Элрик — Похититель Душ (сборник) - Муркок Майкл Джон (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Он спустился на несколько футов и остановился на какой-то старой канистре, и тут ему снова почудилось движение внизу. Он увидел мягкую фетровую шляпу, возвышающуюся над кипой тряпья, и уставившееся на него с недоуменным выражением птичье лицо.
— Господи милосердный, сэр! Это не может быть простым совпадением! Как по-твоему, какую цель преследует судьба, вторично соединяя нас? — Это был Уэлдрейк, карабкающийся вверх от пшеничного поля. — Что там за тобой, сэр? Неужели то, что за этим мусором, такое же однообразное, как это поле? Там еще одно поле? Господи милосердный, сэр, мы попали в царство пшеницы.
— Пшеницы и мусора у какой-то сумасшедшей дороги непонятного назначения, прорезающей эти пространства с востока на запад. И выглядит она довольно зловеще.
— И поэтому ты идешь в другом направлении?
— Да. Я не хочу встречаться с тем неприятным созданием Хаоса, которое проложило эту дорогу и лакомится этими подношениями. Я полагаю, что мои лошади остались в другом измерении?
— Мне это неведомо, сэр. Я ведь думал, тебя сожрали. Но у этой рептилии оказалась сентиментальная слабость к героям, да?
— Что-то в этом роде. — Элрик улыбнулся; он был странным образом благодарен рыжему стихотворцу за его иронию. Рассуждения этого человека были куда как предпочтительнее его недавнего разговора с отцом. Он стряхнул с себя пыль и какую-то налипшую на одежду дрянь, в которой копошились личинки, и обнял маленького человечка, которого их воссоединение привело в настоящий восторг.
— Мой дорогой господин.
И они пошли рука об руку вниз к освежающей пшенице в направлении реки, которую Элрик разглядел со спины дракона. Он видел город на этой реке, добраться до которого, по его расчетам, можно было меньше чем за один день. Он сказал об этом Уэлдрейку, добавив, что у них, как это ни печально, нет никакой провизии, ни средств для ее добычи. И единственное, что им остается, — это жевать незрелые пшеничные зерна.
— Ах, где вы, мои браконьерские денечки в Нортумберленде! Хотя постойте — когда-то, еще мальчишкой, я довольно ловко управлялся с силками и ружьем. Поскольку шарф ваш и без того пришел в негодное состояние, может быть, вы не будете возражать, если я еще немного расплету его? Возможно, я вспомню мои прежние навыки.
Сделав дружеский жест, Элрик протянул похожему на птицу поэту свой шарф и принялся смотреть, как ловко работают маленькие пальцы, расплетая материю, развязывая узлы, пока в руках поэта не оказалась довольно длинная нитка.
— Вечер приближается, сэр, а потому мне лучше сразу же приняться за работу.
К этому времени они уже достаточно удалились от горы мусора и теперь вдыхали густые, успокаивающие ароматы летнего поля. Элрик прилег среди колосьев, а Уэлдрейк занялся делом — он очень быстро расчистил довольно большой участок и поставил силки, в которые скоро угодил молодой кролик. Готовя крольчатину, они размышляли о природе этого странного мира, в котором были такие огромные поля, но отсутствовали земледельцы и поселения. Глядя на тушку кролика, крутящуюся на вертеле, Элрик сказал, что, при всех своих колдовских знаниях, ему были незнакомы обычаи тех краев, где, похоже, Уэлдрейк чувствовал себя как рыба в воде.
— Уверяю тебя, мой господин, это не был добровольный выбор. Я обвиняю некоего доктора Ди, с которым я консультировался по поводу греков. Это было связано с метром. Вопрос метрики. Я полагал, что мне нужно услышать язык Платона. Ну, это длинная история и не особенно новая для тех из нас, кто путешествует, вольно или невольно, по мультивселенной, но я провел некоторое время в одном из миров, хотя и смещаясь во времени (но не в пространстве) — до тех пор, пока, в этом я абсолютно уверен, не оказался в Патни.
— И ты собираешься вернуться туда, господин Уэлдрейк?
— Несомненно, сэр. Что-то я подустал от этих приключений в разных мирах, я ведь по природе домосед, так что мне нелегко приходится, и я скучаю без своих друзей.
— Я надеюсь, мой друг, ты скоро снова их обретешь.
