Война (СИ) - Дильдина Светлана (книга регистрации TXT) 📗
— Я тебе кое-что покажу, — сказал Энори. — Сам все поймешь.
Въехали в черноельник, Энори придержал коня. Нехорошо тут было: сыро, и как-то затхло. А деревья хоть чахлые, редкие, на вид неприятные. Ка-Ян не раз и не два проезжал тут один, и постоянно чудилось — кто-то сверлит спину взглядом. Сейчас взгляда не было вроде…
— Зачем остановились? — спросил.
— У вас совиные перья — к удаче. Здесь гнездятся пестрые совы. Хочешь?
— Где ж ты возьмешь сову днем, полезешь проверять дупла?
— Сама вылетит. Только и останется — выстрелить.
Спрыгнул наземь, сделал несколько шагов, и бросил сучок в сплетение ветвей; буро-пестрое тело, взявшись невесть откуда, неслышно скользнуло в сторону, под еловую лапу, а Энори что-то крикнул по-птичьи, и не по-совиному вроде, а неизвестно как. Птица развернулась, скользнула к Ка-Яну. Тот не выстрелил, хотя лук держал наготове. Сова исчезла, будто еловые лапы ее вмиг растащили по перышку.
Так быстро все — словно почудилось.
— Что же ты? — спросил Энори, возвращаясь.
— Не ожидал. И… жаль стало, — признался молодой рухэйи. — Летела на меня, прям как в глаза заглянула.
Опустил лук, убрал его за спину, спросил:
— А ты, выходит, так можешь добычу приманивать, что и особой меткости не надо уже?
— Вроде того… Не то чтобы приманить, но сделать могу, чтобы полетела, как надо. Ну и знаю, где искать. Странно было бы хвалиться стрельбой…
— А если в мишень? — не отставал Ка-Ян, когда уже тронулись с места; так увлекся, что и про неприятный ельник забыл, вспомнил, когда уже миновали.
— Толку от той мишени, стоит себе… Но если знать ветер, трудного тут немного.
Уже были на подступах к лагерю, когда лошадь Энори заартачилась, отказывалась идти, даже попробовала всадника сбросить; он сумел удержать своенравную скотину, а Ка-Ян все это время сильнее прежнего ощущал на себе чей-то взгляд через ветви. Неуютно было, словно кто-то примеривается кинуть нож.
— Лесовик, — сказал проводник, совладав с конем. — Мелкий, но вредный.
— Это его лошадь почуяла?
— Можно сказать и так…
Весь остаток пути Ка-Ян ехал, вроде беспечно посвистывая, но кожей, какое там — курткой чувствовал внимание теперь уже спутника, и было оно удивительно к месту, будто мысли читал. Потому что сам в очередной раз задумался еще об одной странности Энори, глядя, как тот управляется с конем и поводьями. Проводник, конечно, тяжелой работой не занимался, но вроде и не берегся особо, одолев столько переходов по горному бездорожью. И хоть бы царапинка на руках. Пыль, глину видел на них, но хоть бы малейший красный след, ссадина или синяк. Нет — всегда гладкие, как у статуи их местной Заступницы в храме. Святилище уже разграбили, когда подоспел Ка-Ян, деревянная фигура валялась во дворе, и руки ее были такие же — узкие, ровные, безупречные. Но так то дерево. А этот живой.
Хоть и давно, как и все прочие, уважал его тайный дар, почему-то именно эта мелочь тревожила каждый раз, как о ней вспоминал.
**
В таком красивом месте бывать Лиани еще не доводилось. Красивом, и жутковатом немного. Повсюду тянули лапы длинноиглые сосны и мохнатые кедры, тот тут, то там серые кости скал обрывались ущельем или поднимались неодолимой стеной. И такой же стеной крепость закрывала спуск в низины, к разбросанным среди холмов деревням. Пройти тут постороннему было непросто, а провести войско почти невозможно. Одно плохо: летом ущелья заполнял туман от бесчисленных ручейков — и сыроватый воздух, и хуже видно.
Но сейчас лишь немногие ручьи журчали, протекая в снегу.
…Только оказавшись снова в пути, понял, как не хватало этого. С совсем юных лет привык к воле, и служба такая была — неспокойная. В заключении о воле лишь тосковал, но простился с ней, как с самой жизнью, тогда как у оружейников вроде был доволен новой судьбой. А выходит — нет, не доволен.
Торопился, но все же не мог не глядеть по сторонам, смеялся, когда видел ссору ворон, а когда пускал коня шагом, чтобы тот отдохнул, порой хотелось петь. Давно такого желания не было, с прошлой весны, когда попал за решетку. Сейчас голос пока не очень слушался, но Лиани знал — скоро все станет, как прежде. Если, конечно, не случится беды.
