Пророчество: Дитя Земли - Хэйдон Элизабет (книги TXT) 📗
По большей части Эши проявлял к ней доброту и многое для нее сделал; никто в этом новом мире не оказывал ей такой помощи. К несчастью, она знала: за его щедростью скрывается какой-то расчет — ведь он не был с ней до конца откровенен. Рапсодия понимала, что он каким-то образом ее использует. Оставалось надеяться, что их знакомство не будет иметь для нее фатальных последствий.
Они вновь переночевали в хижине, дожидаясь, пока небо очистится, а ветер просушит землю. Он настоял на том, чтобы она заняла кровать, и, поняв, что спорить бесполезно, Рапсодия поблагодарила его и быстро улеглась, неожиданно почувствовав усталость. Ей предстоял долгий путь.
Рапсодии снились демоны и разрушения, слепая Пророчица, лишенная зрачков, в глазах которой отражалось ее лицо. И она ощутила ужасный всепроникающий холод, подобный корню ядовитой ивы, отнимающий у нее тепло и музыку, лишающий голоса, она даже не могла позвать на помощь. Она проснулась в объятиях Эши и прижалась к нему, словно он стал единственным существом, способным ее слышать теперь, когда музыка ее покинула.
Он улегся рядом с ней, поверх одеяла, и обнимал до тех пор, пока она не перестала дрожать. Так прошло больше часа, потом Рапсодия успокоилась и заснула. Убедившись в том, что она действительно спокойно спит, Эши с огорчением убрал ее руку со своего плеча: она положила ее туда, чтобы не потревожить его рану. С большим трудом он поднялся на ноги и посмотрел на Рапсодию, обнявшую набитую соломой подушку, точно дракончик, свернувшийся вокруг своих драгоценностей: возможно, ее визит к Элинсинос произвел на нее очень глубокое впечатление. Постояв так над ней, Эши вернулся в кресло, размышляя о том, как трудно ему было оставить ее в постели одну.
Туннель, по которому их вела Праматерь, заканчивался в огромной пещере, имевшей форму вертикально стоящего цилиндра. Она напоминала пещеру, где был выстроен Канриф, причем здесь она простиралась не только вверх, но и вниз. По внутреннему периметру шел круговой карниз в форме кольца, размером в широкую улицу. Кольца охватывали пещеру на различной высоте, выше и ниже козырька, на котором они стояли, в них виднелись сотни темных отверстий, очевидно за ними начинались новые туннели. Форма и размеры туннелей смутно напомнили Акмеду путешествие по Корню Сагии, идущему вдоль Земной Оси. Туннели уходили в темноту — немое напоминание о цивилизации, некогда существовавшей здесь.
Осыпающийся каменный мост пересекал огромное открытое пространство пещеры. В ее центре возвышалась гигантская скала, напоминающая пьедестал, горизонтальная верхняя поверхность которого по площади не уступала Большому залу Илорка. Пропасть по обе стороны моста заставила Грунтора внутренне содрогнуться. Из глубин колоссальной пещеры дул ветер, несущий запах влажной земли и запустения.
В полном молчании Праматерь прошла по мосту, не глядя вниз, в круглую бездонную пропасть. Мертвый ветер рвал ее темные одеяния. Фирболги последовали за ней к огромной плоской скале в центре вертикального туннеля.
Подойдя ближе, они увидели уходящую к невидимому потолку невероятно длинную нить, похожую на шелковую паутину. Над каменным плато на конце нити медленно и мерно, подобно дыханию спящего человека, раскачивался взад и вперед какой-то предмет, чуть поблескивавший в сумраке пещеры.
Дойдя до скалы в центре пещеры, они почувствовали, как усилился ветер, он нес тяжелую пыль, неспешно оседающую на всех окружающих предметах. Акмед невольно поплотнее натянул вуаль, закрывающую его лицо, — он уловил в порывах мертвого ветра нечто, шепчущее о смерти. Праматерь жестом велела посмотреть вниз под ноги.
В центре скалы, на которой они стояли, был высечен круг с рунами того же языка, что и надпись над аркой. Внутри круг украшала мозаика, когда-то изумительно четкая и красочная, но теперь перепачканная золой и выцветшая от времени. Рисунок мозаики представлял собой символическое изображение четырех ветров и четырех времен года, а также циферблат часов. Акмед закрыл глаза, вспоминая детство, проведенное в монастыре, расположенном в предгорьях Высоких Пределов Серендаира. Там тоже на полу были высечены эти символы.
