Рыцарь умер дважды - Звонцова Екатерина (книги бесплатно без .txt) 📗

— Бросьте! — требую, сдаваясь. — Бросьте угли, и я обработаю вам ладонь! Что…

— Смотрите. — Амбер перестает смеяться так же неожиданно, как начал. — Просто… смотрите.

Кулак, который я по-прежнему держу, плавно разжимается и выпускает на волю золотистого светлячка. Больше в руке — совершенно целой — ничего нет, и Амбер проворно ее высвобождает, затем как ни в чем не бывало садится. Отряхнувшись, он кидает на меня взгляд, открывает рот и… заливается очередной порцией хохота.

— Ох доктор, доктор… ясно, вы никогда не видели волшебства! А между тем его надо любить, иначе можно и с ума сойти!

Я действительно в первую минуту оторопел: увиденное необъяснимо. Но почти сразу я вспоминаю всяких разъезжающих в фургончиках ловкачей в пестрых сюртуках — целителей, спиритуалистов, чревовещателей. Вот оно что! Что ж, странности сразу теряют странность.

— Так вы иллюзионист? — Я хлопаю себя по лбу. — О боже, я-то думал, вы сумасшедший. Нельзя меня так пугать!

Амбер обрывает смех и уязвленно сдвигает брови.

— Иллюзии? За кого вы меня принимаете? Моя магия реальна!

— Ах ну да, несомненно. — Понимая, что высказался неэтично, смягчаюсь. — Как и у всех вас. Извините, я слегка скептик по натуре. Но этот трюк был…

— Не трюк!

— …Превращение было эффектным. Сможете мне его объяснить?

Секунд пять он молча буравит меня взглядом и, кажется, обижается. Потом, с чем-то смирившись, пожимает плечами и принимает прежнюю позу: нахохливается у огня. При этом он по-прежнему улыбается с самым загадочным видом.

— Раз вы так, то никакого раскрытия секретов. Магия этого не любит.

— Что ж, как знаете. Но это все равно было красиво.

Посидев еще немного, мы уходим спать. Амбера смаривает, едва он опускает голову; я же, хотя вроде бы устал, долго лежу и прислушиваюсь к гуляющему ветру. Я даже различаю дыхание солдат в раскинутом по соседству госпитале, впрочем, это — слушать, не хрипит ли кто, не захлебывается ли, не зовет ли на помощь, — уже привычка. Но я могу быть спокоен: второй помощник сегодня дежурит, а самую простую помощь окажет и раненный в плечо коллега. На этой мысли я смежаю веки.

…Мне снится что-то странное, даже для непростого дня. Будто меня будит стон боли, будто, открыв глаза, я вижу: Амбер сел и глядит в пустоту, а бледное лицо его искривлено в невероятной муке. Рука дергается и прижимается к животу.

— Нет, нет… только не сейчас!

— Что с вами?

Мой шепот звучит совсем сипло, но ответ — еще глуше:

— Нет, ничего… спите.

Меж его пальцев струится кровь. Ею обагрены и рубашка, и походное одеяло, и вытоптанная земля. В невероятном ужасе я подаюсь навстречу.

— Амбер? Вы ранены?..

— Спите!

Глазницы его вспыхивают зеленым. Под действием неведомой силы, я покорно зажмуриваюсь, ложусь. Меня куда-то уносит; тревожный стук сердца не останавливает подступающий сон. Но прежде чем провалиться в мягкую темноту, я все же открываю глаза в последний раз и успеваю увидеть: звезды, рушащиеся прямо с неба, окутывают Амбера светом, окутывают… и поднимают. Капли горячей крови падают мне на лицо. Дальше — ничего.

…Утром солнце будит меня, пробившись сквозь брешь в ткани палатки. Амбер лежит поблизости: развернулся ко мне, занавесил глаза волосами и положил руки под щеку. Одеяло сбилось. Оно чисто от крови, как и рубашка, как и мое собственное лицо, по которому я машинально провожу. «Сон!» — уверяю я себя, рассматривая проглядывающее в брешь голубое небо. «Сон, но что-то с ним не то…» — продолжаю мысль, и решимость пойти к полковнику крепнет. Я должен больше узнать о личности этого солдата, а также о том, почему мы не сталкивались раньше. Может он перебежчик? Или наоборот, лазутчик южан?

Подозрение неприятно: Амбер мне понравился. В его мальчишеских выходках и занятных рассуждениях есть что-то располагающее. Он держится молодцом, несмотря на полученное увечье, и с ним я даже почувствовал себя бодрее. Скверно, если что-то окажется не так, но еще сквернее — неизвестность. Ненавижу вообще всяческую неопределенность, она мучительна для меня, как и для любого человека, все планирующего загодя. Хочется разбудить Райза и немедля тащить в палатку командующего. Впрочем, полковник в мирное время не встает рано, а после вчерашнего заслужил отдых не меньше прочих. Подожду. К тому же у Амбера измученный вид, почти как в моем ночном видении. Ему нужен сон.

…Я еще не знаю, что поход к командиру не состоится: до внезапной атаки южан — десять минут в утренней тишине. Я еще не знаю, что, хотя мы отобьемся, лагерь подожгут, и огню достанется не только кое-что из вещей и арсенала, но и большая часть служебных бумаг, в том числе солдатских списков. И я еще не знаю: скоро произойдет событие, которое свяжет нас с Амбером Райзом самым странным образом.

Оно останется жгучим полумесяцем на моей щеке.

…Прямо сейчас я держу конверт, доставленный мальчишкой-посыльным. Я успел прочесть письмо дважды, впрочем, трудно назвать это письмом: написано неразборчивыми полупечатными буквами, витиеватым языком и — благо, не через каждое слово, но местами, — с ужасающими грамматическими огрехами. Да еще без запятых! Обращение по имени опущено за ненадобностью, зато есть вольное, наглое сокращение дела моей жизни.

Живо. Бегло. Непосредственно. Так пишет лишь один человек.

Корявый слог при отлично поставленной речи — несоответствие поразило, еще когда Амбер написал мне из первого путешествия. Поначалу ошибок было больше, и я объяснил их умственным расстройством вследствие контузии. Постепенно они стали пропадать; каждое письмо было аккуратнее предыдущего, но отдельные конструкции остались ужасающими, и я к ним привык. В конце концов, важнейшее в переписке — не ошибки, а содержание. И непреходящее чувство привязанности к тем, кто старательно выводит для нас строки.

Мы с Райзом участвовали в победной кампании под Виксбергом [26] и в провальной — близ Ред-Ривер. [27] Видели не только Луизиану и Миссисипи, но через реки, болота и пустоши дошли до самой Вирджинии. Помним, как сопротивлялся Петерсберг. [28] Окопы и обстрелы, малярия и пожары, победы и разговоры у огня, — мы разделили все. Война сроднила нас, как сроднила многих, — столь же беспощадно, сколь беспощадно разделила других.

Талисман. Я усмехаюсь. Это правда, солдаты 7-й роты, к которой в итоге причислили Амбера, первыми прозвали его так, а вскоре прозвище распространилось среди рот соседних. С Амбером действительно необъяснимо везло: на участках, где он оказывался, было меньше потерь, часто сминалось боевое построение южан, регулярно убивали их командиров. Амбер не был образцовым солдатом, говорил, что даже подготовку прошел кое-как. Но я видел, как он одним выстрелом вышибает противников из седел, если случалось сталкиваться с кавалерией: людей отбрасывало, точно неведомой силой. И готов поклясться… ни у Амбера, ни у тех, кто в бою стоял с ним плечом к плечу, никогда не заканчивались боеприпасы. Дьявольщина.