В дороге, останавливаясь на ночлег, мало с кем разговаривал. Послания берег, как зеницу ока.
Дозорные на подступах Сосновой его, со знаком от главы оружейников, легко пропустили. Они выглядели ладно, неопрятных не было, но позы, движения просто сквозили небрежностью — вот сейчас скроется гость за поворотом, и усядутся играть в камешки или кости. На севере-то война, а тут очень давно были мирные земли, а Сосновая стоялаеще тех времен, когда воевали с соседней провинцией Мелен. Да что там — еще с тех времен, когда толком ни Мелен своим именем не звался, ни Хинаи, а у каждого древнего владыки свое войско имелось.
Вот и крепость, массивная, толстые бревна и круглые серые камни. Завидев флаги на ее стенах, придержал поводя. Ощутил неуверенность. Возможно, предатель в крепости… но кто? Не те двое, к которым письма. Но самому главе твердыни Рииши не писал. Неужто подозревает? А если он ошибается, и неверен кто-то из тех, кому послание адресовано?
Как жаль, что и знаний у Лиани мало, да и вряд ли хватит ума распознать измену, если она прокралась за эти стены…
Въезжая в неширокие, обитые металлом ворота, он внимательно глянул на стражников. Нет, простого воина не приняли бы в расчет. Это кто-то не меньше сотника, или вовсе чиновник при крепости.
Глава Сосновой, командир третьей ступени Таниера оказался крупным статным мужчиной за пятьдесят, с заметной сединой в волосах и печатью забот на лице. Двигался он важно и медленно, и казалось, что в сражении он нечто вроде утеса, о который разбиваются волны. Когда Лиани увидел командира, тот был не в форме, а в кожаной куртке, но она сплошь и рядом поблескивала медными чеканными накладками. Прямо доспех настоящий.
Не таким его представлял — в Срединной много говорили о его молодой красивой подруге, взятой несмотря на недовольство жены. А сам Таниера, садясь в этот миг на коня, лишь скользнул по Лиани взглядом, уже доложили ему, что к другому вестник.
Одно из писем от господина Нара было к заместителю командира. Прочитав, тот лишь хмыкнул, и на угловатом лице не отразилось ничего. Письмо сунул в огонь, равнодушно, словно дров подбросил. Что бы там ни значилось, Лиани знать об этом не полагалось.
А второе он передал молодому офицеру по имени Эйли Амая. Вроде бы раньше видел его лицо, но не мог вспомнить где. Высокий такой, черноглазый, живой, и, похоже, еще важности не научился. Похоже, офицер тоже вспомнить не мог, послание взял, но постоял какое-то время в задумчивости, потер лоб; отпустил наконец Лиани, но у самой двери догнал его одним прыжком, ухватил за плечо.
— Подожди ты! Я же тебя знаю!
Четверть часа спустя, сидя вместе за столиком в компании кувшинчика сливового вина, юноша не мог поверить, что ему не снится сон. Слишком уж нереальным было подобное — Амая еще в начале лета служил в городской страже Осорэи, и видел заключенного раз или два. Еще более странным поначалу казалось Лиани, как ему обрадовался этот молодой человек, но тут все легко разрешилось — он боготворил Дом Нара и рад был встретить того, кто Рииши видел недавно, а про то, что случилось с господином Аори, знал из надежных рук.
— Кто бы мог подумать, что твоя судьба такая причудливая, — оживлено говорил он, порой взмахивая чашкой так, что вино едва не выплескивалось. — Я рад, что дело это закрыто. Тебя многие жалели среди городской стражи, хоть, прости уж, считали полным болваном.
Рассмеялся так искренне, что вызвал ответную улыбку. Рассказывать о прошлом пришлось уклончиво, но молодой офицер не заметил умолчаний.
Нет, он точно не мог быть предателем…
— А что к чему здесь, разберешься скоро. Командиры всех рангов у Сосновой что надо, — уверенно сказал Амая, как будто мысли прочел. И принялся рассказывать — и по всему выходило, что таких верных и умелых людей, как здесь, еще поискать. И никто из них тоже на роль предателя не годился. Но слова словами, а прием тут Лиани встретил радушный, никто не собирался его хватать и вытрясать секреты, который он, впрочем, не знал все равно. Сам не понимал, рад или немного разочарован. Не то что по опасностям соскучился, просто… самые зеленые и мирные лужайки, как известно, скрывают под собою трясину. А в людях еще поди ее разгадай.
