Рыцари Гирты (СИ) - Фиреон Михаил (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Зайдешь ко мне сразу как освободишься — быстро и яростно перекрестился на иконостас и, стуча посохом, вышел.
Глава 26. Ожидание. (Понедельник и еще неделя)
Потянулись дни. Лейтенант Филипп Кранкен заменил в отделе Дюка. Этот мягкий и апатичный с виду человек больше слушал, чем говорил, никому не возражал, часто улыбался, но смотрел внимательно и непреклонно, из за чего у всех служащих отдела Нераскрытых Дел, в том числе и у Вертуры с Марисой, как-то независимо друг от друга сложилось мнение, что он самый настоящий шпион и провокатор, приставленный следить за их коллективом.
В назначенный день Вертура, инспектор Тралле, лейтенант Турко и Фанкиль ходили на похороны Дюка. Его отпевали в часовне полицейской комендатуры, что располагалась в северном крыле здания, на втором этаже. Усопшего принесли в закрытом гробу. Детектив и лейтенант приподняли крышку, иерей без особого интереса заглянул внутрь, удостоверился, что тело на месте, приступил к панихиде.
Неторопливо разжег уголь. Одной рукой размахивая кадилом, чтобы раздуть, второй листал по закладкам молитвослов, рассеянно смотрел куда-то в окно, на бегущие за ним облака и пасмурное серое небо.
На похороны пришли жена полицейского, сестра с мужем, два брата, толпа более старших родственников и множество детишек. Все с низкими лбами и угрюмыми лицами, каким был и сам Дюк. Стояли, сбившись в плотную кучу, бросали недоверчивые, злобные взгляды исподлобья на проходящих по плацу жандармов и полицейских, но никому не было до них никакого дела: в комендатуре Гирты часто отпевали умерших. И погибших при исполнении служащих и убитых, кого свозили со всего города в полицейский морг для установления причин смерти, так что все относились к этим, случающимся едва ли не через день, поминкам с печальным, усталым, безразличием. Только капрал Гицци, подкрепляя свои слова зажатой в кулаке плеткой, подошел к заранее рассевшимся на скамейках у конюшни многочисленным, уже подвыпившим родственникам полицейского, строго-настрого запретил, распивать на территории, проводить какие бы то ни было поминки. Так что, по завершению отпевания и всех формальностей с документами, гроб просто вынесли из комендатуры, погрузили на телегу и, украсив его белыми, с синими надписями, траурными лентами, в сопровождении фальшиво завывающей скорбной толпы вывезли с плаца, повезли куда-то прочь, на чем проводы полицейского и завершились. Вертура что уже много раз видел такие процессии на улицах города, и в этот день помогал грузить неудобный тяжелый гроб и успел утомиться, натер руки, за этим делом, был нисколько не впечатлен этим бестолковым и шумным шествием.
После этого случая никто на службе как-то больше особо ни упоминал о Дюке. Ни Фанкиль, которому тот был абсолютно неинтересен, ни любящий осудить всех за глаза лейтенант Турко, ни глумливый доктор Сакс. Все словно тут же забыли о том, что такой вообще был. Безразлично посмотрели вслед телеге, на которую по соседству с гробом взгромоздилась многочисленная родня служащего так, что худая лошаденка еле вытащила ее в северные, выходящие на улицу Котищ, боковые ворота комендатуры, покивали, скучно пошутили над балбесами, простаками, обалдуями, покурили и вернулись к своим делам. Вечером зашел помощник бухгалтера, сказал, что что-то неправильно рассчитали с умершим. Спросил инспектора, но того на месте не было, так что он ушел и больше не приходил.
Только одна Мариса, которая не пожелала присутствовать на отпевании, осталась наверху, в отделе, с отвращением и злобой высказалась, плюнула, пока не видел инспектор Тралле, прямо на пол, заявила.
— Ну его к черту! Так ему и надо. Туда ему и дорога! Чтоб синим пламенем в аду горел!
Вечером, когда она выпила и с мстительной обидой в голосе начала жаловаться на то, как она ненавидела Дюка, и какой мразью он был на самом деле, детектив узнал, что раньше тот не раз щипал ее, когда она проходила мимо его стола дежурного у дверей, а раз, когда она попыталась дать ему отпор, ударил ее больно, и никто, кроме Фанкиля, который ограничился вялым замечанием, за нее не вступался. Лейтенант Турко боялся Дюка, а инспектору Тралле и магистру Дронту их с Марисой ссоры были абсолютно безразличны.
