Natura bestiarum.(СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" (книги TXT) 📗

— И крестьянин… — начал Курт, зверь рыкнул при звуке его голоса и рванулся вперед; он отпрянул. — Крестьянин, — продолжил он чуть тише и монотонней, и рычание стало низким, перекатистым. — Крестьянин был убит не им, — договорил Курт, отступив от волка подальше. — Это я сказал бы, даже не видя того, первого: раны были нанесены челюстями побольше этих. Он детеныш. При всех его внушительных размерах и, наверное, немалой опасности, будь он свободен, он все еще волчонок. На грани взросления, этакий одногодок; а там поработал матерый волчара.

— То есть… — дрогнув голосом, с усилием произнесла Амалия, — то есть, вы хотите сказать, что Максимилиан…

— … никого не убивал, — кивнул Курт. — Ни бедных лошадок, ни, что главное, человека. И твоя безумная затея уберечь его от подобных деяний, кажется, все еще имеет надежду на осуществление.

— Господи… — проронила та и, на сей раз не сдержавшись, всхлипнула, ткнувшись лицом в грудь стоящего рядом Бруно. — Господи, спасибо…

— Видишь; все будет в порядке, — ободряюще улыбнулся тот, приобняв ее за плечо.

Связанный волк рванулся вперед, царапая доски когтями, едва не вздергивая себя с пола, зарычав уже не просто враждебно, а с откровенной угрозой; мышцы под шерстью напряглись, так что стало почти не видно впившейся в тело веревки.

— Ну-ка, отпусти ее, — повелел Курт, когда рык перешел почти в громовой перекат, разнесшийся под потолком пустой комнаты оглушительно в ночной тиши.

Помощник отвел руку, и Амалия отступила в сторону, косясь на зверя со смесью радости и страха. Рычание чуть стихло, однако горящие в полумраке ореховые глаза все так же смотрели на Бруно в упор.

— А теперь подойди к нему, — продолжил Курт, кивнув на собранного в комок волка.

— Ты с ума спятил? — проговорил помощник чуть слышно. — Для чего?

— Амалия, — повторил он, — подойди к нему. Осторожно и не слишком близко… Иди, не бойся. Поверь, я знаю, что делаю.

— Хорошо, майстер инквизитор… — словно вдруг переломившимся, высохшим голосом вымолвила та, приближаясь к созданию на полу бочком, крохотными незаметными шажками.

Волк повернул голову к ней, и та замерла на месте, смяв в сжавшихся кулаках полы платья и едва дыша сквозь поджатые губы; мгновение прошло в полной тишине — рык затих и прокатился снова, когда горящий взгляд сместился на других людей в комнате.

— Ближе, — скомандовал Курт, и Амалия шагнула вперед решительно, одним широким шагом. — Не так близко, стой… — начал он и умолк, когда рычание вновь затихло.

Ее ноги были в полушаге от пасти, могущей перекусить тонкие лодыжки двумя движениями, но зверь не шевелился.

— Сдается мне, я знаю, почему он не убегал, когда ты выпускала его, — почти шепотом подытожил Курт. — Как я уже сказал — он все еще волчонок; инстинкт даже в этом облике тянет его к тебе. Довольно, Амалия, мы выяснили, что хотели. Давай назад.

— Я могу до него дотронуться, — возразила та, и он нахмурился:

— Не искушай судьбу. Не хочешь же ты, чтобы первым человеком, кого он таки сожрет, была ты. Если он тебя хоть поцарапает, хоть бы и ненамеренно — нанесешь парню душевную рану на всю жизнь… Давай назад, Амалия, без глупостей.

Она помедлила, глядя на зверя у своих ног с сомнением, и нехотя отступила в сторону. Взгляд горящих глаз сместился следом за ней, но рычания не последовало.

— Он провел подле тебя два года, — продолжил Курт, стараясь не повышать голоса. — Даже если человечьи и звериные инстинкты и пытались спорить меж собою — он уже попросту привык к тебе. Думаю, в будущем вас не следует разлучать какое-то время. Это может помочь — и нам, и ему.

