Молот и наковальня - Тертлдав Гарри Норман (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
Маниакис тоже очень сожалел об этом, поскольку так и остался в неведении, убит Татуллий или жив; а если жив, то ранен или попал в плен. Он не думал, что Шарбараз причинит какой-либо вред его брату, узнав, что тот находится в его власти. Да, Автократор и Царь Царей были врагами, но лишь постольку, поскольку враждовали Макуран и Видессия. Их вражда, во всяком случае с точки зрения Маниакиса, не носила личного оттенка. Но макуранцы, если Татуллий действительно попал в плен, могли и не знать, что он брат Автократора, ведь, судя по всему, тот и сам об этом не знал. А с обычными пленниками они обращались очень жестоко.
Все же, несмотря на уклончивость выражений, письмо Цикаста давало куда больше сведений о судьбе и местонахождении Татуллия, чем таковых имелось о Парсмании. Доклады, полученные из западных провинций, заставляли предполагать самое худшее.
Цикаст, воспользовавшись случаем, сделал все возможное, чтобы заставить императора гневаться на другого военачальника, также командовавшего войсками в западных провинциях, Пробатия. Поскольку Маниакис ничего не знал об обстоятельствах, потребовавших от двух генералов совместных действий, он не мог решить, кто из них прав. Это его беспокоило: он прекрасно понимал, что должен держать под жестким контролем действия всех старших военачальников, если хочет, чтобы видессийская армия смогла в будущем вести эффективные боевые действия против Макурана и Кубрата.
Но одно дело – вскочить на спокойного мерина и погонять его в нужном направлении, а совсем другое – подмять под себя армию. Генералы, особенно в западных провинциях, привыкли держать бразды правления войсками в собственных руках. В основном по той причине, что Генесий, озабоченный исключительно тем, как бы подольше усидеть на троне, просто не оставил им другого выбора. Заполучив власть и силу, хотя и недостаточные, чтобы сдерживать Шарбараза, генералы вовсе не желали уступать их кому-либо в столице.
– Скотос их всех побери! – раздраженно сказал Маниакис Регорию. – Ведут себя словно сборище девственниц, годных только для монастыря. Полагают, что я должен тратить свое драгоценное время, обхаживая их поодиночке, прежде чем лишить невинности.
– А мне они напоминают толпу потасканных блудниц, – сказал Регорий. – Хотя смысл от этого не меняется.
Маниакис подумал и согласился с двоюродным братом; но это ни на шаг не продвинуло его к тому, чтобы найти способ, как управиться с вольнодумными генералами. Он попросил совета у отца. Тот долго теребил бороду, потом высказался:
– Если в западных провинциях появится твоя собственная, подчиняющаяся только тебе большая армия, это быстро приведет их в чувство.
– Ты хочешь сказать, что это могло бы привести их в чувство, – сказал младший Маниакис. – При нынешнем положении дел я могу послать туда достаточное количество войск, лишь сняв их с северного направления, для чего необходимо откупиться от кубратов. Сама мысль о подобном подкупе мне глубоко отвратительна, но что я еще могу предпринять?
– Ничего, – ответил отец. – Но ты должен сделать все, чтобы не дать Этзилию обмануть тебя.
– Я и так делаю все, что могу. Мои представители и люди кагана потратили прорву времени, обсуждая, где мы встретимся, кто какое количество воинов приведет с собой, и кучу других подробностей. – Маниакис сардонически улыбнулся:
– Беда в том, что, пока мы ведем нескончаемые торги, Этзилий продолжает свои набеги. Наверное, полагает, что таким образом подталкивает переговоры к скорейшему завершению.
– Но ведь он отчасти прав, верно? – Старший Маниакис вздохнул. – Думаю, единственный способ его остановить – пригрозить ему войной до победного конца. Подобная угроза…
– ..подобная угроза заставит его покатиться со смеху! – закончил за отца сын. Старший Маниакис только кивнул в ответ, а младший продолжил:
– Этзилий, конечно, варвар. Но, к сожалению, далеко не дурак. И прекрасно понимает, что для нас единственный способ открыть против него серьезные боевые действия – это свернуть войну с Макураном, чего мы просто не можем себе позволить. Но даже если позволим, это может вызвать новый мятеж: в армии прекрасно помнят, как Ликиний приказал войскам зимовать к северу от реки Астрис и к чему это привело.
