Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга II - Лазарчук Андрей Геннадьевич (книги без регистрации TXT) 📗
Мелиора. Азахские земли
Живана со всеми вместе раскатывала брёвна рухнувших домов, спасала какую-никакую утварь, провиант, одежду, выгоняла за деревню уцелевший скот и лошадей… Её знали и привечали у костров и в землянках, отрытых на другом берегу реки, возле леса. Кажется, и недалеко это, а вроде бы дышать легче, и камни с неба валятся реже…
Дней она не считала. И возможности не было, сплошная ночь-пожарище, – и смысла. И просто места в голове не хватало ещё и на это.
Может быть, прошло их два. Или восемь. Скажи ей кто сторонний, она просто кивнёт, не удивясь ничему.
Ну, чему удивляться? Вот у Анисиев дом разметало на весь двор, а в сундуке древняя стеклянная посуда уцелела – это да, это удивления достойно. Время же…
Может быть, его и нет совсем.
Тогда она помогла этот сундук вытащить, а теперь сидела рядом с Квинтом Анисием, вихлоногим с рождения азашьим сыном. Было ему всего шестнадцать, а белёсые волосы уже редели; после землетрясения он стал старшиной рода, единственным мужчиной в семье из девяти человек. Живана знала, что он давно живёт как с женою со старшей сестрой, угрюмой некрасивой девицей. Впрочем, у азахов это никогда не считалось за большой грех.
Сейчас Квинт вынимал прозрачные зеленоватые и синеватые блюда с тонкими полупрозрачными рисунками на донцах, кружки с такими же рисунками на боках, высокий графин с пробкой в виде петушиной головы…
– Зачем это всё? – спросил он негромко.
– Память? – предположила Живана.
– А память зачем? Да и – о чём память-то? – он протянул Живане кружку, на этот раз чуть красноватую. На боку, в вычурном медальоне, изображён был старик с длинной белой бородой и в высокой остроконечной шапке со звёздами. – Читать умеешь?
– Умею…
Живана не хотела признаваться, что последний её глаз, правый, как был дальнозорким, так и остался; читала же она раньше как раз левым. Нужно было очень напрячь зрение, чтобы рассмотреть маленькие буковки…
– "Патриарх Людмил Всевеликий", – прочитала она наконец. – Что значит "патриарх"? "Генарх" по-старому?
– Не знаю, – сказал Квинт. – Вроде бы при старых кесарях состояли… А ты говоришь – память. На, возьми, – он протянул кружку Живане. – И за помощь, и просто так.
– Спасибо, – сказала Живана. – Не надо. Куда мне её?
– Воды попьёшь разок. Больше она ни для чего и не нужна…
И Живана унесла в своё гнёздышко, прикрытое сверху лапником, кружку, которой было более четырёхсот лет. Но время здесь и сейчас вроде бы отсутствовало…
Она немного отдохнула и вернулась на разбор завалов, и на этот раз нашла прекрасный лук из рога и тиса. Он был, конечно, тяжеловат для неё… но это такие мелочи, право. Вместе с луком она нашла три витые жильные тетивы на мотовильцах и колчан из твёрдой тиснёной кожи. И пусть стрел было всего-то полтора десятка, но зато какие это были стрелы!..
Как и положено было, она пронесла находку мимо всех землянок, но никто не признал вещь своею. Она почему-то с самого начала знала, что так и будет. Может быть, просто не могла поверить, что с этим луком придётся расстаться.
Конечно, ей потребовались все её силы, чтобы натянуть тетиву. Но когда она подняла готовый лук, когда он запел в её руках…
Это было всё.
Несколько секунд она не помнила ни о чём более.
А потом на том берегу, у деревни, раздались дикие крики.
Через реку, сквозь дым и мрак, на фоне далёкого, но всё же огня – почти ничего нельзя было разглядеть. Только – какое-то шевеление. Только – неясные фигуры.
Потом там будто бы сорвали занавески с окон, бывших в земле. Столбы молочно-белого нелюдского света пронизали дым и упёрлись в облака. Их было около десяти, и стояли они без видимого порядка.
Из-под столбов выходили чудовища.
Их освещало сзади, в спину, и поэтому понять их вид было нельзя: огромные жуки? Но одно Живана знала точно: это были не простые чудовища. В них было именно то, на что её натаскивали специально. И этого было куда больше, чем даже в летучих змейках – уреях. Не говоря уже о птичьей мелкоте.
