Черный смерч - Логинов Святослав Владимирович (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
Не испугался. Таши почувствовал новый удар, на этот раз снизу, в живот. Видимо, враг был не слишком высок и рвать противника волчьей повадкой ему было так же привычно, как и налетать безо всяких ухищрений, дуриком. И то и другое получалось у него блестяще, Таши был уже весь залит кровью, а сам он ещё не только не коснулся врага, но даже не понял, с кем пытается вести бой.
Когда-то, давным-давно, в этих же краях на его отца набросилась рысь. Но тогда было светло, к тому же хищная кошка враг знакомый, во время битвы она визжит, и ты знаешь, что она тоже боится тебя. А этот – вроде ночного духа: невидим, неслышим, но опасен безмерно.
Свободной рукой Таши вытянул из-за кушака боло. Оружие это степное, в лесу боло не покидаешь, а уж ночью боло крутить – только куст заарканить. Впрочем, Таши и не пытался по правилам действовать длинным ремнём с навязанной гроздью камней. Он ухватил ремень разом за два конца – свободный и тот, на котором был груз, и хлестнул получившейся петлёй против движения копья. На этот раз ему удалось задеть противника, в темноте тонко и негодующе вскрикнули.
– Ага, больно!.. – злорадно закричал Таши, бешено размахивая одновременно копьём и длинным ремнём.
И вновь враг прорвался сквозь сплошную, казалось бы, защиту, саданул под рёбра, легко разодрав одежду и зацепив живое тело.
Бой превращался в избиение. Удары сыпались справа и слева и каждый оставлял кровавую рану.
«Хоть бы луна была…» – натужно подумал Таши.
Ещё немного, и он просто истечёт кровью, хотя любая из этих ран по отдельности ничуть не опасна.
Свистит ремень, вращается копьё, хрипло дышит боец, а его противник по-прежнему движется совершенно беззвучно. Все старания человека пропадают втуне, а то неведомое, что напало на него, вновь подкралось сбоку, куснуло за предплечье, заставляя руку слабеть. Копьё, зажатое в другой руке, пошло на отмах, локоть неожиданно вмазался во что-то мягкое. И вновь – пронзительный вскрик, словно канюк плачет над степью.
«Так оно не впереди вертится, а кругом дерева обегает! – догадался Таши. – Ну так я тебя!..»
Удар слева, по раненной уже руке, чуть ли не в то же самое место. И в ответ Таши, на мгновение оставив копьё, перехватил ремень двумя руками и не хлестнул, а накидом бросил широкую петлю вправо, в пустое, казалось бы, место.
Есть такая детская игра – ловитки. Выйдут малыши на луг, у каждого в руках сложенная вдвое верёвочка, и принимаются друг друга ловить. Руками трогать никого нельзя, а нужно накинуть петлю на приятеля и притянуть его к себе. Казалось бы, просто, а попробуй – без привычки не выйдет ничего. Особенно девчонок трудно ловить, они и уворачиваются, и пригибаются, а то норовят через твою верёвку, как через скакалку, перепрыгнуть. А только зазевайся, так она сама на тебя верёвочку накинет, и окажешься ты в плену.
Не было равных малому Таши в этой немудрящей игре, и теперь давний навык не подвёл. Хищное привидение оказалось внутри ременного круга. Таши рванул ремень на себя, словно подсекал рыбину, попавшую на уду, и подивился легковесной тщедушности своего противника. Однако пушистое тельце словно проросло острыми, как шилья, когтями, а быть может, зубами, Таши так и не сумел этого понять. Кожан оказался распорот разом в десятке мест, когти впились в тело, но Таши не отпустил пленника, а всей силой, всем весом своим грянулся о невидимый во тьме, но давно уже нащупанный ствол. Он не услышал, а на ощупь почувствовал, как хрустят тонкие кости. Третий раз всклекотнул крик ночной бестии. Тварь ещё дёргалась и рвала когтями, но уже не сражаясь, а издыхая. И хотя Таши сразу понял это, он не отпустил хватки, а ударился о дерево второй раз, и третий, и лишь когда замерла последняя судорога, ослабил петлю. Враг, теперь ничуть не грозный, хотя по-прежнему невидимый, бесформенным мешком упал на землю. Таши осторожно провёл ладонью по груди и животу. Там была одна сплошная рана, ладонь сразу стала липкой от крови.
– Зато кости у меня целы, – произнёс Таши, обращаясь к ночной тишине.
