своим оружием; одежда, пища, образ жизни – все оставалось прежним. Все старались сделать так, чтобы эритянам ничто не могло показаться странным или подозрительным в окружающей их действительности.
Вернулись к матерям и женам шестеро, которых выхаживали на Комплексе. Но тщетно пытались выспросить у них – как там, в той далекой стране, откуда летун приносит Дара и его друзей, – возвращенные к жизни тщетно будили свою инверсированную память.
Лугары и горожане решили строить общий поселок на берегу реки, другие отделились, нашли удобные места поблизости, начали обустраиваться.
Лето подходило к концу, и надо было успеть до холодов построить теплое жилище, сделать припасы на долгие зимние месяцы. Работы хватало всем – к вечеру валились с ног от усталости, но работа была и панацеей, тяжелый труд не оставлял времени памятью бередить кровоточащие раны. Люди начали понемногу оживать, радоваться успехам, вновь появились улыбки, изредка раздавался смех.
Андрей работал наравне с другими – рубил деревья, таскал бревна, копал землю. Плечи под жарким солнцем сделались бронзовыми, волосы совсем выгорели – теперь только браслет ТИССа выделял его среди лугар. Но это только внешне – на самом же деле его неизменно отмечало особое отношение к нему: особая приветливость, теплота; в его тарелке оказывался самый лакомый кусок, его постель – самой мягкой и удобной, пропотевшая за день рубаха к утру лежала у изголовья тщательно выстиранная и любовно заштопанная.
Такая чуткая забота, атмосфера любви, безмятежный покой, здоровая физическая нагрузка были целительны. А как хороши были длинные вечерние сумерки, когда почти весь поселок собирался у большого центрального костра, здесь женщины часто пели. Что за голоса, что за дивные песни звучали тогда! Часто просили петь Дэяну. Ожила девушка. А ведь ходила – головы не поднимала, глазами в землю смотрела, будто хотела сделаться по незаметнее, будто виновата была, что испила столь горькую чашу. Раз Андрей ее такой увидел, другой и указал на нее Линде. И подняла голову девочка, расцвела. Теперь ее песнями заслушиваются, забывают о своих печалях.
Рядом с Андреем всегда стараются примоститься мальчишки, Дар стал их кумиром. Очевидцев побоища у болота – подростков-санитаров – могли слушать без устали и с замиранием сердца. Приукрашенные фантазией рассказчика, те истории слагали легенду о Даре-воине. А уж когда Андрей согласился в короткие часы отдыха учить их боевым приемам, радости мальчишек не было предела. К восхищению добавилось почитание Учителя – не существовало для мальчишек ничего более авторитетного, чем слово Дара. Они смотрели на него влюбленными глазами, горды были получить от него какое-либо поручение. Андрей привык, что в любой момент где-то рядом с ним Лан, или Данька, или еще кто-нибудь вихрастый и тонконогий. С присущей всем эритянам деликатностью они не путались под ногами, не мешали, но чутко улавливали момент, когда могли оказаться нужными и вырастали словно из-под земли. Как ни странно, чуждый всяким сантиментам, по роду профессии далекий от общения с детьми, Андрей любил этих маленьких человеков. Он относился к ним с каким-то странным благоговением, очень уважительно и бережно. Детство было целым миром с его тайнами, законами и отношениями. Причем мир этот оказывался недоступным взрослым и раскрывался перед очень немногими, наглухо и неотвратимо захлопываясь перед малейшей фальшью. Впрочем, ни о чем таком Андрей и не думал, просто искренне уважал своих маленьких друзей, они никогда не были ему помехой, не вызывали раздражения и досады.
Ах, каким наслаждением было – раскинуться усталым телом на прохладной траве, запрокинуть голову в черный бархат неба с далекими искрами звезд, куда вздымается из безмолвия позднего вечера высокая и просторная песня, чистый девичий голос выпевает-выговаривает свои тайны сокровенные. И радостно от мысли, что так будет завтра и послезавтра…
Вечер ли нежно обнимает теплыми потоками или обостренное восприятие Разведчика улавливает ауру любви – ее невесомые, невидимые струи, как неуловимые волшебные мелодии на грани слуха. Или это гармония помыслов и душ, когда не думается ни о чем плохом и распахнуты друг другу чистые сердца…
А потом, в хижине, долгие разговоры с Лиентой. Андрей поражался любознательности лугарина и его интуиции, когда неведомо по какому наитию угадывал недоговоренность и ставил Андрея в тупик своими вопросами. Он торопился узнавать, хотел знать все сразу, много. Ответы Андрея рождали новые вопросы.
