Неоконченные предания Нуменора и Средиземья - Толкин Джон Рональд Руэл (читать книги .TXT) 📗
А потом Турин разыскал Гвиндора и сказал ему:
— Гвиндор, друг милый, снова ты печалишься — не надо! Здесь, в доме родичей твоих, в сиянии красоты Финдуилас обретешь ты исцеление.
Гвиндор молча взглянул на Турина, но промолчал, лицо же его омрачилось.
— Что ты так на меня смотришь? — удивился Турин. — Странен стал взгляд твой в последнее время. Чем я тебя обидел? Да, я спорил с тобой; но ведь надо говорить то, что думаешь, и не умалчивать о том, что считаешь истиной, из каких бы то ни было личных побуждений. Хотел бы я, чтобы мы были одного мнения — я ведь в большом долгу перед тобой, и я этого никогда не забуду.
— Не забудешь, говоришь? — ответил Гвиндор. — Однако твои деяния и твои советы переменили мой дом и моих родичей. Твоя тень пала на них. Чему же радоваться мне — я ведь все потерял из–за тебя!
Но Турин не понял, о чем он говорит — он решил, что Гвиндор просто завидует его положению при короле.
В следующем отрывке говорится о том, как Гвиндор предостерег Финдуилас от любви к Турину, рассказав ей, кто такой Турин — это тот рывок почти полностью основан на тексте «Сильмариллиона» (гл. 21, стр. 230). Но ответ Финдуилас более развернутый, чем в «Сильмариллионе»:
— Глаза твои обманываются, Гвиндор, — сказала она. — Ты не видишь или не понимаешь, что происходит. Что же мне теперь, принять двойной стыд, рассказав тебе всю правду? Ибо я люблю тебя, Гвиндор, и мне стыдно, что я не могу любить тебя больше, ибо полюбила другого еще сильнее, и никуда мне не деться от этой любви. Я не искала ее, я долго ее отвергала. Но если я имею жалость к твоим ранам, сжалься же и ты над моими. Турин не любит меня, и не полюбит никогда.
— Ты это говоришь, чтобы оправдать того, кого ты любишь, — сказал Гвиндор. — Зачем же тогда он встречается с тобой, подолгу сидит с тобой и уходит от тебя радостный?
— Он ведь тоже нуждается в утешении, — ответила Финдуилас, — а родичи его далеко. Оба вы нуждаетесь в заботе. А кто позаботится о Финдуилас? Мало того, что я вынуждена признаться тебе, что меня не любят, — так ты еще обвиняешь меня, будто я тебя обманываю!
— Да нет. Женщины редко обманываются в подобных вещах, — сказал Гвиндор. — И немного найдется таких, что станут отрицать, что любимы, если их действительно любят.
— Если кто из нас троих вероломен, то это, конечно, я; но ведь не по своей же воле! Но как быть с твоей судьбой и слухами об Ангбанде? Как быть со смертью и разорением? Ибо Аданедель могуч в повести Мира, и в грядущие дни суждено ему добраться и до самого Моргота.
— Он горд, — заметил Гвиндор.
— Но и милосерден, — возразила Финдуилас. — Он еще не пробудился, но сердце его всегда доступно жалости, и он никогда не отвергнет ее. Быть может, жалость — единственный путь к его сердцу. Но меня он не жалеет. Он относится ко мне с почтением, словно я его мать и королева одновременно!
Возможно, Финдуилас говорила правду — взор эльдар проницателен. Турин же, не ведая о том, что произошло меж Гвиндором и Финдуилас, делался все нежнее с ней, ибо она делалась все печальней. Но однажды Финдуилас сказала ему:
— Тхурин Аданедель, зачем же ты скрывал от меня свое имя? Знай я, кто ты такой, я бы не меньше уважала тебя, но лучше поняла бы твою печаль.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он. — За кого ты меня принимаешь?
— Ты Турин, сын Хурина Талиона, вождя людей Севера.
Затем Турин упрекает Гвиндора за то, что тот открыл его истинное имя, как об этом рассказано в «Сильмариллионе» (гл. 21, стр. 230).
И еще один отрывок этой части повествования существует в более полной форме, чем в «Сильмариллионе» (других описаний битвы в Тумхаладеи разорения Нарготронда не имеется; в то время как речи Турина и Дракона настолько полно изложены в «Сильмариллионе», что вряд ли отец мог расширить их). В этом отрывке содержится значительно более полный рассказ о приходе в Нарготронд в год его падения эльфов Гельмира и Арминаса («Сильмариллион», гл. 21, стр. 231–232); об их встрече с Туором в Дор–ломине, о которой здесь упоминается, см. выше, стр. 21– 22.
