Осенняя жатва (СИ) - Гуцол Мария Витальевна "Амариэ" (библиотека электронных книг .txt) 📗

Автоматически Рэй включила чайник, чтобы залить кипятком растворимый кофе, потом вспомнила про последнюю бутылку пива в холодильнике. Ячмень лучше, чем та дрянь, из которой делают дешевый кофе. Она привычно открыла бутылку, поставила на стол. Достала бекон и хлеб. Больше в холодильнике не было ничего. Кертхана придвинул себе единственную табуретку, сел, подпер подбородок локтем. Рэй поставила перед ним тарелку с бутербродами:

— Меняю хлеб на ответы.

Сид ухмыльнулся, придвинул к себе пиво, надолго припал к горлышку бутылки. Керринджер смотрела, как он пьет, как двигается кадык на шее, потом отвела глаза.

— Каких ответов ты хочешь? — Охотник отставил пиво и потянулся за беконом.

— Что это была за тварь, которую ты убил на красном поле? Еще одна такая приходила сюда.

— Я знаю, — Кертхана нахмурился. — Их рождает Бездна там, где соприкасается с Границей.

— Ладно, — Рэй снова потерла лицо ладонью. — И убить их можно только вашим оружием?

— Да, — с видимым наслаждением Охотник вгрызся в бутерброд. Прожевал, добавил: — Хотя с солью вы славно придумали.

— А жертвоприношения? — она присела на краешек стола, взяла свой остывший кофе. Не потому, что ей хотелось кофе, а чтобы занять руки.

— Некоторые люди служат фоморам. Не знаю, ради каких посулов. Вы, приемные дети обоих миров, ваша кровь — ключ к замку.

— Зачем, — Рэй вздохнула и в упор взглянула на Короля-Охотника, — зачем ты заставил моего отца сражаться с Гвинором?

— Потому что он сам выбрал такую судьбу, — Кертхана смотрел спокойно и, кажется, с грустью. — Очень давно. Сражаться там, где можно просить. Спроси его. Это не моя история.

— Черт вас всех дери, — Керринджер устало оперлась спиной на стену. — Хоть бы кто-то дал себе труд не говорить гребаными ребусами!

Охотник развел руками. И подхватил с тарелки еще один бутерброд. Рэй с тоской подумала, что этот бекон вообще-то мог стать ее завтраком.

Человеческая пища шла Кертхане на пользу, по крайней мере, он перестал казаться болезненно-бледным, буря в темных глазах поутихла. Он поймал ее взгляд и усмехнулся:

— Раньше с тобой было проще, Рэйе.

— Раньше у меня не было револьвера, — она вернула ему усмешку. Вышло криво.

— Не в том дело, — Охотник потянулся к ней рукой через стол, почти дотронулся пальцами щеки. — Я могу залечить это.

— Себя лечи. Мне завтра показывать рожу в полиции, — Керринджер отстранилась. Это было даже не прикосновение, скорее его призрак, но у нее по спине все равно пробежали мурашки. — Тогда в чем?

— Ребенку хочется плести косы и учить охотиться с соколами. С женщиной — лечь.

— Ты сейчас договоришься до седьмой пули, — Рэй спрыгнула со стола, обошла его и встала напротив Охотника, скрестила руки на груди.

— А ты дашь мне за нее виру, такую, как я назову?

— Рехнулся? Только что помирал! — она отступила на шаг. Керринджер отчетливо помнила, какие сильные у Охотника руки, как он прижимал ее к себе, когда они неслись в Дикой Охоте над Байлем, и как все в ней заходилось от восторга.

Кертхана провел рукой по груди, по свежим розовым шрамам. Только та дырка, из которой Рэй вытаскивала пулю, еще не затянулась до конца. Сказал:

— Если велишь уходить — уйду.

И что-то было в этих словах такое, что у Рэй болезненно заныло в груди. Потом она вспомнила — тонкие белые руки полощут в речной воде рубаху, от нее расходятся красные круги, и ей стало зябко, она обхватила себя руками за плечи. И неожиданно сказала:

— Я устала от этого сумасшествия. Вздрагивать от рогов Охоты, бояться тебя, бояться Другой стороны, стричь волосы, потому что никто в них больше не будет вплетать цветы…

Керринджер стиснула пальцы, надеясь хоть так удержать себя в руках, и чувствуя, как с треском рушатся все заслоны, которые она строила внутри себя целых четырнадцать лет.

