Урук-хай, или Путешествие Туда… - Байбородин Александр Владимирович (книги онлайн полные .txt) 📗
Волосатый одной рукой поддёрнул мои связанные запястья вверх, так что я сразу принял положение памятное по подземельям Умертвищ, второй подхватил с земли кугхри и повлёк меня к месту соединения оврагов.
Там его ждал другой, такой же мощный, волосатый, коротконогий и короткорукий. Копьё, на которое он опирался, тоже было коротким, чуть выше его роста. Но древко у него было такой толщины, а наконечник такой длины и ширины, что один вид этого орудия вызывал почтение. Они о чём-то посовещались на незнакомом мне, урчащем языке, а потом первый ухватил меня за пояс и волчанку и вскинул поперёк своих широченных плеч. У меня было такое ощущение, что моей тяжести он просто не замечает. Со мной на плечах он сначала побежал вниз по главному оврагу, а потом резко, словно увидел что-то, свернул налево. На склон.
Вверх по склону он шёл сноровисто и быстро. Не задев ни единой веточки и не хрустнув ни единым сучком под ногой. Даже я, хоббит, позавидовал его умению так бесшумно двигаться в этом переплетении ветвей. Да ещё с грузом на плечах. Волосатый скользил между кустов, словно по хорошо знакомой, но невидимой постороннему глазу, дороге. Когда он остановился, я не сразу понял, почему, но подувший вдоль оврага лёгкий ветерок, принёс еле заметный запах гари, и я догадался, что неподалёку у волосатых стоянка.
Она оказалась прямо перед моими глазами. Не заметить её сразу мне помешала лишь неопытность в таких делах. Потому что жилище волосатых было спрятано довольно небрежно, от случайного глаза, а не от того, кто ищет. Когда открылась плетёная дверь, я понял, что длинный бугор, вытянувшийся вдоль склона, и есть стоянка или жилище. Что-то вроде крытого дёрном хоббитского смиала, только более грубо сделанное. Из-под дёрна кое-где торчали переплетённые прутья, напоминая о дерево-земляном укреплении урр-уу-гхай. Но ни на урруугхая, ни уж тем более на хоббита волосатый не походил.
Он втащил меня в прохладный сумрак и небрежно сбросил с плеч на земляной пол. С правой стороны, сквозь прикрытые прутьями маленькие оконца проникало немного света. И когда глаза попривыкли, я смог оглядеться. Землянка была длинной, слева тянулось земляное возвышение, вроде лежанки, сделанное, видимо, прямо в склоне и застланное шкурами. По середине стоял ряд подпиравших потолок столбов. Очаг, дым которого я учуял, находился в глубине справа, а перед ним на возвышении сидел и грелся кто-то огромный и косматый, похожий в полумраке на медведя.
Волосатый доволок моё полузадохнувшееся тело до очага, расстегнул пояс и перевернул на живот. Верёвка ослабла, дышать сразу стало легче, а руки бессильно упали. Он сдёрнул с моих плеч походную сбрую, отбросил её в сторону и снова рывком поставил меня на ноги; заставил обнять столб и опять связал запястья, но петлю на шею больше накидывать не стал. Так я и остался стоять, глядя на огонь, в обнимку со столбом.
Гревшийся у очага повернул ко мне своё косматое, с проседью в каштановых волосах, лицо, глухо кашлянул и сказал сиплым утробным голосом: «Чаво говорить будешь, орочонок?»
– Я хоббит, – пискнул я, то есть попытался пискнуть. Голос, ещё не отошедший от знакомства горла с петлёй, был хриплым.
– Это мне всё равно, – усмехнулся косматый, – как ты там прозываешься, мне без разницы. Мне ваши подзывки собачьи знать ни к чему. Ты рассказывать будешь? Или железо калить?
– Да не орк я, Ваша милость, – прокашлялся я, наконец, – напрасно Вы меня за орка считаете.
– Не орк? – косматый заметно развеселился. – А я тогда роханский конь. Ты ври-то складнее. Нам послушать будет веселей. Верно, Борн?
– Угу, – проурчал за моей спиной волосатый.
– Ежели ты не орк, – продолжал косматый, – то кто? Но сразу говорю, ври складно, и чтобы на правду похоже было. А то скучно. Складно будешь врать – до железа не скоро дойдём, тебя слушаючи. А то, может, отпустим, ежели хорошей да весёлой сказкой уважишь. А, Борн?
– Угу, – опять ухнул филином Борн.
– Не орк я, Ваша милость! – взмолился я. – Говорю же Вам. Хоббит это не имя моё и не прозвище. Это народ наш так называется – хоббиты. Я хоббит из рода Туков! И род наш даже в Гондоре известен.