Пошатываясь и спотыкаясь, он вслепую двинулся вперёд, совершенно забыв, что хотел переждать ночь, и не озаботившись посмотреть, с кем только что бился. Голова кружилась, хотя глубокие раны на руках, груди и животе почти не болели, а лишь слегка саднили. В пылу сражения Таши не заметил, как много крови он потерял, и лишь теперь это начинало сказываться.
В полной темноте Таши умудрился-таки выйти к лесной речке и едва не свалился в ленивую чёрную воду. Наклонился, зачерпнул воды, напился, затем, зашипев от боли, осторожно обмыл истерзанное тело. Вода лесных рек, настоянная на палом листе, хороша для ран. Ближний к Болотищам посёлок детей лосося, тот самый, где жил старый Стом, располагался на берегу этой речки. Здесь Таши когда-то гостил целый месяц, сюда добиралось так неудачно начавшееся посольство.
Запахнув поплотнее обрывки кожана, чтобы царапучие кусты не задевали больные места, Таши заковылял дальше. На копьё он опирался, словно старик на клюку.
Восток уже вовсю разгорался зарёй и кругом было вполне светло, когда полуживой путник увидел бревенчатую изгородь, окружавшую посёлок детей лосося.
Деревенька была небольшой, всего в ней жило сотни полторы человек, не считая младенцев, которых нигде в расчёт не берут, ибо ещё неведомо, вырастет из младенчика родович или умрёт бедняжка по весне от бледной немочи, или летом от лихорадки, а то зимой простынет и изойдёт кашлем. Как ни верти, а у любого народа половина детишек до шести лет не доживает. Потому у многих племён младенцам прежде времени настоящего имени не нарекают, а человеком начинают считать лишь в отроческом возрасте.
Род лосося и сам был невелик. В нём насчитывалось пять деревень, и эта ещё не из худших. Хотя главный посёлок стоял отсюда в двух неделях тяжкого таёжного пути, почти на самом берегу ледовитого моря.
До самой деревни Таши не дошёл, прежде его встретили люди. Девчонка, лет, наверное, десяти, завидев Таши, кинула лукошко, в которое покуда не успела наломать грибов, сдёрнула с плеча маленький, круто изогнутый лук, крикнула: «Стой!» – а затем завизжала на всю рощу, как только девчонки умеют, что и в селении слышно было.
– Лук-то опусти, – сказал Таши. – Свой я. Таши из рода зубра. Зубрёна – моя сестра, знаешь такую?
– Всё равно – стой! – серьёзно предупредила девчонка, на мгновение прекратив визжать.
Лук в загорелых исцарапанных руках не дрожал, а лёгкая, на тетёрку, стрела уставилась Таши прямо в живот. Стрела хоть и охотничья, а с десяти шагов, да в брюшину – на месте уложит.
«Всё-таки правильно у нас принято, чтобы женщинам оружие не давать, – подумал Таши, глядя на костяной, со многими зазубринами, наконечник стрелы. – Вот не удержит она тетиву и отправит меня прямиком к предкам, что тогда?..»
– Так и будем стоять? – спросил он. – Видишь же, ранен я.
– Так и будем, – согласилась пацанка. – Сейчас другие девки придут, и решим, что с тобой делать, к старикам отвести или здесь на месте пристрелить. А покуда – стой.
– Видишь же – стою, – смирился Таши.
– И копьё брось.
– Ты, видать, совсем глупая. Без копья мне и стоять невмоготу будет.
– Достоишь. – Голос девчонки не предвещал ничего доброго.
Таши вздохнул и разжал пальцы.
Из-за кустов показались ещё две девушки, постарше. Корзин они не побросали, но луки у обеих были уже наготове.
– Ну где же вы? – плачущим голосом выкрикнула первая. – Видите, я чужинца словила!
– Да будет вам! – разозлился Таши. – Разыгрались! Вам смехи, а я сейчас упаду, не понимаете, что ли? Кровью истёк!
– Оставь его, Рябка, – сказала девушка постарше. – Свой это, я его помню.
– Ты, Векша, никак, ведуньей заделалась? – огрызнулась Рябка, и не думая опускать лук. – Зиньку тоже свой убил, а потом оказалось – чужой. Пусть спасибо скажет, что я сразу не стрельнула.
– Ну, как знаешь… – Векша подошла к Таши, подняла кинутое копьё, взамен протянула свою палку, которой раздвигала траву. – Ну, давай, пошли потихоньку. В селении знахарки помогут.
