Странствия убийцы - Хобб Робин (книги полностью бесплатно .txt) 📗
Несколько молодых женщин обслуживали столы, и одна из них наполнила для меня поднос, поспешно передав его через стол, как будто не желая иметь со мной никакого дела. Я поблагодарил, вызвав сдавленное хихиканье среди ее друзей. Она выглядела такой обиженной, как будто я назвал ее шлюхой, и я быстро ретировался. Я нашел место у стола, где можно было сесть, и заметил, что никто не садится рядом со мной. Мальчик, расставлявший кружки и наполнявший их элем, дал мне одну и оказался достаточно любопытным, чтобы поинтересоваться, откуда я взялся. Я сказал ему только, что иду вверх по реке в поисках работы, и спросил, не слышал ли он о каком-нибудь месте для меня.
— О, тебе нужна ярмарка наемных рабочих, в Тредфорде, вверх по реке, — по-свойски сказал он мне. — Это меньше дня ходьбы. Можешь найти работу по уборке урожая в это время года. Ну а если нет, всегда остается стройка Королевского Круга. Они наймут кого угодно, лишь бы человек мог поднять камень и работать лопатой.
— Большой Королевский Круг? — спросил я его. Он, склонив голову, посмотрел на меня.
— Чтобы все были свидетелями исполнения королевского правосудия.
Потом его кто-то позвал, и я остался один, есть и думать.
«Они наймут кого угодно». Итак, я выгляжу совершенно сбившимся с пути и очень странным. Что ж, тут уж ничего не поделаешь. Еда была невероятно вкусная. Я почти забыл аромат хорошего пшеничного хлеба. То, как он смешивался с мясным соусом на моем подносе, внезапно напомнило мне повариху Сару и ее щедрую кухню. Где-то вверх по реке, в Тредфорде, она, наверное, замешивает сейчас тесто для пирожных или щупает жареное мясо, прежде чем положить его в один из своих огромных черных котлов, закрыть тяжелой крышкой и оставить на всю ночь медленно тушиться на углях. Да и в конюшнях Регала Хендс совершает свой последний ночной обход, как это делал в Баккипе Баррич, проверяя, у каждого ли животного есть чистая свежая вода и надежно ли заперты стойла. Дюжина других конюших из Баккипа тоже наверняка будут там. Лица и сердца их прекрасно известны мне по годам, проведенным под началом Баррича в его конюшнях. И домашние слуги тоже. Регал забрал их с собой из Бакка. Миссис Хести, вероятно, здесь, и Брант, и Ловден…
Волна одиночества внезапно захлестнула меня. Было бы так хорошо оказаться рядом с ними, облокотиться на стол и послушать бесконечные сплетни поварихи Сары или лежать на спине на сеновале с Хендсом и делать вид, что веришь его россказням о том, скольких женщин он затащил к себе в постель с тех пор, как мы разговаривали в последний раз. Я попытался вообразить реакцию миссис Хести на мой нынешний костюм и обнаружил, что улыбаюсь ее возмущению.
Мои мечты были прерваны человеком, выкрикивающим отвратительные непристойности. Ни один самый пьяный матрос, которого я знал, не оскорбил бы так свадебную трапезу. Не только моя голова повернулась на звук, и на мгновение все разговоры смолкли. Я смотрел на то, чего не заметил раньше.
На другой стороне площади стояла упряжка лошадей и телега. На ней была зарешеченная клетка, а в клетке трое «перекованных». Я не мог разглядеть почти ничего, кроме того, что их было трое. Мой Уит совершенно не чувствовал их. Женщина, управлявшая лошадьми, шла к клетке с дубиной в руках. Она громко постучала по решетке, приказывая пленникам заткнуться, а потом резко повернулась к двум молодым людям, болтавшимся у задней части телеги.
— А вы оставьте их в покое, деревенщина, — бранилась она. — Они для Королевского Круга и для правосудия и милостей, которые найдут там. Но до того вы оставите их в покое, понятно вам? Лили! Лили! Принеси сюда кости от жаркого и дай этим тварям. А вы держитесь от них подальше, я вам говорю! Не дразните их!
Молодые люди, смеясь, подняли руки и отступили от ее угрожающей дубинки.
— Не вижу, почему бы нам сперва не повеселиться с ними, — возразил тот, что повыше. — Я слышал, что внизу, в Рансфорде, строят собственный круг правосудия.
Второй парень устроил целое представление, перекатывая мышцы на плечах:
— Я сам гожусь для Королевского Круга.
— Как чемпион или как пленник? — крикнул кто-то насмешливо, и оба молодых человека засмеялись, а высокий грубовато подтолкнул своего товарища.
