Изгнанник (СИ) - Хаецкая Елена Владимировна (е книги txt) 📗
— Да так и считаю, — сказала Деянира уныло. — Что ж с вами спорить, с дурным таким? Даже и не возьмусь. Мне дальше читать или чаю вам, страдальцу, спроворить? Как изволите?
— А-а! — неожиданно завопил Моран, корчась на диване.
Деянира встала со стула, отошла в сторонку. С Мораном явно творился какой-то припадок. «Может, и правда в подражание классику обзавелся падучей, — подумала Деянира. — Кто знает, что там с ним происходит…»
Моран лупил руками и ногами по дивану, кричал и ронял огромные, жгучие слезы.
— Что ж это вас так разбирает, сердешный? — сказала наконец Деянира сердито. — Погодите вот, привяжу вас к дивану, чтобы рук-ног себе не переломали. А, и еще язык надо вытащить и зафиксировать. А то неровен час откусите его себе.
— Не приближайся, женщина! — прохрипел Моран. — Больно мне! Не смей меня трогать! Хочу чаю! Сахара побольше! Настругай туда зефира, чтоб зефир растворился. Ну, знаешь, как Клеопатра жемчужину. Живо! Нерадивая курица!
— А вот я вас сейчас мокрым полотенцем отхлестаю, — пригрозила Деянира. — Вы пока без сил тут валяетесь в полной моей власти, так и не дерзите.
— Да я же поправлюсь и отомщу, — удивленно проговорил Моран. — Какая ты недальновидная, Деянира. Подойди-ка сюда. Ну, подойди, не бойся, не задушу.
Она опасливо приблизилась, держа книгу наготове. Хоть малое, да все-таки оружие, особенно если уголком обложки по виску заехать.
— Возьми меня за руку, — продолжал Моран. — Поверни ладонью вверх. Теперь читай.
— Читать? — Деянира покачала головой, однако послушно прочитала: — «Маточка! Я теперь в душевном расстройстве ужасном, в волнении ужасном! Мое сердце бьется, хочет из груди выпрыгнуть. И я сам как-то весь как будто ослаб. Посылаю вам сорок пять рублей ассигнациями»…
— Да при чем тут сорок пять рублей ассигнациями! — простонал Моран. — На ладони у меня читай!
Девушка положила раскрытую книгу на постель страдальца, наклонилась над его ладонью и с трудом разобрала расплывающиеся каракули:
«Любимая…»
Она глянула в искаженное лицо Морана.
— Любимая?
— По-твоему, это ко мне обращено? — огрызнулся он. — Кто здесь «любимая», как ты считаешь, — ты или я? Читай дальше! Да поскорее, ты, малограмотная!.. Больно же — рука вся горит…
— «Любимая… Помнишь, как ты бранила меня на кухне?»
— Уж конечно, о чем еще можно вспоминать, как не о том, как ты бранила человека на кухне! — сказал Моран. — В этом ты вся.
— «Авденаго сдержал слово. Мы дошли до Калимегдана. Встречай меня в Петербурге».
— Кого встречать? Кто это к нам в гости засобирался? — всполошился Моран. — Я болен! Никаких гостей!
— Наверное, Евтихий, — сказала Деянира, отпуская руку Морана.
— Ты все прочитала? — нервно спросил Моран, водя ладонью по одеялу. — Перечитывать не будешь? Тогда принеси мокрое полотенце и смой это с меня… Кусачее такое. Чем они там пользуются вместо чернил?
Калимегдан запомнился Авденаго совсем другим, и сейчас тролль совершенно не узнавал его.
— Мы с какой-то другой стороны вошли, — сказал Авденаго своему товарищу. — В этом все дело. Если уж на то пошло, то я вообще не «входил» в Калимегдан в прямом смысле слова. Я там очутился. Посреди сада. В резиденции кхачковяра, понимаешь? Портал где-то там.
Город угнетал Евтихия. Дома здесь были еще выше, чем в Гоэбихоне. Они были выстроены из белоснежного камня, украшенного резьбой. Яркими пятнами на стенах выделялись живые цветы в маленьких вазонах. Все остальное было ослепительно-белым.
— Мрачновато здесь, — отметил Евтихий.
Они остановились на площади, окруженной галереей. Одна из улиц, выводящих с площади, круто забирала вверх: дальше начинались холмы, застроенные домами причудливой архитектуры. Крыши поднимались по склону террасами; иногда видны были деревья или вдруг в провале блестела вода: через город бежала речка.
