Идущая - Капшина Мария (электронные книги без регистрации TXT) 📗

Лучше всего, если философствовать некогда. Когда дел настолько больше, чем времени, что на тоску его уже не остается. Когда императрице некогда быть человеком. Потому что социальный статус не подвержен тоске, апатии и мрачным предчувствиям, — это привилегия человека. Вот пусть люди ею и пользуются. Мне и без того скучать не придется. А стоит только на минуту расслабиться, и сколько сил впустую!

Никому не позволять пробиться сквозь маску. Никому не показывать свою слабость. Никого не подпускать ближе, чем необходимо. Никто не должен видеть в императрице человека, иначе… Да вспомнить того же Лиаро…

Это воспоминание было из категории запретных, о чём она забыла на мгновение — на время вполне достаточное, чтобы всё окружающее вытеснила синева, такая яркая, что казалась даже неестественной для цвета радужки. Огромные глаза, в которых жалость почти полностью вытеснила боль, бездонный океан жалости, и на миг Реда почувствовала, что повисла без почвы под ногами, слабая, беспомощная и перепуганная. Но её ярость — ненавижу беспомощность!! — оказалась сильнее, и выжгла все остальные чувства, багрово полыхнув в мозгу и собравшись почему-то во рту металлическим вкусом крови. Глаза обрели способность видеть и сообщили, что Императрица стоит, безрезультатно сверля взглядом стену. Реда криво усмехнулась и расслабила кулаки и разжала зубы, освободив прокушенную губу. Не хочешь чувствовать — не вспоминай ощущений. И нечего тянуть из болота забвения то, чему там самое место.

Она провела языком по губам. Вкус крови и запах дыма. Лучше, разумеется, когда кровь не столько твоя собственная… Она снова усмехнулась. И что за разница — кто из Вечных тебе помогает: боги или нечисть, — если у тебя есть гордость и разум, и сила, и весь мир склонится перед тобой! Каждый сам за себя. Даже те, кто проповедуют всепрощение, заботятся о себе, попросту не умея иначе унять совесть. Любой в конечном счете все жертвы возлагает на алтарь одного лишь божества — себя. До утра было ещё немало времени. А бумаг, если задуматься, бывало больше. Реда решительно села в кресло, намереваясь расправиться с делами в два счета. Она и не заметила, что в комнате стало чуть темнее: луна ушла.

XI

Реана села. Справа на уровне головы маячила в красноватом от огня мраке заснеженная еловая лапа. Реана протянула руку и сгребла пригоршню снега. Снег был настоящим. Холодным, подтаивающим в руке и обжигающим ладонь. И с едва-едва заметным молочным привкусом на языке. Этот привкус мерещился ей в снеге с детства — ещё в другом мире…

— Реда! — позвала она тихонько. Почему-то очень хотелось услышать свой голос, а не просто ограничиться мысленным зовом.

"Чего тебе?" — не слишком приветливо отозвалась Реда, заснувшая, в отличие от неё, не больше часа назад. После захода луны.

"Это твои фокусы? Это ты мне сон наколдовала?"

"Какой сон?"

"Твой!" — сердито сказала Реана.

"Ладно, детка, давай по порядку. Я ничего не наколдовывала. Твои сны снятся только тебе, я о них ни малейшего понятия не имею. О чём был сон?"

"Про чёрно-серебряную комнату в Даз-нок-Рааде, про высокого красивого мужчину со светлыми мерзкими глазами… как его имя было… Ча… Кэ…"

"Карэтш?"

"Ага… Так это всё-таки твой сон! Я так и знала! Ох и дрянь же ты, зачем ты мне такие гадости снишь!"

"Я ничего тебе не "снила", детка, слово чести… ведьмы (она ухмыльнулась, Реана тоже). Что ещё было в этом сне?"

"Много всего… Осень была… и запах горелой листвы. И… Кто такой Лиаро?"

"Так, один, — голос Реды оставался спокойным, но Реана достаточно её изучила, чтобы понять то, чего не понял бы никто другой: Реда была основательно выбита из колеи… — Я его убила когда-то. Неважно. Расскажи сон подробно, пожалуйста".

