Изнанка судьбы - Лис Алина (читать книги бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
Никогда не говорил сеньорите об этом, но я любил смотреть, как она спит…
Я с чувством выругался, больше от облегчения. И только со второго взгляда заметил, как сквозь черное сукно плаща прорастает лоза, обвивая Франческу. Среди зеленых сердцевидных листьев то тут, то там виднелись ярко-красные цветы, похожие на крохотные маки. Они почти сливались по цвету с платьем.
Это смотрелось мило, даже невинно. Дева в объятиях диких трав.
Сам не знаю, почему ощутил тоскливый ужас при виде этого зрелища. Может, дело в цветах. В трепещущих без ветра, пульсирующих лепестках цвета крови. Но знание, что надо — сейчас, немедленно — избавить Франческу от этой дряни, было абсолютным. Не оставляющим и тени сомнений.
Я рванул лиану. Сеньорита вскрикнула — жалобно и отчаянно, не приходя в сознание. Один из цветов почернел, его лепестки съежились, по длинному бледному корешку скатилась капля крови, упала рядом с маленькой ранкой чуть повыше ключицы.
В ответ грисков вьюнок зашевелился и плотнее прильнул к телу жертвы.
— Мр-р-разь! — выругался я вне себя от ярости и страха. — Отпусти ее!
И рубанул по паскудной лиане кинжалом. Потом еще раз. И еще.
Вьюнок извивался, срезы сочились кровавыми каплями.
С тихим шелестом обрубленная лоза поднялась в воздух. Изогнулась подобно готовящейся к атаке кобре. И рванула навстречу.
Я успел вскинуть левую руку. Лиана обвилась вокруг, захлестнув протез дважды, прежде чем я отсек ее кинжалом. Обнимавший тело Франчески вьюнок заколыхался растревоженным клубком аспидов. Обрубленные ростки шевелились — десятки красно-зеленых гибких змей вставали мне навстречу…
Я замер. Змеи покачивались, точно ждали чего-то. Идти против такого со шпагой и кинжалом — безумие. Не меньшее, чем использовать магию огня, пока эта дрянь удерживает Франческу.
Это было какое-то наитие. Озарение, можно сказать. Повинуясь ему, я вскинул руки и обрушил столб огня на чудовищное дерево рядом с алтарем.
Оно вспыхнуло так, что я отшатнулся. Пламя ослепило на мгновение. Жар опалил лицо, лизнул волосы. Было нечем дышать, словно огонь сожрал весь воздух в округе. Дерево полыхало багряным и синим, изгибало и протягивало ветви в мою сторону то ли в попытке отомстить, то ли в просьбе о помощи. Не было слышно иных звуков, кроме треска сучьев и рева пламени. Безмолвный, полный боли стон я почувствовал, ощутил кожей вместе со взглядом, полным испепеляющей ненависти. Обман зрения или шутка чересчур буйного воображения, но на мгновение в переплетении огненных языков поднялась тень, странно похожая на человеческую.
До алтаря пламя не дошло, но лоза, стягивавшая тело сеньориты, все равно почернела. Цветы увяли и лежали дурнопахнущими комочками. Я содрал и отшвырнул остатки этой пакости. Огонь опалил Франческе волосы, но в остальном сеньорита выглядела невредимой, дышала спокойно и ровно.
Я сел на алтарь и прижал ее к груди, задыхаясь от облегчения. Пережитый страх за Франческу словно выжег все эмоции, даже ирония отступила куда-то в сторону. Я за себя в жизни так не боялся, как за нее сегодня.
Даже разозлиться из-за ее авантюры не смог. Сначала все затмевал страх, теперь — счастье.
— Еще одна такая выходка, и я поседею, сеньорита.
Она не ответила. Тихо лежала в моих объятиях, покорная и теплая.
Живая.
— Запру тебя в башне. Будешь каждый раз спрашивать разрешения выйти, — пообещал я, целуя ее в лоб, щеки, полуоткрытые губы. — Ну, все, радость моя, хватит дрыхнуть. Нам еще выбираться отсюда.
Не хотелось будить ее, однако нести кого-то на руках и одновременно отбиваться от полчища монстров довольно сложно.
— Фран! — я потряс ее за плечо, но сеньорита не проснулась. Не проснулась она и от куда более энергичного тормошения, моих проклятий и даже пощечины — испытанное средство, ни разу не подводившее меня ранее в подобных ситуациях.
