Тень Аламута - Басирин Андрей (читать хорошую книгу .txt) 📗
Вот Марьям перед тобою, блаженство с ней пребудет да нега.
Жалею об одном лишь: не наша эта Марьям.
– Это не так сложно исправить, о великий! Муж, знающий установления шариата, найдет и как обойти их.
– Я награжу тебя, Зейд. Мудрость твоя подобна шербету жарким днем. Говори же!
Лекарь нахмурился в раздумьях.
Балак с надеждой смотрел на него.
Один Аллах знает пределы страха и отчаяния, что существуют на земле. Ханжа-эмир и пройдоха-лекарь рылись в законах шариата, как модница в сундуке: это пойдет, это пригодится, а это отброшу… Жизнь Марьям не стоила ничего. Женщина в глазах людей меча представала добычей, средством для удовлетворения похоти. Шариат мешал желаниям Балака… что ж, нет препятствий, которые нельзя обойти.
– Надо позвать невольника, – объявил Зейд по недолгом размышлении. – Невольника из тех невольников, что не были освобождены. Пусть он возьмет девушку в жены, не входя к ней, а потом тут же разведется с ней. И ты сможешь познать ее немедленно, без срока очищения.
– Это ты славно придумал! – восхитился Балак. – Так и сделаем. Выдадим ее замуж за…
– …скажем, Хасана.
Балак посмотрел на лекаря восхищенным взглядом:
– Нет человека мудрее тебя, Зейд. Мне бы в жизни не пришло в голову такое. Как думаешь, послать Исе приглашение на свадьбу?
– Отчего нет? Аллах – велик он и светел! – сделал так, что у нас нет недостатка в пленных франках. Пошлем одного из них. Пусть Иса повеселится.
– Да. Пошлем дьявола в желто-зеленом плаще. Пусть Иса видит, кому доверился.
Марьям застонала. «По силе и сбудется, – билось в висках. – Станет Марьям женою Хасана…» Где-то далеко, на манбиджском кладбище хохотала ведьма. Она-то знала, что все желания рано или поздно сбываются.
Надо лишь выждать самый неподходящий для этого момент.
И запросить двойную цену.
ФАРРОХ ВЕДЕТ БОГОСЛОВСКИЙ СПОР, НО В КОНЦЕ ВСЕ РАВНО ПРИХОДИТ К ТОМУ, ЧТО БОЛЬШЕ ВСЕГО НЕНАВИДИТ
Когда поднимается бестолковщина, лучше находиться от нее подальше. Хотя бы даже и в зиндане. Рошан привалился виском к холодному камню. В спокойствии подземелья ему чудилось равнодушное неодобрение.
Манбидж знал сотни узников.
В этой яме умирали неудачливые влюбленные, яростные мстители, искатели правды и завзятые лжецы. Все они маялись перед смертью, пятная тьму страхом и болью. Этот же узник почему-то был спокоен, перед его спокойствием трепетала тьма.
«Над твоей головой три человеческих роста пустоты, решетка и стража, – шептала она. – А выше – камень, камень, камень. Бойся меня, Фаррох! Я – дух тюрем и неволи!»
– Глупый дух, – проворчал гебр, устраиваясь поудобнее. – Нашел кого пугать. Иди лучше с Исой потолкуй. Он ведь тоже пленник.
Тьма разочарованно отступила. Рошан же принялся размышлять. По всему получалось, что сидеть в зиндане ему придется недолго. Слишком быстро развиваются события, слишком многим он нужен. Интересно, кто первый заявится: Керим или стражники Исы?
Или же ассасины?
Мысли Фарроха перескочили на рыцаря в желто-зеленом плаще.
«Прости, дружище, – подумал гебр, обращаясь к неведомому франку. – Очень не вовремя ты появился. Но что же всё-таки значили твои слова о свадьбе? Что за шутовство придумал Балак?»
Думай! Думай!
Где-то капала вода. Шуршали крысы, молясь своим помойным богам, прося у них благ сытных и приятных: гнили, плесени да разрушения. Временами Рошану казалось, что он близок к разгадке, вот-вот ухватит суть. Но аша-правда не давалась. Ускользала насмешливо, подмигивала: нет, не то, холодно.
– Рошан!
Где-то наверху зашуршали шаги. Посыпались вниз мелкие камешки. Гебр поднял голову.
– Рошан! Это я, Керим. Ради Аллаха, слышишь ли ты меня?
Свет факела резанул по глазам; узник прикрыл лицо. Стукнула решетка.
– Убери свет, Керим, – поморщился гебр. – Тут темно, прохладно. Я уж спать собирался. Что привело тебя в этот поздний час?
