Листья полыни - Семенов Алексей (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Должно быть, разгоряченные погоней воины не осознали сразу, что это венн скачет прямо у них на виду, подставляя себя стрелам. А Зорко, видя, что уловка удалась ему и на поляну у обрыва он выманил чуть не три сотни степняков, вытащил из-за пазухи длинный и узкий отрез красной материи и припустил вдоль обрыва еще скорее, развевая этот отрез за собой.
Это был знак. В рощах, по правую и по левую руку от поляны, скрывались, дожидаясь часа, верховые и пешие воины. Конных вел калейс Парво, пешие шли следом. Едва завидев Зорко или кого-либо еще из его отряда с распущенным красным отрезом, Парво должен был выступить.
Зорко и сам не сразу понял, что калейс не подвел и не прозевал поданный знак. Сначала ничего не случилось, и Зорко продолжал бег в десяти саженях вдоль кромки обрыва, уж и не надеясь домчаться до опушки, а лишь потому, что иного не было больше вокруг, опричь этого бега. Мергейты, лес, обрыв, трава, легкое марево над озерной яминой — все сделалось ровно ненастоящим, нарисованным, даже крики мергейтов стали как будто неслышны, и только звук от ударов копыт Серой о землю гулко перемежался с ударами сердца Зорко, и не верилось, что спасительная опушка столь скоро приближается к нему.
Очнулся Зорко от того, что мергейты, которые давно уж должны были сбить его стрелой или просто изловить и зарубить, почему-то не сделали этого. Мало того, они вовсе не уделяли Зорко ни малейшего внимания, как не смотрит волк, вышедший на драку с другим волком, на пробегающую рядом мышь. Мергейты принялись строиться в боевой порядок. Никому не надо было скликать своих: воины знали, где должен встать их десяток. На глазах у Зорко вопящая и галдящая толпа всадников, бранящихся друг с другом из-за того, что преследуемая добыча канула непонятно по чьей вине и непонятно куда, хотя лес был обшарен, обращалась в строй в виде двух полумесяцев, выпукло развернутых вправо и влево. Каждый полумесяц состоял из пяти десятков верховых в первом ряду и стольких же во втором. Три или четыре десятка остались между полумесяцами, поддерживая их сзади. В лесу, уходя от погони, Зорко не обманулся: белый халат сотника ему не померещился. Сотников было тут даже двое: один, как и следовало ждать, слева, другой — справа. Но более замечательно было, что левый полумесяц вел, пристроившись как-то между рядами, пятым с краю, ближе к обрыву, тысяцкий. Если Зорко ничего не путал, желтые халаты принадлежали в мергейтском войске именно тысяцким.
Навстречу им из ольховых рощиц, расположившихся у краев поляны, с курганов, насыпанных, как говорили, жившими тут прежде в баснословные времена племенами, выбегали белые и гнедые кони, водившиеся у веннов в большем числе, и несли они в седлах лучших конных ратников, что сыскались в веннском войске. Это были ратники из конных дозоров, раньше всех вступившие в войну, выслеживавшие мергейтов в самых глухих местах и знающие повадки степняков. Это были охотники, и мергейтам было невдомек, что теперь они пусть и не ощущали себя зверем, на которого ведут охоту, но сами охотниками и загонщиками более не являлись и тем лишены оказались той части своей силы, коя немало способствовала их победам. Допреж о них не знали и страшились, как всего незнакомого, они были чем-то вроде чудищ, человекоконей, пришельцев из дальних земель, с края света, где сплошь колдуны, которых не берет ни копье, ни меч. О них думали как о неодолимых, неисчислимых и не вполне человеческих созданиях и, выходя на битву, невольно и подспудно придавали им те черты, кои мерещились в темных думах.
Начинала атаку мергейтская конница, посылая от своего тела десяток за десятком, шедших вперед с уверенностью железных людей, а не бойцов из плоти и крови, содрогалась земля от согласного топота тысяч копыт, поднимался над полем воинственный вопль, развевались по ветру дикие гривы смоляных волос, колыхались странные и страшные стяги со змеями и волками, ястребами и воронами, смотрели на врага не глаза людские, а бесстрастная чернота, таящаяся за узкими раскосыми глазницами. И те, кто выходил на битву против мергейтов, не выдерживали этого натиска, сознавая в глубине сердца, что не может человек одолеть воинство демонов, безликих и неустрашимых, и мергейты побеждали и шли дальше.
