Беглец (СИ) - Харп Виктор (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Неужели юная негодница у кого-то позаимствовала помаду? И когда она успела повзрослеть? Груди стали женственно полными, округлыми и уже не торчали вперед дерзкими конусами. Полной инициации дарэйли достигла всего месяц назад, и теперь ее нескладная, по-подростковому угловатая фигура стремительно достигала идеала. А уж после того, как она едва не соблазнила даже Ллуфа, девица совсем с цепи сорвалась.
— Оденься немедленно, Мариэт!
— Не могу. Мою рубашку недоштопала Ханна, а врожденных лат, как у Шойны, у меня нет. Почему мой создатель не позаботился о моей броне?
Мариэт, массируя виски Сьента, склонилась ниже, шаловливо дунула ему в плотно зажмуренные глаза. Локон, заправленный за ухо, выскользнул, и девчонка не преминула пощекотать пушистым кончиком аристократически тонкий нос хозяина. Сьент чихнул от души, но глаза не открыл.
— Потому что такова твоя сущность, девочка. Жизнь беззащитна. Может быть, потом ты сумеешь отрастить себе толстую шкуру, но я не хотел бы тебя видеть такой.
— Ты вообще не хочешь меня видеть, — обиженно заметила девушка.
— Надень хотя бы рваную рубашку. Почему, кстати, она порвалась?
— Я ее случайно коснулась голыми руками, — девушка наверняка покраснела, судя по смущенному голосу, но полюбоваться, как ее алебастровая, словно светившаяся изнутри, кожа расцвела розами на щеках, Сьент не мог. Никакая сила не заставила бы сейчас его открыть глаза, пока негодница провоцирует.
— Понятно. Лен снова начал расти? — догадался он.
— Даже зацвел! — с гордостью сообщила дарэйли.
— Там еще осталось, что зашивать?
— Рукава пришлось обрезать.
— А почему ты сняла заговоренные перчатки? Я же тебе запретил, пока ты не научишься контролировать силу.
— Хотела Щепку подкараулить и излечить. Ой! Сьент! Помоги!
Верховный колебался несколько секунд — не очередная ли уловка шалуньи? — но шкура под ним ощутимо дернулась, и он кувырком покатился с ложа. Глаза, разумеется, пришлось открыть, а в руке уже чувствовалась тяжесть меча — защиту Гончар вызвал мгновенно.
Мариэт, сверкнув ослепительным телом, нырнула за его спину, а перед Сьентом вздыбилась, размахивая разрезанными лапами с вырванными когтями, медвежья шкура.
Казалось бы — что там какая-то шкура? Не медведь же, в самом деле. Но Сьент с тех пор, как обзавелся дарэйли жизни, заучил до печенок: даже нитка, выскользнувшая из рук светлой хранительницы, может задушить. А тут — целая шкура с лапами, да еще и без головы. То есть, никакой Логос не поможет.
Через несколько секунд от оживших медвежьих останков не уцелело ни лоскутка. Сьент, порубив шкуру в клочья, вызвал дарэйли огня, и шатер наполнился вонью от горелой шерсти.
— Ну, Мариэт… Больше не размахивай зря руками, будь так добра.
— Не буду. Честно.
Девушка всхлипнула: и страшно, и шкуру жалко. Хорошо, что она, пока хозяин притворялся слепым, успела погладить только одну — посмотреть, что из этого получится.
— Ну, идем к остальным, раз мы остались без ночлега, — вздохнул Сьент. — Может, найдется и одежда для тебя.
Второй шатер Верховного стоял рядом: там расположились слуги и остальные рабы Сьента, но Мариэт вдруг решила полюбоваться полной луной и утащила Гончара к обрыву реки, откуда "ночная хозяйка" была видна особенно хорошо.
— Сьент, скажи, зачем Сущему нужен твой целибат? — зашептала девушка, тесно прижавшись к теплому боку мужчины. — Такая клятва кощунственна для его детей — живых существ, рожденных жить и размножаться.
Сьент попытался отодвинуться, но тонкие пальчики вцепились накрепко:
— Мне холодно!
— Тогда идем в шатер, Мариэт.
— Не настолько холодно. Ты только не отодвигайся. И не уходи от ответа!
— Я не ухожу. Обет безбрачия я дал не богу Эйне, а единственной женщине, которую любил. Я поклялся, что если не женюсь на ней, то не женюсь ни на ком, и у меня не будет других женщин, пока она сама не разорвет клятву.
— А почему ты на ней не женился? Не хотел убивать и делать из нее эйнеру?