– Опять за мёд монету, – вздохнул косматый. – Какой-то ты плохой выдумщик. Отродясь я ни о каких хобатах не слышал. Гондор ещё приплёл. Когда это в Гондоре об орочьих родах думали? Плохо врёшь.
– Так я-то не об орочьем роде толкую, – продолжал убеждать я его. – Прозывается наш народ – хоббиты, а не хобаты. И дед мой, Перегрин Тук, был рыцарем королевской стражи Гондора.
– Пе… Как? – переспросил косматый и захохотал так, что столб мой вздрогнул. – Вот же прозвища дают, при бабах и не скажешь. Учись, Борн. Врёт так, что мёд киснет, и не краснеет даже. Сам себе, поди, верит. Я же тебе говорил, орочонок. Складнее ври.
– Ваша милость, – закричал я от отчаяния. – Сколько же раз мне говорить Вам? Не орк я. Народ наш называется – хоббиты. А в Гондоре нас называют полуросликами.
– Полурослики, – задумчиво произнёс косматый. – Слыхал я в детстве сказку про половинчика-полурослика. Да вот опять у тебя не складно выходит. Ежели сказке верить, то живут те полурослики от этих мест далече. За Хмурыми Горами. Отсель пути не один месяц. И знаешь, почему полуросликами прозываются? Потому что росту в них от человеческого ровно половина. А ты, хоть росточком и невелик, а всё же мне по плечо будешь, не по пояс. Как раз орочий у тебя рост. Морда, верно, не совсем орочья. Так зато одёжа и оружие. Ежели ты полурослик, то как тебя в эти-то края занесло?
– Не своей волей, – ответил я и запнулся. Как же не своей? В эти-то точно, своей.
– Угу, – протянул косматый. – Вас от самой реки видели. И не похоже, чтобы второй тебя силком тащил. Опять же, какой пленник при оружии ходит? Заврался ты, милай. Борн, – сказал он вдруг голосом, от которого у меня по спине побежали мурашки размером с полевую мышь. – Второй где?
– Они разделились, – ответил Борн. – Этот один был.
– Вот видишь, – в голосе косматого не было больше ни единой ленивой и расслабленной нотки. – Кто же с пленником порознь из засады вырывается. Борн, готовь его, поболтали, повеселились, пора всерьёз спрашивать.
Жёсткие пальцы ухватили ворот волчанки, рванули, и прочная кожа расползлась, как гнилая. Я остался почти голый.
«Что ж у меня за жизнь, – подумал я с тоской. – Опять столб, опять пытать будут, а я ещё и прошлый раз не позабыл».
В это мгновение дверь в землянку распахнулась, и ввалилась гурьба полуголых и косматых силачей. Сразу стало шумно и тесно. Двое ввалившихся проволокли до очага безжизненное тело Гхажша и бросили его, словно куль с овсом рядом с моим столбом. Окровавленным лицом кверху.
Глава 21
«Да ты ешь, половинчик, ешь, первое дело воину на походе – поесть вдосталь. Ешь, не стесняйся», – косматый уговаривал меня, как родители жениха застенчивую будущую невестку на первых смотринах. Не понятно только, зачем. Какой хоббит будет отказываться от угощения? Вот разве что та самая невеста. Да и то один раз. Я-так нисколечко не стеснялся и мял за обе щёки всё, до чего руки могли дотянуться. Было до чего тянуться!
На стареньком холщовом рядне перед нами возлежали обильные дары грубоватого и искреннего гостеприимства. Свиное солёное сало, нежное, розовато-белое, с красными тонкими прожилочками мяса, оно так таяло на языке, что Хижинсы со своим беконом обзавидовались бы. И копчёная стерлядка из верховьев Андуина. Нет слов. Я-то раньше думал, что вкуснее клямкинской форели, рыбы не бывает. И запечённые в песке, под костром, яйца степной дрофы, коричневые: с неровными чёрными пятнами на потрескавшейся от кострового жара скорлупе и величиной больше моего кулака. И множество разной другой пищи – попроще. Из груды лежащих передо мной огородных корней и зелени я сумел узнать только ярко красные головки редиски и синие очищенные луковицы. То и другое – величиной с доброе яблоко. А на вкус, так иного яблока и послаще. И хлеб был. Настоящий вкусный хлеб, а не дерущие горло походные сухари урр-уу-гхай; один его запах заставлял вспомнить дом и прогонял накопившуюся за много дней похода усталость. Непривычно серого цвета коврига, весом, на глаз, фунтов двенадцати, была напластана толстыми мягкими ломтями.