По весне явились туда двое эльфов, и назвались Гельмиром и Арминасом из народа Финарфина, и сказали, что у них послание к владыке Нарготронда. Их привели к Турину; но Гельмир сказал:
— Мы хотим говорить с Ородретом сыном Финарфина.
И когда вышел к ним Ородрет, сказал ему Гельмир:
— Государь, мы принадлежали к народу Ангрода, и много скитались после Дагор Браголлах; но в последнее время жили мы средь подданных Кирдана у Устьев Сириона. И вот однажды призвал он нас и повелел нам отправиться к тебе; ибо явился ему сам Улмо, Владыка Вод, и предупредил его о великой опасности, грозящей Нарготронду. Но Ородрет был настороже и ответил так:
— Почему же вы тогда пришли сюда с севера? Или, быть может, были у вас и другие дела?
Арминас же ответил:
— Государь, с самой Нирнаэт разыскивал я сокрытое королевство Тургона и не нашел его; и, боюсь, из–за этих поисков я запоздал со своим посланием. Ибо Кирдан отправил нас морем, ради секретности и для скорости, и нас высадили на берег в Дренгисте. А среди живших у моря были такие, кто несколько лет назад явился туда посланцами от Тургона, и их недомолвки навели меня на мысль, что Тургон, быть может, до сих пор живет на севере, а не на юге, как считает большинство. Но мы не нашли и следов того, что искали, никаких слухов о Тургоне.
— А зачем вы его искали? — спросил Ородрет.
— Сказано, что его королевство дольше всех устоит пред натиском Моргота, — ответил Арминас.
И слова эти показались Ородрету дурным предзнаменованием, и он возмутился.
— Тогда не стоит вам задерживаться в Нарготронде, — сказал он, — здесь вы о Тургоне ничего не узнаете. И незачем напоминать мне, что Нарготронд в опасности.
— Не гневайся, государь, если мы правдиво отвечаем на твои вопросы, — сказал Гельмир. — И не напрасно уклонились мы от прямого пути сюда, ибо мы побывали дальше твоих разведчиков: мы обошли Дор–ломин и все земли у подножия Эред–Ветрина, мы осмотрели Теснину Сириона и разведали замыслы Врага. В тех краях собираются орки и прочие злые твари, и у Сауронова Острова готовится войско.
— Это мне известно, — сказал Турин. — Запоздали ваши новости. Если послание Кирдана было важным, стоило бы доставить его побыстрее.
— Что ж, государь, выслушай послание хотя бы теперь, — сказал Гельмир Ородрету. — Внемли же слову Владыки Вод! Так сказал он Кирдану Корабелу: «Зло с Севера осквернило Истоки Сириона, и власть моя ускользает из пальцев струящихся вод. Но впереди ждет худшее. И потому передай владыке Нарготронда: „Затвори врата крепости и не покидай ее стен. Повергни в бурную реку камни гордыни твоей, дабы ползучее зло не подобралось к вратам“».
Речи эти показались Ородрету невнятными, и он, как всегда, обратился за советом к Турину. Турин же не поверил посланцам и презрительно бросил:
— Что может Кирдан знать о наших войнах, о делах тех, кто живет рядом с Врагом? Пусть мореход заботится о своих кораблях! Но если Владыка Вод и впрямь желает дать нам совет, пусть говорит яснее. Ибо в нашем положении представляется более разумным собрать все силы и отважно выйти навстречу врагам, покуда они не подобрались чересчур близко.
Тогда Гельмир поклонился Ородрету и сказал:
— Государь, я передал то, что мне было велено, — и повернулся, чтобы уйти. Арминас же сказал Турину:
— Верно ли говорят, что ты, будто бы, принадлежишь к дому Хадора?
— Здесь меня называют Агарваэн, Черный Меч Нарготронда, — сказал Турин. — Ты, друг Арминас, видно, умеешь разбирать недомолвки; добро Тургону, что его тайна неведома тебе, а не то ее скоро узнали бы и в Ангбанде. Имя человека — это его достояние; и коли случится сыну Хурина узнать, что ты выдал его, когда он хотел остаться неузнанным, пусть Моргот заберет тебя и выжжет тебе язык!