— И тебе, сэр, я тоже желаю скорейшего обретения того, что ты ищешь. Хотя мне кажется, что ты принадлежишь к тем личностям, которые вечно ищут чего-то возвышенного.
— Возможно, — сухо сказал Элрик, жуя нежную крольчатину. — Правда, я полагаю, что возвышенный характер того, что я ищу в настоящее время, привел бы тебя в недоумение…
Уэлдрейк хотел было уточнить, о чем это говорит его собеседник, но передумал и не без гордости уставился на свои вертел и добычу.
Тревоги и заботы Элрика отошли на второй план благодаря присутствию здесь этого человека и свойствам его характера.
И вот господин Уэлдрейк, после долгих поисков найдя в своих карманах нужный ему том и запалив от костра свечу, читает последнему владыке Мелнибонэ рассказ о некоем полубоге, обитавшем в измерении Уэлдрейка и претендовавшем на королевский трон, и в это время слышится звук — по полю неспешно пробирается чья-то лошадь. Через каждые несколько осторожных шагов она останавливается, словно ведомая опытным наездником.
Элрик окликает его:
— Приветствую тебя, всадник. Раздели с нами нашу трапезу.
Следует пауза, и приглушенный голос издалека вежливо отвечает:
— Я разделю с вами тепло костра, господин. Мне ужасно холодно.
Лошадь продолжает двигаться к ним с той же неспешностью, она все так же время от времени останавливается, и наконец в свете костра они видят и ее, и фигуру спешивающегося всадника, который неслышными шагами направляется к ним. Фигура всадника вызывает некоторое беспокойство своим необычным видом: это крупный человек, с ног до головы закованный в броню, сверкающую золотом, серебром, иногда синевато-серыми бликами. На шлеме его ярко-желтое перо, а на нагруднике — черно-желтый герб Хаоса, герб покорного слуги Владык Хаоса: восемь стрел, исходящих из одного центра и символизирующих собой разнообразие и множественность Хаоса. Боевой конь, следующий за всадником, укрыт попоной из блестящего черного и серебристого шелка, на коне высокое седло из слоновой кости и черного дерева и серебряная упряжь, украшенная золотом.
Элрик встал, готовясь отразить возможное нападение, но в первую очередь потому, что был поражен внешним видом пришельца. Шлем у него был без забрала, изготовленный от шеи до маковки из одного куска металла. Только отверстия для глаз вносили какое-то разнообразие в сверкание стали, словно бы удерживающей живую материю под своей полированной поверхностью — текучую, движущуюся, угрожающую материю. Через отверстия смотрели два глаза, в которых Элрик увидел понятные ему чувства — гнев и боль. Когда незнакомец подошел к костру и выставил руки в боевых рукавицах над теплом огня, Элрик испытал какое-то смутное чувство родства с ним. В свете костра у него вновь появилось ощущение, что в этой стали есть что-то живое, что в ней заперта огромная энергия, такая мощная, что ее можно видеть сквозь металл. И тем не менее пальцы сгибались и разгибались, как и любые человеческие пальцы из плоти, циркуляция крови в них восстанавливалась, и скоро незнакомец испустил вздох облегчения.
— Не хочешь ли крольчатины, господин? — Уэлдрейк показал рукой на заячью тушку.
— Нет, благодарю.
— Сними с себя шлем и присядь с нами. Тебе здесь ничего не грозит.
— Я вам верю, господа. Но пока я не могу снять с себя этот шлем, и если уж быть откровенным, то я уже давно не питаюсь человеческой пищей.
Рыжеватая бровь Уэлдрейка поползла вверх.
— Неужели Хаос теперь делает из своих слуг каннибалов?
— У Хаоса немало слуг-каннибалов, — сказал закованный в латы человек, поворачиваясь спиной к огню, — но я не принадлежу к их числу. Я не ел мяса, фруктов или овощей вот уже около двух тысяч лет. А может, и больше. Я уже давно сбился со счета. Есть измерения, в которых всегда стоит ночь, а есть миры вечного дня, а есть и такие, где ночь и день сменяют друг друга с такой скоростью, что наше восприятие не успевает за этим уследить.
— Ты дал что-то вроде обета? — неуверенно спросил Уэлдрейк. — Ты преследуешь какие-то священные цели?