Реана ошалело похлопала глазами. "Пожалуйста". С ума сойти! Разумеется, она рассказала — так подробно, как только смогла. Луна. Звериная тоска, осколки хрусталя и брызги чернил, рваный контур гор за окном на горизонте, отвратительный запах изо рта Карэтша, позолоченная щепка от захлопнутой двери… Имя "Лиаро" и огромные грустные синие глаза, и вкус крови от прокушенной губы… Звериная тоска, одиночество и ненависть.

"Мне было сорок три, — сказала Реда. — Около того. Раза в два старше тебя, детка! — она больно усмехнулась. Реана дёрнулась: усмешка была — словно глотаешь лезвие. — Иногда мне кажется, что я всегда была на сотню лет старше тебя. В тринадцать лет я была старше тебя теперешней. А в ту осень мне было сорок три. Карэтш продержался полтора года, дольше остальных, но к той осени он меня достал, и я от него избавилась. У него действительно были мерзкие глаза и мерзкий запах изо рта, не представляю, как я с ним целовалась… Это он окончательно доказал мне, что никакой личной жизни императрице не светит. Максимум — это не слишком надоедливый любовник. Но не дольше полугода один, а то начнет зарываться. Потом я лишь однажды от этого правила отступила — за что и поплатилась. Но это всё ерунда. Осень была самой обычной, спокойней многих. И обычный день. Но я помню его. Дала зачем-то волю себе… тем мыслям, которым давать волю не следовало".

"Кто такой Лиаро?" — тихо спросила Реана. Реда ответила не сразу. Точнее, молчала так долго, что девушка уже и не рассчитывала получить ответ…

"Аэтальев [самоназвание "эльфов"], бессовестно красивый. Я как раз вела войско на Алирон. Было уже недалеко. Мы остановились на ночь. И я решила отдохнуть от тупых рож вокруг. Отправилась погонять верхом, сбежав от своих верных идиотов. Я наткнулась на Лиаро совершенно случайно. Хоть мое лицо помнили многие, он не узнал меня, а я решила подыграть. Мы поговорили, он был уверен, что я влюбилась по уши с первого взгляда…"

Реда усмехнулась, но потом замолчала. Секунд на десять. А когда она продолжила, Реана с удивлением отметила, что голос ведьмы был непривычно тихим, так что слова едва можно было разобрать.

"Я обмолвилась, что… одна и как будто в клетке… Знаешь, они понимают, когда ты говоришь правду, они знают, что ты чувствуешь… [суеверие, вообще-то, как почти все сведения об эльфах] Он посмотрел на меня с такой жалостью… — ведьма криво усмехнулась, — её хватило бы на всех, кого я убила".

Усмехнулась, помолчала, и заговорила потом уже обычным своим голосом.

"Я пригласила его в гости. Он согласился. Эльфы никогда не раскрывали своих секретов, и дороги в Алирон через горы не знал никто. Так что информатор нам пришелся очень кстати. Когда он понял, в чём дело, то попытался бежать. Я его парализовала. Он так удивился, словно совсем забыл обо мне на тот момент, нелепо дёрнулся и упал. Я хотела рассмеяться… Но он вдруг снова поднял свои громадные синие глазищи, поднял на меня… На меня так никто и никогда не смотрел. Даже когда я была нищей слабой девчонкой, и, видит Таго, меня было за что жалеть! А ему было тогда жаль меня. Всё равно. И когда его пытали, он то и дело находил меня глазами. Это так нервировало… И… мне хотелось расплакаться, впервые за Ррагэ знает сколько лет. Он рассказал дорогу — через трое суток. Когда я видела его в последний раз, он уже не был похож на человека. Вообще ни на что не был похож. Только глаза не поменялись, как будто больше стали, взглянув на Кеила [здесь: "посмотрев в лицо смерти"]. Эти глаза снились мне потом. Раза три. Мне всегда было плевать на тех, кто попадался под ноги. И Гиноп [зд. кошмары] не приходил. До того".

Реда замолчала. Реана молчала тоже. Она заново вспоминала свой сон, и ей хотелось съёжиться, сжаться клубком, ощетиниться иголками и оскалить зубы, завыть от боли или взорвать к дьяволу вселенную… Ей хотелось обнять Реду — Кровавую, безжалостную убийцу и ведьму — обнять, взять на руки, успокоить, убаюкать, как ребенка…