– Не время спать, Рошан. Иса совсем плох. Клянусь тем, кто знает причины, мы нуждаемся в тебе!
Фаррох уселся поудобнее. Вот и случилось то, о чем он думал. Дальнейшее он представлял себе довольно хорошо. Всё в мире вплетено в миждем, или, как говорят индусы, в узор кармы. За причиной идет следствие. Одни наши поступки влекут за собой другие. Главное – не терять связь с ашей-законом. Тогда предсказать поступки казначея будет несложно.
– Говори.
– Рошан, город спасать надо! Нынче такое время, что крысам лучше заодно с котами. Мы уже решили: Сабих поднимет воинов, ты станешь во главе.
– Ну?! Решили, значит. Остался пустяк. Да?
– Да, – евнух сглотнул слюну. – Ты гебр, неверный. Огню поклоняешься. – Лицо Керима пряталось во тьме, но Рошан знал, что тот настороженно огядывается по сторонам. – Прими Аллаха, Рошан! Как человека прошу!
Гебр молчал.
– Помнишь, ты рассказывал о своем боге? Ормузде? Ты говорил, будто он хотел создать нас чистыми и непорочными. И ведь я поверил. Так приятно сознавать, что мы беленькие! Что чистота в нас изначальна, лишь прячется под слоем грязи. Что я хоть и евнух, но созидателен по сути… Да, без мужских причиндалов. Ваш Иблис – Ангро-Манью отравил людей, землю и небо. Не ты ли рассказывал, что наше назначение – сражаться с ним?
Рошан вздохнул. Богословского спора ему тут не хватает. И отчего люди так любят всё переворачивать с ног на голову?
– Ты хорошо говоришь, Керим… – устало ответил он. – Но ты путаешь яичницу с божьим даром. При чем тут моя вера?
Керим сплюнул с досады:
– Ни при чем, ни при чем. Но ты – лжец! А я-то думал… – Плевок скользнул по решетке и шлепнулся в гнилую солому. – Город наполнен людьми, Рошан. Там дети, старики, женщины. Не пощадят никого! Хасан просил помощи франков – ты думаешь, Балак простит это? Аллах великий, да открой же безумцу глаза его! Тысячи жизней – вот цена твоего добра, Рошан!
Этого Фаррох не вынес:
– Да что ты знаешь о добре и зле, глупец? От того, что я приму ислам, или повешусь, или спляшу вприсядку, злая суть Балака не изменится. Он как хотел вас вырезать, так и будет хотеть. Выслушай меня, Керим. Выслушай, а потом решай сам.
– Говори.
Гебр откашлялся. Когда он последний раз пил? Утром, не позже.
– Керим, знать добро – прекрасно, но знать только его – это ловушка. Люди тьмы страстно мечтают о том, чтобы исчезла граница между запретным и дозволенным. Ведь кто тогда уличит их. Мусульмане за воровство рубят руку. Где-то сажают в тюрьму, где-то порют, а где-то, может, говорят «пусть тебе будет стыдно, нехороший человек!».
– Благословенна страна, в которой так.
– Да. Но суть в другом. Когда вор кичится тем, что он вор, когда убийца с гордостью привязывает к седлу головы убитых – мир движется к гибели. Все религии проводят черту между хаосом и порядком. Там ли эта черта или в другом месте – неважно. Как человек искренне движется к свету – рано или поздно он придет. И всё равно, откуда начат путь.
– Но тогда что тебе за разница? Огнепоклонничество или ислам – что с того, если мы придем к одному и тому же?
Рошан засмеялся:
– Ты ведь себя сейчас убеждаешь? Значит, я прав, а ты – нет.
– Нет мощи и величия, кроме как у Аллаха!.. Ты дурак, Фаррох.
– Я честен, а это иное. Вы привыкли считать других дураками… И во что превратился этот мир? Слышишь, Керим: чтобы перенести границу между добром и злом, ее надо сначала стереть. А когда она исчезнет – пусть даже на миг, – вся силы тьмы обрушится на меня. И не знаю, выдержу ли я.
Керим в отчаянии распластался на решетке. Аргументы, приготовленные для самоубийцы, иссякали, словно сухой песок в кулаке. Когда он шел сюда, муэдзин возвестил аль-Магриб. Скоро придет время аль-Иша, а когда настанет ас-Субх – всё закончится.
Утром Фарроха казнят.
Да Иблис с ним, с безумцем! Сам-то он, Керим, если верить Рошану, давно находится во власти злого шайтана Ангро-Манью. Путь царедворца скользок, где-нибудь да оступишься. Там взятку сунешь, тут кляузу настрочишь. Слушок дурной о ком-нибудь пустишь… У евнухов мало радостей в жизни.