Тем, кто вышел на них теперь, было ведомо, что кровь у степняков красная, как и у всех, и меч сечет их столь же беспощадно, как и любых иных, и змеи и волки на стягах помогают им не больше, чем родовые знаки, нашитые на веннские рубахи, помогают веннам. И бьются мергейты ничуть не искуснее, чем венны, и силы у них, как и у обычных людей, не прорва. И точно так же им ведом страх. Надо лишь быть не глупее и не слабее, чем ты есть на самом деле, и тогда никакой враг не будет страшен, и если тебя и одолеют, то лишь по праву числа и силы, а совсем не оттого, что слабо и бессильно твое естество перед чем-то высшим и колдовским.
Венны, что вырвались на поляну навстречу Зорко, шли клином, и в вершине этого клина, ровно вожак в гусиной стае, был Парво. Калейс и вправду походил иной раз на дикого гуся. Был он тощ, жилист и высок, лицом грубоват, с большим длинным носом и вечно плотно сжатыми губами. Держался Парво сдержанно, можно было подумать — надменно, а вообще выглядел порой неуклюже. Белые и прямые волосы калейса вечно лохматились и норовили растрепаться, так что и железным гребнем не разгребешь. Но только брал Парво меч и вскакивал в седло, как тотчас преображался, точно и впрямь гусь, что по земле еле ходит, переваливается, а взлетает вдруг, расправляет крыла и мчит в вышине встречь закатному солнцу, вольный и недостижимый.
Мергейты еще не закончили построение, некоторые из леса пока не выбрались, но было их вполне достаточно, дабы противостоять веннам. Они вскинули луки, но тут в упреждение им из рощи вылетел целый рой стрел, а за ним и другой, и стрельба у степняков вышла слишком неудачная. Венны, как и водилось у них, начали битву с того, что метнули во врага копья. Сразить много мергейтов тем не удалось, но зато, пока степняки уворачивались и защищались, времени на второй выстрел из лука у них уж не осталось, и сшибка теперь стала неминуемой.
Тысяцкий что-то выкрикнул, и те мергейты, что были позади, подтянулись к середине конного строя кочевников, образуя третий ряд всадников, а выпуклая прежде дуга вдруг выпятила вперед свои концы и сделалась вогнутой. Клин, возглавляемый Парво, неизбежно врезался в середину дуги и попал в мешок. Три ряда, что были посреди, не дали себя пробить. Не так много было веннских конников в этом клине — едва три десятка. Зорко видел только, что белые волосы калейса не пропали среди войлочных шапок с волчьими хвостами, что Парво, хоть и не разорвал строя мергейтского, своего строя не нарушил.
А мергейты своим излюбленным приемом, пускай и их было не великое число, стали стягивать концы дуги, будто петлю, и разорвать их подвижный ряд было тяжко. Но калейс оказался хитрее, чем думалось. Второй отряд всадников, числом всего лишь с десяток, а все ж нежданная подмога, выскочил из рощи и понесся на мергейтов. А уж за ним показались и пешие. В этом конном десятке были калейсы, все те немногие, что ушли из мергейтского полона к веннам — воевать. Доспех у них был худой, кожаный только, один Парво сумел сохранить свою кольчужную броню, убегая от побережий.
С другого края поляны в мергейтов летели из леса стрелы, а мергейты стреляли в ответ, и пока непонятно было, кто одолевает. Зорко знал, что где-то тут стоят его люди в засаде под началом Мичуры, но у того, видать, были причины в бой не вступать. Мергейты же, посчитав, видать, что их стрелы сделали свое дело, двинулись рысцой на лес. И сейчас же из-за спины у них, а вовсе не откуда летели стрелы, вырвались те самые два десятка, коих ожидал Зорко. В первом воине, рыжем конопатом мужике с колючей бородой, он узнал Мичуру, а рядом с ним, чернявый и плотно сбитый, скакал Неустрой. Вот, должно быть, чья уловка заставила мергейтов двинуться вперед и подставить веннской конной атаке спины.
Этот удар вышел удачнее, нежели нападение Парзо, и Мичура с Неустроем разорвали-разметали край мергейтской дуги, что ближе был к лесу. Навстречу им с опушки выступили пешие венны, и отступать мергейтам стало некуда.