Венец проигравшего - Коваль Ярослав (версия книг .TXT) 📗
Можно было подумать, что вдруг и спонтанно затеялся пир, празднующий нашу победу. Что ж, отчасти так оно и было. Повара, уже соскучившиеся по сложной работе, за короткое время умудрились наготовить множество деликатесов, кравчие поволокли изысканные вина, хотя их никто из присутствующих не просил и почти никто не притронулся, угощались только сидрами и молодым пивом. Я даже приказал подать копчёной рыбы, но застолье всё равно не превратилось в простонародную пьянку. Даже подвыпившие, мои сотоварищи по застолью вели себя сдержанно и свято помнили о манерах.
А младшие сыновья так и вовсе почти не пили.
— Мы заинтересованы в этих переговорах, отец? — полюбопытствовал Егор, выждав, когда у меня не осталось интересных тем для расслабленной болтовни с соседями по столу.
— Более чем. — Первым побуждением было спросить в ответ: «А что такое? Почему интересуешься?», но я его подавил. Нельзя отучать парня проявлять интерес к делам. Ему, как и всем остальным моим детям, предстоит трудиться на государственной службе или на высоких должностях в армии, то и другое требует умения панорамно мыслить.
— Мне кажется, мы сейчас на подъёме. Её светлость сыграла два великолепных сражения, брат тоже постарался. Зачем же сейчас нужны переговоры? Это ведь слабейшие должны договариваться.
— Кто тебе это сказал? Ерунда. Сильно устаревший взгляд на политику. Иной раз бывает намного выгоднее добиться чего-то не оружием, а мирным путём. Тут полная аналогия с торговлей. Можно, конечно, добыть бананы, отправив за ними экспедиционный корпус… Потратить средства на экипировку, снабжение, жалованье и премии солдатам, и ещё реально рисковать головой. Шанс нарваться на летальные последствия императорского суда за бандитизм будет огромен. А какая у нас альтернатива? Правильно, намного проще выменять у торговцев бананы на презренный металл, а то и на наши же яблоки или огурцы. В придачу ещё услышать «спасибо».
— Разве такое сравнение справедливо?
— А почему нет? Здесь у нас находится целый вражеский народ. Зачем он пришёл, чего желает — мы не знаем до сих пор. Да, мы, наверное, можем весь его уничтожить. Как думаешь, они будут сопротивляться? Разумеется, будут. И ещё как! Чтоб его уничтожить, потребуются усилия всей Империи, несколько лет, огромные затраты, множество жизней. Серт в ходе этой игры, скорее всего, превратится в разорённую пустыню. И мы будем восстанавливать хозяйство годами, а население — и того дольше. Такая перспектива меня обескураживает. Я многим готов пожертвовать, чтоб не доводить до такого.
Егор слушал меня очень внимательно.
— Но ты ведь не станешь, скажем, платить им дань.
— Нет, конечно!
— Тогда где же уверенность, что они поставят приемлемые условия?
— Нигде. Нет её, естественно. Но надо хотя бы попытаться выяснить.
— А на какие самые-самые предельные уступки ты можешь пойти?
— Если бы я воевал с Бадвемом или Рохшадером — не дай бог! — то можно было бы что-то предполагать заранее. Но у меня пока нет точки отсчёта. Понимаешь? Молчу уж о том, что окончательное решение всё равно буду принимать не я. Это дело его величества.
— Понимаю. Не понимаю только, чему все тут так радуются? Где то великое достижение, которое приятно обмывать? Вот если б уже были известны условия, и они оказались умеренными…
— Все радуются тому, что противник предложил переговоры первым.
— Так разве есть какая-то уверенность, что это — преимущество?
— Слушай, не порти другим настроение!.. Конечно! Если они предлагают разговор, то нам проще будет отвергать их условия, если они окажутся слишком наглыми. А так-то, конечно, нет на войне никакой уверенности. Ни в чём! — Я снова подавил в душе злое чувство. На этот раз раздражение. — Мы, по сути, ничего и не празднуем. Просто расслабляемся. Давно пора, кстати, уже сколько времени все на нервах.
Может быть, мне просто почудилась ехидная усмешка на лице отпрыска? Сопляк! Наглец!
— Я просто хотел понять, — сказал Егор. — Хотел разобраться.
— А вообще, если говорить серьёзно, то ты правильно делаешь, что спрашиваешь. Спрашивай. И сомневайся. Во всём… Что, Серёж?
— Можно с вами на переговоры?