— Нам туда, — сказал Авденаго без особой уверенности и показал на склон.
Евтихий не стал спорить. Ему было безразлично.
— Мне почему-то казалось, — признался Авденаго, — что в Калимегдане должны жить тролли.
— Почему? — удивился Евтихий.
— Потому что Джурич Моран — тролль.
— Может быть, здесь и живут тролли, — сказал Евтихий. — В каком-нибудь своем квартале. За стеной, чтобы посторонние к ним не шастали.
— Мы должны добраться до кхачковяра, — сказал Авденаго. — А тролли… — Он покачал головой и засмеялся. — Что ж, тролли! Скоро я не буду видеть вокруг себя никого, кроме троллей!
Путники поднимались все выше и выше по склону. Дома становились все меньше, и постепенно они перестали напоминать городские; началось предместье, которое, точно море, плескалось вокруг скалы — замка с тонкими белыми иглами-башнями. Твердыня Мастеров, их обитель.
Теперь на улицах чаще попадались жители. Как и говорил Авденаго, это были по преимуществу люди. Не тролли, не гномы. Эльфов здесь тоже не было и в помине.
— Найти бы таверну, что ли, — мечтательно протянул Авденаго.
Евтихий хмыкнул.
— А в Гоэбихоне не было постоялых дворов и таверн, — вспомнил он. — Потому что в Гоэбихоне не терпели пришельцев. Никакого праздношатания! Любой гость прибывал в этот город только по делу.
— Ага, очень умно, — подхватил Авденаго, — и где теперь Гоэбихон? Ф-фу-у… — Он дунул, показывая, как разлетелся город, уничтоженный Евтихием и Деянирой. — Ничего, скоро все переменится.
— Может быть, нам следовало уничтожить пергамент где-нибудь в лесу? — предположил Евтихий. — На безопасном расстоянии от… от Калимегдана.
Авденаго приостановился, уставился на своего спутника подозрительно.
— Это ты о чем?
— Если мы сожжем пергамент прямо здесь, может начаться… что-нибудь опасное для людей, — пояснил Евтихий.
— А мы с тобой — что, не люди? — удивился Авденаго. — Я, положим, не человек, но все равно не заслуживаю мучительно и безвременной кончины. Какого бы ты ни был мнения на сей счет.
— Не притворяйся, — сказал Евтихий. — Ты понимаешь, о чем я говорю.
— Понимаю, но мне от этого не легче… Пусть пергаментом занимается кхачковяр.
— Странно, что ты так доверяешь предводителю гномов, — произнес Евтихий.
— Он единственный в состоянии принять верное решение, — ответил Авденаго.
— Почему? Потому что он нейтрален в войне Серой границы?
— Нет, — сказал Авденаго, — потому что он добрый.
Дорога, ведущая через предместье, закончилась у высоких медных ворот. Авденаго протянул руку, схватился за тяжелый молоток и постучал. Гул разнесся по всему мощному телу ворот, и створки медленно начали открываться.
Оба путника отступили на несколько шагов, глядя, как растет перед ними просвет, откуда изливалось сияние. Сперва это была совсем тонкая полоска. С каждым мгновением она становилась шире и шире, а свет, поначалу нестерпимо яркий, начал бледнеть, и наконец перед глазами молодых людей проступил город.
Не такой, как тот Калимегдан, в который они вошли в начале дня. Этот напоминал смятое кружево. Каждое строение было окружено своего рода резным каменным чехлом. Тончайшие узоры создавали впечатление изысканной хрупкости; даже прикасаться к такому зданию было страшно, чтобы не сломать или не запачкать какой-нибудь завиток.
Двое стражей ожидали чужаков у раскрытых ворот. Авденаго не мог отвести глаз от их лиц: матово-смуглые, удлиненные, с крупными, чуть раскосыми глазами и сплошной линией бровей. Эти существа точно не были людьми… И вдруг Авденаго понял, что до своего изгнания Джурич Моран был похож на них. Его лицо и сейчас повторяло их черты, только в карикатурном, искаженном виде.
Тролли из высших смотрели на пришельцев и безмолвно ожидали, когда те заговорят.
А Авденаго не мог вымолвить ни слова и только рассматривал их широко раскрытыми глазами.
Тогда Евтихий чуть выступил вперед и проговорил:
— Я — Евтихий, свободный человек, а это — Авденаго, выкормыш и холуй Джурича Морана. Мы принесли пятую вещь из тех, что Моран оставил в Истинном мире после своего изгнания. Нам нужно видеть кхачковяра.