– Интересно, из-за чего будет поднят мятеж? Из страха перед долгой зимовкой в насквозь промерзших степях или ради того, чтобы посадить на твое место кого-нибудь другого? – Старший Маниакис быстро выставил вперед ладони. – Нет-нет, сынок, я не нуждаюсь в ответе на этот вопрос.
– Если мятеж вспыхнет, то вызвавшая его причина уже не будет иметь никакого значения, – ответил младший Маниакис. – Еще одна гражданская война – и Видессия сама упадет в руки Сабрацу. После чего ему придется управлять ею. Единственная причина, по которой я иногда думаю о поражении, – это желание посмотреть, как он потерпит крах, пытаясь справиться с нашей безумной империей. – Прежде чем отец успел открыть рот, младший Маниакис быстро добавил:
– Видит Фос, я пошутил!
– Не сомневаюсь; я вовсе не собирался упрекать тебя за эту шутку. Мне просто хотелось высказать предположение, когда именно Этзилий прекратит набеги и изъявит наконец благосклонное согласие принять от тебя предложенное золото.
– При условии, что мне удастся собрать столько золота, сколько я обещал, – мрачно произнес младший Маниакис. – Ну да ладно. Если ты чувствуешь, что на тебя снизошло прозрение, отец, предскажи-ка, когда Этзилий соизволит оставить нас в покое?
– Как раз к тому времени, когда закончится жатва, – ответил старший Маниакис. – Тогда он погрузит на своих лошадей столько зерна, сколько они смогут нести, и уберется восвояси. Номады почти всегда живут на грани голода и добывают пропитание, грабя соседей. Таким образом Этзилий заставляет наших крестьян работать на него.
– Во всяком случае тех, – кого он соизволил оставить в живых, – уточнил младший Маниакис. – Но ты прав. Это означает, что набеги продлятся еще пару месяцев, а потом почти не останется времени на нашу встречу, ибо начнется сезон дождей и все дороги превратятся в непролазную грязь.
– Будем надеяться, что в этом году дожди начнутся рано, – сказал старший Маниакис. – Глубокой осенью и зимой кубраты не могут нам сильно навредить, а к весне ты соберешь деньги, которые позволят купить мир с каганом на самое опасное время – весну и лето.
– Это было бы прекрасно, – ответил младший Маниакис. – Остается только одно “но”. – Отец вопросительно поднял брови, и сын пояснил:
– Такой ход дел слишком удобен для нас, а потому Этзилий постарается его предотвратить.
Старший Маниакис издал короткий лающий смешок и похлопал сына по плечу:
– Рад бы сказать, что ты ошибаешься, да только думаю, ты прав!
Багдасар поднялся из проскинезиса, сохраняя озадаченное выражение лица.
– Ты оказываешь мне большую честь, величайший, – сказал он с гортанным васпураканским акцентом, напомнившим Маниакису его деда, – но, по правде говоря, маги из Чародейской коллегии в состоянии сделать это не хуже меня. Даже лучше, – добавил он, вновь проявив то чистосердечие, которое так нравилось в нем Маниакису.
– Может, оно и так, но и ты в состоянии сделать то же самое, – ответил Маниакис. – К тому же тебе я доверяю, чего никак нельзя сказать о магах из коллегии. Они продержались в столице на протяжении всех тех лет, когда правил Генесий. Кто знает, чем они успели себя запятнать?
– Но для самых худших своих дел Генесий всегда использовал того тощего старика, – напомнил Багдасар.
– Да, мне не устают напоминать об этом, – едко проговорил Маниакис. – Тем более что тот тощий старик таинственно испарился. Самым благоприятным для всех образом. Но повторяю, мне неизвестно, чем занималась в течение шести лет достославная коллегия; никаких доказательств ни плохого, ни хорошего отыскать не удалось. Слишком много воды утекло. Одним словом, решив выяснить, к чему может привести моя встреча с Этзилием, я предпочел тебя, а не их.