— Сомневаюсь, дружище. Если уж мне брать кого-то из сыновей, то Ярку или Юрку.
— Яро на востоке. А Юрка просто болван.
— Серёга!
— А что? Правда ж! Юрка ни во что такое не хочет вникать. Для него важнее всего возможность козырнуть титулом. И всё. Он считает, что уже всего в жизни добился, просто потому, что родился у такого легендарного и крутого мужика, как ты. Зацени достижение! Он всерьёз полагает, что теперь ему остаётся лишь на полную катушку пользоваться преимуществами, вот и все его обязанности.
— Серёж… Доносить на братьев — не есть хорошо.
— Разве я доношу? Если по правде — разве я рассказал тебе что-нибудь новое?
— Так с какой целью рассказал-то? А действительно давай по-честному. Ты ведь хочешь мне что-то доказать. Например, что Юрка — парень так себе. Верно ведь? Чего же ты хочешь добиться?.. Хватит смелости сказать прямо? — Меня словно бес толкал в спину, до безумия захотелось бросить в лицо то, что даже я предпочитал никогда не произносить. — Ты намекаешь, что Юрка не годится в наследники?
— Пап… правда… Ничего подобного не думал. Клянусь!
— Серёж! Мы говорим честно!
— Честно? Я вообще не думаю, что ты когда-либо рассматривал кандидатуру Юри. Яромеру нет конкурентов.
Ярость отступила так же быстро, как и нахлынула. Остался один стыд. Тем и плох алкоголь — кто в состоянии совершенно контролировать изменённое состояние? Да, конечно, по идее я могу многое себе позволить, и от меня всё снесут. Но куда почётнее и разумнее всегда держать себя в руках. Особенно с домочадцами — с ними мне всю жизнь жить бок о бок, их любовь и преданность наверняка окажутся бесценными, а одно слово, сказанное по глупости или в расслабленном злобном состоянии, способно навеки поселить в душе обиду и отравлять наши отношения.
Кстати, приятно было убедиться, что мои люди не из болтливых. Об изменениях, внесённых в завещание, пока знают только причастные к этому делу люди.
— Яромиру есть конкуренты. Десять штук конкурентов, и, может быть, ещё появятся. Ты уже в курсе, что после войны я снова женюсь?
— На ком?!
— Твоя мать ещё не решила.
— Дожала всё-таки? — Серёжка понимающе заулыбался. — Даже и в этом случае всё равно лучше выбирать самому: дочку кого-нибудь из потенциально выгодных союзников. Рохшадер, Бадвем, Урхель…
— Выбирать нужно человека, — возразил Егор с потешно-серьёзным видом.
Впрочем, почему «потешно»? Ему четырнадцать, по имперским законам парня уже можно женить, и если он размышляет о таких вещах, это свидетельствует о серьёзности, а не о забавной детской игре в серьёзность.
— При чём тут человек? Если бы отец хотел выбрать себе приятную младшую спутницу, то давно уже сделал бы это. Но речь не о любезном общении с новой женой. Тут нужна выгода, нужен союз между областями, между могущественными семьями. Особенно сейчас.
— Всё равно, жить-то с человеком, а не с договором о союзе.
Я с интересом слушал их спор, поглядывая то на одного сына, то на другого. И мне уже не казалось важным, что они столь беззастенчиво обсуждают мою особу. Куда любопытнее их отношение к очень важному жизненному вопросу. Втройне важному в патриархальном мире, где принято жить огромными семействами в три-четыре поколения.
— Мама поехала в Рохшадер, познакомиться с Джасвиндрой, младшей дочерью господина Абареха.
Ответом было искреннее изумление на лице Серёги.
— Неужели мама тоже понимает в таких делах?
— Мы воюем с народом, у которого главенствуют женщины, — сказал Егор. — Ты ещё сомневаешься, что они способны многое понимать?
— Уверен, для нашего противника матриархат — всего лишь вывеска. На самом деле и у них, конечно, важные вопросы решают мужчины.
— Пока не взглянешь на мир изнутри, не поймёшь.
Поразительно было это суждение, прозвучавшее в устах четырнадцатилетнего подростка. Пожалуй, я новыми глазами взглянул не только на Егора, но и на всех своих детей. Они ведь росли совсем в других условиях, чем я сам. Кто-то из них, несомненно, усвоит лишь то, что на их долю выпал счастливый жребий, им дано намного больше, чем другим соотечественникам, и этим можно и нужно пользоваться. Многие ли сумеют увидеть в своём высоком происхождении изначально большую ответственность?