— Какое-то время? — переспросила та растерянно, и он вздохнул:

— В одном Ян был неоспоримо прав: пора бы уже понемногу сбавлять свою опеку. Когда мы сумеем отсюда выбраться, и Максом займутся те, кто сможет помочь ему освоиться — тебе уже не надо будет прятаться, скрываться вместе с ним, трястись за него; он будет в безопасности, под присмотром, а главное при деле… Дети взрослеют, Амалия. Это непреложный закон природы. Взрослеют и уходят в свою жизнь; ведь ты не думала, что будешь при нем до старости.

— Я… — выговорила та с усилием, запнувшись. — Я ни о чем больше не думала, кроме него. Ничего больше в моей жизни не было, и я просто не могла себе вообразить, как это — когда его не будет рядом со мною… И не знаю, что делать, когда вы его заберете у меня…

— Заняться собственной судьбой. Ты, Бог дал, еще не древняя старуха, и впереди у тебя еще полжизни. И, к слову, разлучать на веки вечные вас никто не намеревается: будете видеться, когда вам будет угодно, попросту в прочее время ему лучше быть наедине с его будущими наставниками. Неотлучная мать при парне в таком возрасте — согласись, нездорово.

— Как скажете, майстер инквизитор, — кивнула та с готовностью. — Я сделаю так, как для него лучше.

— Однако все это дело дальнее, — заметил Курт недовольно, косясь на притихшего волка на полу. — Для того, чтобы все это стало реальным, надо выбраться из этого трактира, а мы не можем этого сделать — за стенами метель и, как это ни невероятно, еще один оборотень.

— Как такое может быть? — с сомнением качнул головой Бруно. — Совершенно случайно в трактире у дороги собрались два конгрегата и охотник — это можно допустить. Но чтобы столь же случайно в том же самом месте обнаружились разом два ликантропа… Что-то тут нечисто. Голова, часом, не побаливает?

— Нет. Пухнет — это да, но не болит. Слишком незнакомая ситуация, слишком чуждая тема.

— Вы нездоровы, майстер инквизитор? — робко поинтересовалась Амалия, и он снова вздохнул:

— Причуды моего организма. Если где-то там, в глубине рассудка, я отметил какую-то нестыковку или факт, который не могу сам себе объяснить, если отметил, но не смог пока осмыслить явно — у меня начинает болеть голова. Сейчас на подсказки подспудных решений моего разума полагаться не приходится. Я слишком мало знаю о том, что связано с подобными существами, о том, что логично и само собой разумеется, а что ненормально применительно к обстоятельствам, посему вряд ли смогу сделать четкие выводы — сознательно или нет. Слишком большой недостаток информации, а вытянуть что-то из Яна довольно сложно. От внятных ответов его постоянно сносит в сторону… Но — да, даже при всем том ясно, как Божий день, что положение сложилось странное. Две уличных кошки в одном переулке — и то увидишь нечасто, а такие, как Макс, я так мыслю, тем паче не бродят по Германии стаями.

— Бродят, если верить Яну, — возразил помощник. — «Они собрались в стаю» — помнишь? Что-то происходит в их среде.

— Однако же, здесь не стая. Здесь один — снаружи, и второй — внутри, и к их стае он никакого отношения не имеет.

— И что же — впрямь совпадение?

— Пока не знаю. Есть пара мыслей, но… сейчас остерегусь делать выводы. Больше же всего меня смущает другой вопрос: если все эти ночи Макс бродил за стенами, за которыми в это же время разгуливал и наш сосед, почему парень все еще здесь? Почему не загрызен конкурентом по территории или, если в них существует некая видовая общность, почему его не сманили уйти от людей? Не может же быть так, что они там не повстречались.

— Держит мать? — нерешительно предположил Бруно. — Ты сам сказал — он еще детеныш. Сманивали, да не пошел.

— Как вариант, — столь же неуверенно согласился он, снова бросив взгляд на связанного зверя.

Тот примолк, уже не рыча и не пытаясь высвободиться, устроившись, как есть, и положив голову на связанные под мордой лапы — судя по всему, к такому положению он и впрямь уже привык за долгие два года, и сегодня только присутствие лишних людей рядом растравило в нем ожесточение. Привыкает ведь, как известно, и собака к палке… Или же в Максе Хагнере мало-помалу начало уже проступать то самое устроение двух сущностей по соседству друг с другом, естественное, как утверждал охотник, с возрастом и усиленное срединной ночью полнолуния? Как знать, возможно, завтра поутру он даже вспомнит кое-что из происходящего в этой тесной комнатушке…