Возможно, одной пощечины было просто мало, но, ударив Франческу, я почувствовал себя настоящим ублюдком. Последнее, чего мне хотелось, — бить любимую женщину.
— Да какого гриска!
Ответом на ругательство на левой руке шевельнулся вьюнок. Он все так же обвивался вокруг протеза в два обхвата и не торопился умирать. Я попытался стряхнуть эту пакость, но она уже пустила корни. Попытка выдернуть лозу отозвалась в давно отрубленной руке такой адской вспышкой боли, что я разжал пальцы и уставился на протез в безмолвном изумлении.
Ладно, потом. Все потом.
Я поднял Франческу на руки и зашагал по тропе вниз.
Элисон
— Элисон.
Я не повернулась.
— Элисон, не надо, — кровать чуть скрипнула и прогнулась под его весом. Сел рядом.
Я лежала, отвернувшись к стенке, подтянув согнутые колени к подбородку. Совершенно неприличная для молодой леди поза. И плевать.
Руки мягко легли на плечи. Обнимая. Поддерживая.
— Лучше бы вы оставили меня там, — голос звучал как чужой — глухой и безжизненный.
— Не лучше.
— Все из-за меня. Я несу только боль и смерть тем, кого люблю.
— Это судьба. Ее не изменить.
Я упрямо стиснула колечко. Можно сколько угодно тереть его и кричать «Терри», никто не придет. Просто кольцо.
Терри семь лет был моим другом, братом, товарищем по играм, наставником, защитником и утешителем. Он пришел, когда в моей памяти впервые появились лакуны, черные дыры с шелестящими, осыпающимися краями — я боялась не то что заглядывать, лишний раз и приблизиться к ним. Лишенная привычного дома, увезенная от зеленых просторов Роузхиллс в торжественную чопорность Гринберри Манор, я была одиноким и растерянным ребенком. Мне было одиноко и очень-очень плохо. И пришел Терри.
Нет сомнений: будь он чуть материальнее, мы стали бы больше, чем просто друзьями. Я не раз мечтала об этом, да и среди его снисходительно-покровительственных ужимок слишком часто проглядывала тоска и желание прикосновений. Порой я успевала перехватить откровенные, жаждущие взгляды. И сколько их было — безуспешных попыток притронуться друг к другу, когда кожа ловит лишь дуновение прохладного ветра…
Мы оба делали вид, что ничего не происходит. Ничего и не могло происходить. Нематериальность Терри была спасением, позволявшим нам всегда быть вместе. И она же стала проклятьем, навсегда разлучившим нас.
— Так нельзя, — с детским упрямством повторила я. — Терри должен жить!
Терранс нашел бы кучу умных слов. Насмешками и подначками заставил бы меня встать, вернул волю к жизни и силу духа. Рэндольф только тяжело вздохнул и погладил по волосам:
— Нам надо разобраться со шкатулкой, Элисон.
— Ненавижу эту шкатулку! Ненавижу Бакерсона, отца и Блудсворда! Ненавижу дядю! — я вскочила, задыхаясь от слез. — Зачем я в это полезла?! Пусть бы все шло, как идет!
Рэндольф молчал, отведя взгляд. А мне надо было найти кого-то виноватого, ударить, высказать этому миру всю скорбь и боль, что душили меня.
— Он ведь был твоим братом! Почему ты как каменный?! Тебе его совсем не жалко?!
— Терранс сказал тебе?
— Что вы братья? Да, представь, сказал!
Не знаю, на что я надеялась. Что он разгневается? Что мы поругаемся, наорем друг на друга, может, даже подеремся, а потом поплачем в объятиях, и мне станет чуть легче? Смешно было ждать такого от молчаливого Рэндольфа.
Фэйри снова вздохнул. Взял меня за плечи, потянул на себя. Его кошачьи глаза были близко-близко — черный диск в расплавленном янтаре. Я чувствовала на своих губах его теплое дыхание.
— Элисон, пойми. Это была судьба. Терранс знал о ней и был готов.
— Знал, что Блудсворд убьет его?
— Он знал, что его предназначение — оберегать королеву Элисон.
— Какую королеву?! Что ты несешь! Прекрати! — Я попробовала вырваться, но Рэндольф не дал сбежать. Просто сгреб в охапку и держал. Даже не стискивал, только держал, пока я кричала и лупила по его спине кулаками.
Потом я ревела. Нарочно не стесняясь, чтобы доказать ему, какой бред все эти шутки Терри про «королеву». Фэйри не разжимал рук — сдержанный, печальный и надежный, как сотня тысяч каменных стен.
