Рудная черта - Мельников Руслан (читать книги без регистрации TXT) 📗

Поневоле приходилось ждать своей очереди. Всеволод аж рычал от бессильной злобы. Еще бы! Вокруг – сеча, гибнут люди и нелюди, а ты сам – как в порубе запертый.

– Не дергайся, русич, придет и твое время! – пробасил из-под шлема Бернгард.

Проклятье! Такое впечатление, будто хитроумный магистр сознательно втиснул носителя Изначальной крови в самое безопасное место. Но кто ж мог знать, что в голове тевтонского строя окажется безопаснее, чем в тылу?!

Туда нужно было становиться – назад, не вперед. Там не осталось уже ни одного умруна, там вовсю бьются живые орденские рыцари и кнехты, татарские стрелки и русские дружинники. Без порядка и без строя бьются. Рубятся, как могут. Ладно. Скоро уже и здесь. Будет. То же. Так же.

Совсем скоро.

Бернгард прав: время придет.

Уже приходит.

Ну, вот и все!

Пришло!

Атака захлебнулась.

«Свинья» встала. Остановилась совсем. Податливая по сию пору стена упырей оказалась вдруг непреодолимо упругой. И упершиеся в нее кони не желали больше идти дальше. Потому что дальше пройти невозможно. Кони лишь всхрапывали в ответ на болезненные уколы шпор, мотали головами, разбрасывая клочья пены, да жалобно ржали.

А нечисть – окружает, обволакивает, наседает… Спереди, сзади, по флангам. Конный клин, выстроенный для стремительного прорыва, давно утратил свою пробивную силу. И вместе с ней лишился основного своего предназначения. «Свинья» хороша в атаке. Для оборонительного боя на одном месте такой строй не годился вовсе.

А потому взломанные сзади фланги разворачивались и раскрывались окончательно. Середина выплескивала наружу. Воины Сторожи инстинктивно пытались выстроить защитный круг. Свою последнюю крепость посреди вражеского войска.

Многие спешивались. В лошадях больше не было проку, и многие отчаявшиеся бойцы попросту рубили коней. Сами. Все равно ведь уже. А так – хоть не будут мешать, не сломают рядов. И конская туша в посеребренных доспехах – какое-никакое, а все же укрытие.

О дальнейшем продвижении больше не могло быть и речи. Посыпавшуюся тевтонскую «свинью» из этой мясорубки теперь не вывести никому. Никогда. Нипочем.

Всю – нет, но…

Когда и как это произошло, Всеволод уловил не сразу. Просто в смятом, разваленном, посеченном клине неожиданно обозначился разрыв. Сначала истончился строй в районе загривка «свиньи», где распадались вдавленные внутрь фланги. А после – два отряда, по сию пору слитых воедино, вдруг оказались порознь.

Один – тот, что сзади, тот, что побольше, состоявший уже в основной своей массе из пешцев, изготовившихся к последнему оборонительному бою. Неповоротливое, облепленное темными тварями тулово «свиньи», раздавшееся вширь, утратившее былую хищно вытянутую форму.

Второй отряд – впереди – поменьше. Небольшая плотная группка живых всадников, стиснутая конными умруками… Да, именно так: практически вся уцелевшая мертвая дружина Берн-гарда уже стянулась к голове «свиньи», окружив и надежно прикрыв ее со всех сторон.

И голова будто бы сама собою отлипла от тела.

Передние ряды по-прежнему держали изначальный строй. И остроносое рыло по-прежнему целило на ущелье. Но голова была уже отделена, отсечена. И меж двумя частями взломанного тевтонского клина упыриное воинство уже вгоняло свои собственные клинья. Кровопийцы вламывались в открывшийся проем, ширили его, оттесняя, отодвигая отряд Бернгарда прочь от основных сил.

Наверное, еще можно было вернуться и попытаться заново срастить голову с туловом. Наверное. Но голова «свиньи» уже не потянет, не увлечет за собой застрявшие в упыриной массе задние ряды. Зато сама… такая маленькая, юркая, несокрушимая…

Всеволод вдруг осознал, какой приказ звучит из-под опущенного забрала тевтонского магистра. А осознав…

– Что?! Бернгард! Ты хочешь бросить их всех? Здесь? – Всеволод вновь оглянулся назад – на своих дружинников, на саксонских рыцарей и кнехтов, на татарских лучников, забывших о луках, орудовавших саблями и короткими копьями. Разноплеменные воины, спешившиеся, сбившиеся в круг, стояли крепко. Но надолго ли хватит их стойкости в открытом поле?

