Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды (СИ) - Некрас Виктор (книги .TXT) 📗
Буян Ядрейкович мотнул головой, отгоняя навязчивое видение — вспомнилось, КАК именно примчались Всеславичи.
Тогда, седмицу тому, Буян испытал самое жестокое чувство страха за всю свою жизнь. До сих пор ни бога, ни чёрта не боялся бывший полоцкий наместник, а вот тогда — испугался.
Да и немудрено.
В морозном воздухе, затянутом лёгкой дымкой, внезапно восстал многоголосый волчий вой. Он тянулся издалека, заставлял душу дрожать, трепетать, будил древний человеческий ужас перед серым лесным хищником.
И не только человеческий.
В стане великого князя вмиг взбесились кони — ржали, бились, рвали привязку. Несколько десятков оборвали. Метнулись чрез огорожу, смяли плетень, вырвались на волю, заметались, ломая ноги об огромные валуны, там и сям разбросанные по полю.
Из леса вынырнула туманно-серая пелена, рассыпалась сотнями волчьих тел. Звери ринули коням впереймы, два-три трёхлетка с жалобным ржанием покатились, пятная кровью снег, остальные прянули к лесу — туда волки их и гнали.
— Ты видел когда-нибудь столько волков? — с лёгким страхом спросил Буяна Серомаха, до боли сжимая рукоять меча побелелыми пальцами.
Над полем стоял визг — волки рвали глотки коням, щедро поливая снег кровью.
— Это не волки, Серомаше, — прошептал еле слышно Буян Ядрейкович и тут же поправился. — Не просто волки…
Он понял.
Не зря ходили про Всеслава Брячиславича слухи, будто он колдун альбо оборотень.
Не пустыми были слухи, будто не всё чисто с Всеславлим рождением.
Кто-то кинул в сторону волков стрелу, кто-то подавленно скулил, зажавшись в угол от непереносного страха. Буян и сам, уж на что был не робкого десятка, а понимал, КАК трудно будет теперь вывести великому князю дружину в бой.
А уж про то, чтобы сейчас выехать (альбо выйти!) в поле, отбить у волков коней, даже и речи быть не могло.
Одолевая слабость в руках и коленях, Буян медленно потянул из налучья лук, наложил стрелу. Выбрал волка покрупнее, прицелился… и тут волк вдруг оборотился и глянул Буяну прямо в глаза.
До него было чуть меньше перестрела, но гридень ясно ощущал взгляд волка, совершенно не звериный. Тёмно-зелёные глаза глянули куда-то в глубину души, колени наместника вновь ослабли. Он несколько мгновений ещё целился, но руки уже дрожали, наконечник стрелы ходил из стороны в сторону, и Буян медленно, словно против воли, опустил лук и снял стрелу с тетивы.
Волки, меж тем, рассеялись по поляне и один за другим скрылись в лесу.
А через какой-то час из лесу вышли первые дозоры Всеславлей рати.
Оцепенев, кмети великого князя смотрели на десятки и сотни полоцких кметей. Всеслав разом перехватил дорогу, по которой рать Ярославичей могла бы пройти от Витебска к Полоцку. Если кто из воев великого князя и сомневался, то теперь все разом поняли, что Всеслав привёл войско оборотней.
Так скоро Всеславичей не ждал никто — ни великий князь, ни Святослав-стратилат, никто из князей, воевод и гридней. Пока весть о менском пожоге докатится до Всеслава, про которого достоверно знали, что он на Чёрной Руси, пока он рать подымет, пока эта рать придёт — седмицу клали воеводы на приход Всеслава.
У волков по лесу свои пути. Там, где пешцу понадобится дней десять, а всаднику — пять… волк сквозь чащу домчится за день.
— Немало сегодня крови прольётся, — бросил Серомаха, обрывая воспоминания Буяна Ядрейковича.
— Что? — не враз понял гридень, но тут же спохватился. — А… да.
Так оно, Буяне, — подумал он, сжимая зубы. — Не смог ты тогда… под Плесковом покончить с полоцким оборотнем. Не смог и в прошлом году, на Черехе, там ты его даже и не видел. Да только кто знает, не выйдет ли сегодня твоему мечу оборвать жизнь Всеславлю?
Полоцкая рать строилась для боя.
В середине стеной, по старинному обычаю, от Святослава Игорича, от Князя-Барса, от дедов-прадедов, от стенки кулачного боя, которой на льду мужики да парни тешатся, стала полоцкая пехота — двенадцать сотен пеших кметей и сторонников.