Тот берег был освещён, как вечером бывает освещён торговый квартал. И мечущиеся люди видны были яснее ясного. Чудовища же как-то пропадали в этом сиянии…
Лишь иногда их делалось видно.
Мальчик-подросток нёсся через луг. Трава путалась в ногах. Его настигало что-то почти невидимое, лишь всё та же трава указывала на погоню. И наперерез с двух сторон наплывали такие же травяные буруны… Мальчик перепрыгнул через один из них, косо метнулся от другого…
Его будто подбросили снизу. Он взлетел, переворачиваясь, хватая руками воздух.
И вот тогда Живана увидела чудовище. Нечто чёрное распрямилось. Оно было выше человека и скорее напоминало огромного богомола. Длинная голова, матовое поблёскивание на груди и плечах…
Чудовище вытянуло руки и поймало жертву в воздухе. Потом поднесло ко рту и откусило полголовы.
Видно было, как бьётся, как дёргается изуродованное тело…
Потом Живана бежала. Оказывается, на мост. Кто-то без ума нёсся ей навстречу. Несколько азахов расшвыривали настил, а на том берегу в кругу чудовищ молча металась женщина. Кто-то бежал к мосту, а моста уже не было. Почти не было. Оставались продольные балки. Человек, весь в крови и саже, побежал по ней и вдруг исчез.
Потом на балке, свесив ноги, сидел Квинт и пилил её лучковой пилой.
Женщина на том берегу закричала. Её начали рвать на части.
Потом чудовища пошли по мосту.
Квинт перескочил на другую балку. Никуда не глядя, принялся за дело.
Живана наложила стрелу, стала выбирать цель. Это заняло секунду или две. Стрелять было не во что. Железные покатые плечи, черепичные затылки…
– Чего ждёшь? – спокойно сказал кто-то над ухом.
Живана шевельнула плечом, потом быстро натянула тетиву до скулы (на большее не хватило сил) и пустила стрелу в полёт.
С такого расстояния промахнуться невозможно…
Она поразила одно из идущих впереди чудовищ в лицо. Чудовище встало в рост, несчастно, обиженно заскулило. Остальные – бросились…
И оцепенели у дыры в настиле.
Квинт торопливо пилил. Потом мост скрипуче подался под ногами, и это было так похоже на то, что уже было, было, было однажды…
Живана не закричала только потому, что перехватило дыхание. Сейчас её опрокинет и понесёт – медленно, потом быстрее и быстрее – туда, на головы чудовищ.
В их разинутые пасти…
Квинт судорожно дёргал зажатую насмерть пилу. Понял, что это конец. Схватил топор.
Картина была застывшей. Как в переносных вертепчиках: всё нарисовано, лишь блестящий топорик поднимается и опускается, поднимается и опускается…
Потом рисунок пошёл трещинами и рассыпался. Чудовище ступило на балку.
– Стреляй, – сказал рядом – со слепой стороны – ледяной голос. Живана скосила глаз, но не увидела никого. Голову же повернуть не было сил.
Она наложила стрелу. Чудовище тут же пригнулось, опустило лицо – и теперь ползло непробиваемым твердецом…
Стрела высекла искру и отскочила.
Огня, подумала Живана, но сказала только с третьей попытки:
– Огня! Огня!!!
Огня! – всколыхнулось сзади.
Квинт взмахнул топором. Топор разлетелся на куски.
Чудовище что-то сделало с Квинтом. Он повис на балке животом и коленом, страшно напряжённый, отворотя голову. Потом – ударил вой. Тело Квинта перекосилось, нога заскребла. Его затягивало под чудовище… или в чудовище…
Живана выстрелила. Балка вмиг опустела, и внизу глухо плеснула вода.
Второе чудовище поползло на эту сторону…
Они будут ползти и ползти, метнулось в голове. Ползти и ползти…
И тут принесли огонь. Пучок лучин, сгоревший, пока несли, на треть. Живана схватила его, не глядя, и распласталась по балке, стараясь дотянуться огнем до застрявшей пилы.
Дотянулась.
Балка опять подалась под весом – её самой и ползущей твари. Всё ближе и ближе тварь…