Я оставался на месте. Отвратительное подозрение поднималось во мне. Королевский Круг. «Перекованные» и чемпионы. Я вспомнил, как жадно Регал наблюдал за моим избиением, когда меня окружали его люди. Я онемел, когда женщина по имени Лили подошла к телеге и швырнула полную тарелку мясных костей сидевшим в клетке пленникам. Они жадно набросились на еду, огрызаясь друг на друга, и каждый пытался захватить побольше лакомства. Довольно много народа стояло вокруг телеги, тыкая в «перекованных» пальцами и смеясь. Я стоял и молчал. Мне было физически плохо от горя и гнева. Неужели они не понимают, что это «перекованные»? Они не преступники. Это мужья и сыновья, рыбаки и фермеры Шести Герцогств, чья единственная вина в том, что их захватили пираты красных кораблей.
Я не считал, сколько «перекованных» убил. Они были отвратительны, это правда, но такое же отвращение я испытывал, когда видел сгнившую от гангрены ногу или собаку, настолько замученную чесоткой, что ее уже нельзя спасти. Убийство «перекованных» не имело ничего общего с ненавистью, наказанием или правосудием. Одна смерть могла помочь им, и их следовало убить как можно быстрее, из милосердия к семьям, которые любили их. Эти же молодые люди говорили так, как будто из убийства собираются сделать что-то вроде спорта. Я уставился на клетку, меня тошнило.
Я снова медленно сел. На моем подносе все еще была еда, но аппетит пропал. Здравый смысл говорил мне, что следует хорошенько поесть, раз уж мне подвернулся такой случай. Я подумал секунду, потом заставил себя взять новый кусок.
Когда я поднял глаза, то обнаружил, что те двое молодых людей уставились на меня. На мгновение я встретил их взгляды, потом вспомнил, кем должен быть, и быстро опустил глаза. По-видимому, моя внешность их очень развлекала, потому что они подошли, покачиваясь, и сели, один подальше, другой совсем рядом со мной. Он очень веселился, сморщив нос и прикрыв рот, к восторгу своего товарища. Я пожелал им обоим доброго вечера.
— Ну что ж, может, и тебе доброго вечера. Долгонько у тебя не было такой еды, а, нищий? — спросил тот, кто сидел напротив меня. Здоровенный парень с льняными волосами и массой веснушек на лице.
— Это верно, и спасибо городскому голове за его щедрость, — сказал я кротко. Мне уже хотелось выпутаться из этого.
— Так. И что же привело тебя в Пом? — поинтересовался второй. Он был выше, чем его ленивый приятель, и более мускулист.
— Ищу работу. — Я посмотрел прямо ему в глаза. — Мне говорили, что в Тредфорде есть ярмарка наемных рабочих.
— А для какой работы ты годишься, нищий? Огородным пугалом? А может быть, ты выгоняешь крыс из жилья своим запахом? — Он поставил локоть на стол, слишком близко ко мне, а потом оперся на него, как бы желая показать мне узлы мышц на своей руке.
Я глубоко вздохнул, потом еще раз. Я ощущал нечто, чего давно не испытывал. Это была невидимая дрожь страха, и что-то еще, что я чувствовал, когда мне бросали вызов. Я знал также, что время от времени эта дрожь предшествует припадку. Но еще что-то другое поднималось во мне, и я почти забыл это ощущение. Злоба. Нет, ярость. Бессмысленная жестокая ярость, которая давала мне силу отрубать топором руку человека или бросаться на него и выдавливать из него жизнь, невзирая на бешеное сопротивление.
С чем-то вроде благоговения я приветствовал ее появление и подумал, что же ее вызвало. Воспоминания о друзьях, которые потеряны навсегда? Сцены битвы, которые так часто являлись мне в снах Скилла в последнее время? Это не имело значения. Я чувствовал тяжесть меча у своего бедра, сомневался, что эти болваны знают о нем или догадываются, как хорошо я умею с ним обращаться. Они, скорее всего, никогда не держали в руках никакого клинка, кроме косы, и не видели никакой крови, кроме крови зарезанного цыпленка или коровы. Они никогда не просыпались ночью от собачьего лая в страхе, что это пришли пираты, никогда не возвращались домой после рыбной ловли, молясь, чтобы город стоял на месте целым и невредимым, когда они обогнут мыс. Счастливые невежественные фермеры, сыто живущие в мягкой речной стране, далеко от воюющего побережья, и не имеющие никакого способа проявить себя, кроме как задирать чужеземца или насмехаться над посаженными в клетку узниками.