– Помнишь, однажды ты сказал, что много путешествуете и делитесь с другими народами своими знаниями. Но почему не даете их нам?
– Это еще впереди, не торопись. Сейчас ведь просто времени нет. Да и не просто это. Я могу привести к тебе летун, показать, что нужно сделать, чтобы он полетел, и ты научишься управлять им. Но разве это знание? Разве ты будешь знать, отчего он летает и как сделать другой? Мы будем учить ваших детей.
– Кто будет учить? Ты?
– Нет, у меня другое дело в жизни. Придут те, кто умеет это гораздо лучше.
– А ты по-прежнему мечтаешь вернуться домой и заняться своим делом?
– Ну что значит – вернуться? Ты же знаешь, теперь я могу оказаться дома очень быстро.
– Вернуться, значит уйти. Ты не всегда будешь с нами? Ты путешественник, тебя поманят новые дороги и новые люди.
– Да, мое дело скоро позовет меня. Но сейчас я другой. Раньше, когда я начинал новую дорогу, на прошлую я не оглядывался. Это была сделанная работа. Вы – совсем другое… здесь часть меня.
– Так значит, ты скоро уйдешь… А со своих новых дорог ты пришлешь мне мысль?
– Если они не будут слишком дальними. И я придумал сделать тебе подарок, – Андрей положил руку на ТИСС, – такой же браслет, его сейчас делают для тебя. Тогда ты сможешь сам звать меня, не только отвечать.
– Великий Тау! – глаза Лиенты загорелись. – Неужели это возможно, Дар!? Но это же все равно, как если ты всегда, каждое мгновение со мной рядом!
Жизнь эритян мало-помалу налаживалась, и все входило в привычное русло. Они поверили в доброту окружающего мира, оттаивали душой.
Отпуск Разведчиков закончился, теперь Андрей навещал поселок гораздо реже, но долгие ежевечерние беседы с Лиентой позволяли ему оставаться в курсе всего, что там происходило. Андрей сдержал обещание, для лугарина выполнили спец заказ Графа – персональный ТИСС.
И все же, не на столько Андрей был занят, вполне мог сделать визиты в поселок более частыми. Не хотел? Еще как хотел! Сердцем рвался. Но сказал себе: "Довольно! Больше этим играть нельзя!"
Адоня была причиной. Неудержимо тянуло к ней Андрея, сердце болело. Порой казалось – только увидеть ее, голос услышать и станет легче, весь мир другим станет: расцветет радугой тусклый день, осенняя печаль джайвы засияет буйной разноцветицей… Но – нет! Андрей умел приказывать не только другим. Да и не в нем было дело, он – это полбеды. Про себя он знал все – знал, что Адоня постоянно присутствовала в глубине сознания, была с ним ежечасно, каждое мгновение; даже когда он думал о других, трудных и опасных делах, он думал о ней. Прежде, в старом Эрите, он мог обмануть себя и сказать, что это жалость, желание защитить слабого, отвести беду. Но теперь Адоне ничего не грозило, и он давал себе отчет, что оставил себе ее сознательно. С мыслями о ней ему было теплее жить, как будто лучик света проникал в стылую комнату. Думая об Адоне, он отдыхал душой.
В хрупкой маленькой эритянке он неожиданно нашел нечто, чем обделяла прежде его суровая, а часто и жестокая повседневность. Для него стало открытием, что тепло и абсолютное взаимопонимание внутри Отряда даже в малой степени этого не компенсируют. И пусть с ним был только образ Адони – но он приносил с собой частичку ее и это был столь мощный сгусток энергии доброты и нежности, что Андрею оставалось только изумляться – откуда в слабой на вид девочке столько душевной силы? Он ведь знал, как щедро дарит она свою душу тем, кто рядом. Откуда сама-то берет?