Он бросил взгляд на длинную нить, медленно перемещающуюся над плато, и понял, что это маятник часов, беззвучно отмеряющих мгновения, часы и смену времен года давно исчезнувшего царства; каждый взмах маятника отмечал новый фрагмент бесконечно движущегося времени.
— Здесь проходило обучение ритуалу Порабощения, тренировки и посвящение, — сказала Праматерь. Множество голосов слились в один — в высокое шипение, которое ранее слышал Акмед. Очевидно, она посчитала, что Грунтору это знать необязательно. — В прежние дни здесь бывало множество людей, звучало биение тысяч сердец — прекрасное место для обучения тех, кто хочет уметь выделять ритм одного-единственного сердца, выйти на охоту на ф'доров. — Акмед кивнул.
Праматерь обратила темные глаза на великана болга. Когда она заговорила снова, ее голос зазвучал в двух регистрах.
— Много жизней назад в горах существовали огромные города и огромные залы советов. Туннели являлись венами Колонии, по которым текла ее жизненная сила.
И мы были ее жизненной силой, жередиты, Братство. Здесь находилось сердце Колонии.
— А как зажигается огонь? — спросил Акмед.
— Здесь нет огня.
Два болга удивленно посмотрели на Праматерь, а по том переглянулись. Перед глазами у Грунтора все неожиданно прояснилось, хотя в воздухе по-прежнему висели дым и сажа и едко пахло расплавленным металлом.
Лицо Праматери не изменилось, но глаза заблестели.
— Здесь нет огня, — повторила она, со значением глядя на Акмеда. — Ты дракианин, но не жередит, не член Братства. Ты никогда не был частью Колонии.
— Верно. — К горлу Акмеда подкатила тошнота. Прошлое была навеки погребено в его памяти, и ему совсем не хотелось вытаскивать его на свет. Он приготовился к расспросам, но Праматерь лишь кивнула.
— Никто из Братства не стал бы использовать огонь даже по мелочам. Огонь — стихия нашего врага. Здесь вполне достаточно тепла в водоемах и источниках. — Перед глазами болгов возникли серные пруды с горячими ключами, над которыми поднимался пар, с другой стороны скалы такие же горячие источники били под Лориториумом.
Они имели тот же источник, что и тусклый свет, наполнявший туннели и пещеры размытым сиянием. Да и туннели в Корне освещались так же.
Праматерь указала на землю.
— Садитесь, — коротко бросила она. — Я должна рассказать вам историю гибели этого города. — Когда они послушно сели, она посмотрела на Акмеда, а потом ее взгляд вновь обратился в темноту. — Вы должны услышать ее от начала и до конца, поскольку в некотором смысле это история и вашей смерти.
16
Ночью Элендру разбудил странный сон — ей снилась тьма. Она стояла, как и двадцать лет назад, перед Ллауроном, сыном Энвин, у ног ее сестры Мэнвин, прорицательницы Будущего. Она задрожала в своей постели, когда слова безумной женщины возникли в ее памяти.
«Берегись, носительница меча. Ты можешь уничтожить того, кого ищешь, но если ты отправишься сегодня ночью, риск возрастет. Если ты потерпишь поражение, то не умрешь, но однажды, в старом мире, ты уже потеряла часть своего сердца и души, теперь с тобой случится то же самое, но в физическом плане. И та часть, которую ты потеряешь, будет преследовать тебя до тех пор, пока ты не взмолишься о смерти, потому что он будет использовать тебя, как игрушку, подчиняя своей воле, чтобы творить злые дела, даже обеспечивая его детьми».
Элендра резко села на постели. Меховые одеяла намокли от пота и слез, она дрожала. Элендра медленно встала и подошла к камину. Огонь почти погас, лишь несколько угольков продолжали тлеть среди серого пепла. Элендра подула на них, они на мгновение покраснели, а потом подернулись пеплом.
«Ничего не осталось, — казалось, говорили они. — Признай, рано или поздно даже самый яркий огонь гаснет. Вот как это выглядит».