В один из последующих дней, сидя вечером на лавке пол ивами с князем Мунзе и сэром Порре, узнал детектив и о беде, постигшей лейтенанта Готфреда Манко. Его прооперировал во дворце доктор Фонт, вскрыл грудную клетку, сделал переливание крови, поставил дренаж, назначил уколы и таблетки. Сказал, что рыцарь скорее всего поправится, но не в ближайшее время. Сидя за столом во дворе под ивами, за чаем с пряниками, говорили о Борисе Дорсе и принцессе Веронике. Высказывались осторожно и сдержано. Мстительный нрав и дурной напористый характер нелюдимого племянника епископа был давно известен в Гирте. У каждого было что сказать, но, даже выпив, все держали свое мнение при себе: никто не желал, чтобы его слова запомнили, а потом нашептали тому, кто в ближайшее время мог стать правителем герцогства. Воздержался от лишних слов и веселых рассказов об их пьяных приключениях и чудачествах с бароном Гонзолле в Мильде и детектив.
Небо хмурилось. Вдоль домов по узким улочкам задувал теплый ветер. Мелко шелестел бледными, уже начинающими желтеть листьями растущей прямо под стенами дома черной, ободранной понизу на бересту в печку и трутов для трубок березы. Поднимал сухую пыль, задувал в огороженный высокой чугунной изгородью и кустами сирени скверик. Девицы сидели на лавках за своим столом отдельно от мужчин. Шили, поглядывали на сидящих под ивой на складных походных стульях рыцарей. Мариса встала, не скрывая наглого, злорадно-торжествующего вида, подошла, подсела к ним. Приметив багровую ленту в ее волосах, ее тут же любезно приняли в круг, налили чаю с сахаром, поделились сушками и сладкими сушеными сливами. Продемонстрировали свои вышивки, начали расспрашивать про банкет в доме депутатов, охоту и дела во дворце. Весело защебетали о новостях моды, мужчинах и последних сплетнях.
Так за делами в комендатуре и посиделками вечером после службы, когда отпускали до наступления темноты, и можно было перед сном прогуляться или зайти в гости, прошла неделя. Ничего особенно серьезного и выходящего из ряда вон, за эти дни в городе не случилось.
Небо снова было пасмурным, как и все прошлые дни, но дождь так и не пошел. Вертура работал на выездах и в отделе. В среду по заданию инспектора Тралле они с Марисой ходили на рыночную площадь, без всякого интереса смотрели на порку. Ушли сразу по окончанию мероприятия. Знакомые студенты приглашали выпить с ними, но Мариса грубо заявила, что у нее служба и надо еще подготовить статьи. Весь вечер она мрачно кривилась над столом, придумывая как занимательно и литературно, для каждого издания в своей манере, описать давно надоевшее и уже не вызывающее никаких эмоций, кроме усталого рабочего раздражения действо.
Несколько раз детектив заходил к Борису Дорсу, к которому на прием теперь выстроилась целая очередь каких-то пожелавших напомнить о себе родственников со стороны брата и жены, старых знакомых, с которыми он не имел дел уже по многу лет и полузабытых сослуживцев. Раз, войдя в кабинет маркиза, Вертура обнаружил друга сидящим за рабочим столом, дымно курящим трубку и прилаживающим нарядные, наверное только недавно купленные серебряные накладки к ремню и портупее. Рядом с маркизом на столе, стояла большая чашка чая, а на голове племянника епископа красовался черный, украшенный серебряным крестом и триколором Гирты, ветеранский берет. Откинувшись на спинку стула, Борис Дорс приветствовал детектива и, с мрачной торжественностью продемонстрировав свой новый головной убор, сообщил, что майор Вритте спустя шесть лет после окончания войны внезапно соизволил пригласить его, маркиза, в ветеранский клуб и лично пожаловал эту почетную принадлежность. Выпив с Вертурой чая с пряниками, Борис Дорс с малоскрываемым агрессивным раздражением нажаловался, что в офицерском чине он никогда не был и все, чего он удостоился на службе в бригаде графа Дугласа Тальпасто, так это звания ротного старшины, а по сути бригадира подневольной рабочей артели.