– Они знали, на что шли, – отозвался Бернгард. – И ты тоже знаешь, русич. Наша цель – Мертвое озеро, и мы не можем задерживаться. Покуда есть хоть какой-то шанс продвинуться вперед, покуда мы живы, покуда не взошло солнце и озерные воды не закрыли рудную черту, останавливаться нельзя.

Понятно… Бернгард попросту избавлялся от обузы. Бернгард намеревался вести передовой отряд, сохранивший наибольшую боеспособность, дальше. А остальные… Остальные уже выполнили свою функцию, втиснув, впихнув, втолкнув острие клина во вражеские ряды так глубоко, насколько это было возможно.

Теперь рыло «свиньи», по большей части состоявшее из неуязвимых умрунов, будет прорубаться самостоятельно. А громоздкое, неповоротливое, обезглавленное и обреченное тулово должно стянуть на себя основные силы противника. Погибнуть. И дать последний шанс оторвавшемуся авангарду.

Разумно. Правильно. Но…

– Там мои люди, Бернгард!

Добрая половина русских дружинников билась сейчас в окруженном упырями тулове.

– И мои! – сверкнул глазами Сагаадай.

Да уж, юзбаши еще хуже: вся его невеликая дружина осталась сзади.

– И твои, между прочим, тоже, Бернгард… – заметил Всеволод. И плюнул в сердцах: – Хотя, конечно, что тебе люди!

Что люди Черному Князю, на кровавую кормушку которого претендуют другие князья?!

– Если мы сейчас останемся с ними, что это изменит? – спросил Бернгард.

Да ничего! Разве что подарит всем им несколько лишних минут жизни. А так – ни-че-го!

Разумом Всеволод все понимал. Но – не сердцем. Разум убеждал следовать воле магистра. Сердце противилось. А враг наседал. И стоять на месте – смерть. И пробиваться назад – смерть. И двигаться дальше – тоже, в общем-то, верная гибель.

Однако если идти вперед, к ущелью – будет хоть какая-то цель перед смертью. Надежда какая-то. Так что же, уходить, бросив полдружины?

Но должно ли воеводе поступать так? А должно ли иначе, если только так и можно… нужно?..

Глава 34

Вокруг кипела сеча. Умруны Бернгарда едва сдерживали натиск темных тварей. Всеволод медлил, принимая решение. Сагаадай пытался развернуть лошадь. Юзбаши намеревался выдраться из строя, вернуться назад – сам, в одиночку.

Не вышло. Рослые рыцарские кони со всех сторон стискивали низкорослую степную лошадку. Мохнатая кобылка злилась, кусала кольчужные попоны, однако преодолеть сопротивление не могла.

– Нельзя оставлять их там… так… – прохрипел Всеволод. – Нужно помочь, Бернгард, слышишь, вытащить нужно, чтоб дальше… вместе…

– Пустите! – требовал взбешенный юзбаши, размахивая над головой обнаженной саблей. – Выпустите меня!

– Всеволод! Сагаадай! – их вдруг оборвал не Бернгард – Бранко. Волох говорил громко, горячо и негодующе: – Здесь от нас проку не будет. Здесь мы не поможем уже ничем и никому. Но добраться до Черного Господаря, стоящего над темным воинством еще в наших силах! Добраться и поквитаться! Шоломонар должен быть где-то там, у входа в ущелье. Туда пал его крылатый змей. И вверх ему теперь не подняться. Черный Господарь – на земле. Так неужели вы предпочтете умереть здесь бессмысленной и никчемной смертью, когда есть шанс отомстить?!

О, месть – сладкое чувство. Особенно когда ничего иного не остается. В общем-то, в словах Бранко имелся смысл. А главное – было оправдание. Тому, с чем предстояло смириться. На что предстояло пойти.

Красивое оправдание своей и чужой смерти.

– Ну, так что? – Бернгард сквозь прорезь забрала глянул на Всеволода, на Сагаадая.

– Едем, – процедил Всеволод. – Вперед…

Сагаадай кивнул – молча и нехотя. С натугой, словно шею степняка свело судорогой.

– Только пусть твои мертвецы расступятся, – потребовал Всеволод. – Теперь я хочу быть впереди.

И даже не в простом хотении тут дело. Просто он должен быть сейчас впереди. Раз уж дружинники, оставленные воеводой, гибнут сзади.