Одним текучим движением Кертхана поднялся на ноги. Обнял Рэй за плечи, сказал тихо:

— Я пришел к тебе раненным и побежденным. Ты видела мою слабость, а слабость Короля стоит дорого. Не бойся. — И добавил с неожиданным смешком: — Не хочешь давать виру, возьми трофей.

— Какой же ты псих, — Рэй вскинула голову, чтобы видеть его лицо. Лицо, которое снилось ей каждый Самайн. От желания закатить оплеуху у нее зачесались ладони. Вместо этого Рэй неожиданно для себя впилась злым, жестким поцелуем в губы сида.

Это было невозможно, неправильно, но одновременно — единственно верно. Кертхана ответил мягко, с какой-то щемящей, обезоруживающей нежностью, и сопротивляться этой нежности было гораздо сложнее, чем любому натиску. Руки Рэй словно по собственной воле скользили по рытвинам шрамов на спине.

Охотник отстранился. Глянул на нее сверху вниз, пряча озорные искры в черноте глаз, и снова припал губами к губам.

У него были сильные руки, горячее тело, Рэй целовала его жадно, запрокинув голову, зажмурившись почти до рези. Кертхана мягко толкнул ее к выходу из кухни. Керринджер выдохнула ему куда-то в шею:

— Потолок… Береги голову.

Потом они рухнули на разобранную постель, и для Рэй весь мир сжался до золотых искр в темных глазах Короля-Охотника, его тяжелого дыхания, его рук, его губ, его шепота, его настойчивого тела.

Ник О’Ши позвонил в семь утра. Серый утренний свет едва-едва пробирался в комнату через окно. Керринджер попыталась дотянуться до джинсов и телефона, привычно зацепила головой косой потолок, ругнулась, перегнулась через спящего, с трудом нащупала в кармане трубку. Телефон надрывался пронзительной трелью, и больше всего Рэй хотелось, чтобы он заткнулся.

— Мы взяли твоих бедолаг, — голос О’Ши в динамике звучал слишком бодро для семи утра.

Керринджер рухнула на подушку. Скосила глаза на медноволосую голову рядом. Сказала тихо:

— Кто они?

— Пока не знаю. Нужно, чтобы ты их опознала.

— Твою мать, Ник! — Рэй почувствовала горячую ладонь, которая легла ей на бедро. Спросила у детектива безо всякого энтузиазма: — Прямо сейчас?

— Думал, ты захочешь быстрее подержать их за горло, — в голосе О’Ши мелькнуло удивление. — Вернее, того, что со сломанным носом. Второму и так достаточно плохо.

— Я не такая кровожадная тварь, как тебе кажется, — Керринджер вздохнула. Рядом раздался тихий смешок.

— Ты там не одна, что ли? — спросил детектив подозрительно. — Прости, что ломаю кайф, но у нас два убийства, и что-то подсказывает мне, что эти парни собирались тебя не на пиво пригласить. Давай вставай, не буди кровожадную тварь во мне.

— Хрен с тобой, — Рэй бросила трубку и с мученическим стоном начала выбираться из постели.

Кертхана перевернулся на спину и наблюдал за женщиной с улыбкой. И неожиданно у нее в груди защемило от непонятного, но резкого, как удар под дых, чувства потери, ощущения надвигающейся беды, неотвратимой, как Самайн.

К половине девятого утра Керринджер добралась до полицейского управления. Ник О’Ши ждал ее на лестнице у входа, кутался в пиджак под пронизывающим сырым ветром.

— Я спал три часа. На стуле в кабинете, — уныло сказал он. Утренняя бодрость за эти полтора часа у него успела смениться застарелой усталостью.

— Я — четыре. Кажется, — Рэй остановилась рядом с детективом, полезла во внутренний карман за сигаретами и зажигалкой.

— Снова с пушкой, — Ник О’Ши кивком указал на тяжелую кобуру, выглянувшую из-под куртки.

— Будь у меня револьвер вчера, мне бы не пришлось их бить, — Керринджер с наслаждением сделала первую затяжку. Хмурым осенним утром на пороге полицейского управления резкий табачный вкус был нужен ей, чтобы вернуть ощущение реальности происходящего. — Где вы их нашли?

— Три перекрестка от рыбацких кварталов. Они вломились в аптеку, провизор вызвала полицию. Ты чертовски везучая, Керринджер. У того, что с разбитым носом, был при себе пистолет.

— Или я была нужна им целой, — Рэй пожала плечами. Вчера ее бы это испугало. Сегодня — нет.

— Пистолет у экспертов, они только начали работать. Но ставлю двадцатку, что он принадлежал нашему приятелю Курту.