С правого крыла — княжья дружина. Сам Всеслав Брячиславич, ближние гридни, воевода Вадим Якунич — всего не меньше пяти сотен конных кметей.
С левого крыла — ещё одна конная рать во главе с Бренем-воеводой. Пестун великого князя сам отобрал себе в рать семь сотен конных кметей.
Всеслав Брячиславич опустил руку, которой прикрывало глаза от навязчивого снега. Снег падал хлопьями, но пока что редкими. Хотя что-то подсказывало полоцкому князю, что на том дело не закончится.
— Что скажешь, наставниче?
— А что сказать? — Брень пожал окованными сталью могучими плечами. — Такой же боевой порядок как и у нас. Все полки в линию, конница на крыльях. Да тут по-иному и нельзя, поглянь сам.
А чего глядеть. Всеслав и сам видел, что иначе тут нельзя.
Большая поляна, стиснутая меж двумя борами, обнесённая по краю густыми корбами и пресечённая посередине нешироким руслом Немиги, была вся усеяна корявыми угловатыми валунами — которые и мало не в рост человека. Конницу в наступ не бросишь, разве только лёгкую, пехота бегом напасть не сможет, только шагом. По-другому рать тут и не поставишь, по-другому и не повоюешь.
Всеслав не знал того, что думал про него и про Ярославичей бывший плесковский наместник, а знал бы — только бы посмеялся. Уж если выбирать место для битвы, так он, Всеслав где-нибудь поудобнее выбрал бы.
Да вот только не станут Ярославичи с ним договариваться.
Впрочем, и он, Всеслав, не станет.
Теперь, после менского разорения — не станет.
Князь шевельнул рукой на луке седла, чуть качнул поводьями, и умный конь сам стронулся с места. Следом тронулась и ближняя дружина. Гридни — Брень, Радко, Вадим Якунич, Несмеян и Витко.
Хлопал и бился за спиной Всеслава старинный кривский стяг, который стал ныне стягом полоцкого княжьего дома — алое полотнище с белыми ломаными крестами у древка. Старинные кривские (да и вообще словенские!) цвета — алый и белый. И древлий знак Великого Солнца — четырёхконечный крест с изломанными посолонь лучами. И Белый Волк Белополь — древлий прапредок Всеслава Брячиславича и всех кривских князей.
Скакали мимо неровного волнующегося строя пешцев. Вздымались зверобойные и боевые рогатины, мелькали луки и топоры, редкие крестовины мечей. Стегачи и кояры, кожаные и набивные шеломы. И только в первом ряду в кольчугах и железной чешуе стояли кмети — те, кто сделал войну своей жизнью.
Несмеян, заметив в третьем ряду знакомое лицо, махнул Мурашу рукой. Авось после боя свидимся и договорим, — подумалось гридню вдруг невесть с чего.
— Радко! — позвал Всеслав, останавливая коня. — Тебе здесь старшим стоять. Гляди мне, не посрами Полоцка!
— Не бывать позору! — весело откликнулся Радко, довольно скаля зубы. Бой в пехоте сегодня обещал быть жарким. Да и давно уже полоцкая рать не стояла в больших сражениях.
С самой Судомы.
Всеслав незаметно сделал пальцами жест, отгоняя сглаз — не накликать бы поражения — на Судоме Ярослав отца разбил-таки… хотя войну после и проиграл.
И потому — нужна жертва!
Жертву приносят волхвы. Но в рати Всеслава — так уж сложилось — не было ни одного волхва. Все они были где-то там, около Полоцка, Витебска. А здешние волхвы все погинули на защите Менска, когда киевские, черниговские и переяславские кмети рубили, не жалея, всех, кто мужского пола да выше чеки тележной.
Но жертву может принести и князь — не зря в урманских землях нет никаких волхвов, а жертвы всегда приносят вожди, они же и гадают. Да и может ли быть более угодна богам жертва, чем принесённая князем, ИХ прямым потомком?! Князем, отмеченным Велесовым знаменом?
Пеший строй расступился, открывая путь к уложенной меж двух валунов краде из коротких сухих брёвен. Двое кметей уже вели от стана рыжего быка. Самая угодная для Перуна жертва! Опричь иной, конечно…
— Не надо, княже!
Кто осмелился подать голос и остановить князя?
На вершине валуна стоял кметь в рваной и наскоро зачинённой кольчуге, с перевязанной головой, на которой набивной шелом сидел чуть косо и оттого смотрелся как-то залихватски. В опущенной руке тусклым блеском отдавал недурной стали меч, вынесенный им из горящего Менска.