— Тогда я еще не был Гончаром. Мы обручились, но нас разлучили. А потом она умерла, так и не освободив меня от клятвы, а я стал Гончаром.
— Тогда ты обязан был жениться, чтобы призвать эйнеру. Разве не так?
— Нет. Для этого совсем не обязательно знать женщину и, тем более, жениться. Только в особых кругах некоторых сфер это необходимо. Например, в круге Жизни. Как видишь, — он слегка приподнял ее подбородок, и девушка томно закрыла глаза в ожидании поцелуя, но получила легкий щелчок по носу, — я и эту необходимость обошел. По заветам древних братьев, Гончары, за немногими исключениями, обязаны соблюдать целибат. Сейчас эти заветы почти никто и вспоминать не хочет. Но я не стал бы тем, кем стал, если бы оступился. Потому все твои попытки будут напрасны, девочка. Я люблю тебя, и всегда буду любить, но как дочь, не более.
Девушка вздохнула.
— Но я тебе не дочь. Ты не создавал эйнеру, чтобы создать меня. И я не хочу любить тебя, как дочь, — помолчав, она ревниво уточнила. — А ту женщину ты до сих пор любишь?
— Да. Она была и останется моей единственной. Дарэйлиной, если тебе так понятнее.
— Зачем тогда ты целовал Щепку, бессовестный?
— Чтобы она поверила в себя и согласилась на твою помощь.
Он не стал говорить, что обрек Ханну на смерть, собираясь сделать из нее эйнеру. Но не сам, нет. Сам Верховный должен остаться безгрешен. Он решил отдать ее князю Доранту. Старая княгиня Анита, как знал Сьент, совсем одряхлела, в отличие от своего супруга, регулярно получавшего подпитку от рабов его наставника Сьента. А после смерти княгини настанет удобный момент, чтобы окончательно втянуть в Сферикал упрямого бунтаря, не торопившегося перейти из неофитов в ряды посвященных Гончаров. Князь отговаривался тем, что, пока княгиня жива, он не может взять девушку для призыва эйнеры.
Признаться Мариэт в том, что ведет грязную игру, Сьент не хотел: в ее глазах он должен оставаться чистым. Во всяком случае, пока она сама не поймет, что политика не терпит чистоты. Невозможно построить дом и не испачкать рук.
Дарэйли почувствовала его неискренность, отодвинулась, буркнув:
— Идем, пожалуй. Я замерзла и хочу спать.
Но у полога, прикрывавшего вход в шатер, она развернулась и положила ладони ему на плечи, с мольбой заглядывая в глаза.
— Сьент, ты правда читаешь мою душу лучше, чем я сама. Мы с Ллуфом не сможем долго быть дарэйлинами. Но не потому, что ты напридумывал всякие глупости о наших сущностях, а потому, что я уже точно поняла: я больше люблю другого.
Он покачал головой:
— Милая моя, ты еще не встретила своего дарэйлина.
— Враки! — она упрямо топнула ножкой. — Скажи, а если я воскрешу ту женщину и попрошу ее освободить тебя от обета, ты сможешь полюбить… другую девушку?
Верховный снял ее ладошку с левого плеча, поцеловал тонкие пальчики.
— Знаешь, милая моя искусительница, иногда я начинаю сомневаться в том, что ты — светлая. К сожалению, ничего не получится. Я не знаю, где захоронен ее прах. И знать не хочу.
— Потому что эта клятва — единственное, что удерживает тебя от того, чтобы стать, как все, Равный из Равных? — сощурились глаза, ярко светившие даже сквозь вуаль. Если бы Сьент не привык за столько лет общения с дарэйли к их флюоресцирующим в темноте очам, такое зрелище по меньшей мере смутило бы его. Но он привык, как привыкают к кошкам.
— Плохо же ты обо мне думаешь, Мариэт.
— Я очень хорошо о тебе думаю, Сьент. Это ты думаешь о себе, как заживо погребенный мертвец, а я…
Он развернул ее и слегка шлепнул по тугой попке.
— Марш спать!
— А ты?
— Переночую в шатре иерарха сферы Огня. У него пусто, почти все дарэйли на задании.
— Нет! Вы с ним опять начнете планы строить, как поймать принца и спасти мир, а я буду переживать, что ты не выспишься, и утром снова придется тебя лечить от головной боли.
Решительно схватив Верховного за руку, Мариэт потащила его за полог, но ее рвению спасти хозяина от бессонницы (точнее, подвергнуть дальнейшей пытке — вдруг не выдержит!) помешал гонец от князя Доранта Энеарелли.
