Операция «Хаос» - Андерсон Пол Уильям (онлайн книга без txt) 📗
Никакого сомнения. Я снова стал волком!
И без того слабый свет потускнел так, что только мешал.
Волк не так зависит от зрения, как человек. Уши, ноги, язык, каждый волос моего тела, и, прежде всего, нос — впитывали поток информации. Пещера перестала быть ямой, где я мог бы оступиться. Любую пещеру теперь я постигал сразу.
И… да, это не ошибка. Из одного туннеля слабо тянуло запахом тухлого мяса — отвратительный запах. Я едва успел подавить вой, вышедшего на добычу волка.
И затрусил к туннелю…
Глава 27
Проход был длинным, извилистым, пересеченным множеством других тоннелей. Не веди меня мое обоняние, я бы скоро заблудился. Путь освещали, испукавшие огонь Руки — над каждой, выбитой в скале кельей. Но кельи встречались редко.
Общеизвестно, что кандидат на Первую ступень посвящения, должен в одиночестве провести здесь сутки, а лишь в отдельных случаях после этого на него снисходило благочестие и святость. Утверждали, что так душа вознаграждается за творимые без помех молитвы и размышления. Но мне как-то не верилось, что благие влияния проникают так же и в подсознание. Некие запахи, едва уловимые даже моим волчьим обонянием — от них шерсть становилась дыбом.
Через некоторое время эти запахи были заглушены запахом, след которого вел меня. Когда, наконец, я добрался до источника запаха, пришлось на время задержать дыхание.
Так, не дыша, я и заглянул в келью.
Тусклое голубое свечение, льющееся с пальцев над входов, давало света вряд ли больше, чем ночник в больничной палате. На соломенном тюфяке спал Мармидон. Чтобы было теплее, он укрылся рясой. Столь же грязной, как и его кожа. Помимо рясы у него был сухарь, жестяная банка с водой, чашка, Иоаннитская Библия и свеча, чтобы можно было читать Библию. Должно быть, он покидал келью только, когда нужно было посетить, расположенную дальше по тоннелю, каморку с люком. Но, если бы он вообще не выходил из кельи, особенного различия не было бы. Ф-фу!
Отступив немного, я превратил себя в человека. В этом облике зловонные испарения действовали на меня не так сильно. Да и вновь обретенный разум человека взял верх над инстинктами зверя. Кстати, Мармидон, несомненно, даже не замечал зловония.
Я вошел в его жилище. Опустившись на корточки, я потряс его за плечо. Свободной рукой вытащил нож.
— Вставай, ты!
Он забарахтался, проснулся, и, увидев меня, застыл с разинутым ртом. Должно быть, я представлял собою весьма зловещее зрелище. На голое тело надето местами что-то черное и облегающее, а на лице нет и тени милосердия. А он — его лицо, с ввалившимися глазами, выглядело тоже неважно в этом мертвенном свете. Он не успел закричать, я зажал ему рот ладонью. Щетина на небритой физиономии скрипела. Тело посвященного колыхалось, как тесто.
— Тихо, — сказал я выразительно, — или я выпущу тебе кишки.
Он показал знаками, что согласен, и я отпустил его.
— М-м-мистер Матучек… — шептал он, и, съежившись, все старался отползти от меня, пока не наткнулся на стену.
Я кивнул:
— Пришел потолковать с тобой.
— Я… Как… О чем, во имя Господа?
— Верни нам молю дочь в целости и сохранности.
Мармидон чертил в воздухе кресты и другие знаки.
— Вы с ума сошли? — он нашел в себе силы внимательно посмотреть на меня и сам ответил на свой вопрос. — Нет. Я могу сказать это твердо…
— Я не одержим демоном! — прорычал я. — И не сумасшедший. Говори!
— Нн-но мне нечего сказать. Ваша дочь? Я и не знал, что у вас есть дочь!
Мир закружился. Я попятился назад. Он не лгал. Он не мог лгать в таком состоянии.
— А?.. — только и мог сказать я.
Он немного успокоился, пошарил вокруг в поисках очков.
Нащупав, нацепил их, и, опустившись на тюфяк, вновь взглянул на меня.
— Это святая правда, — сказал он настойчиво. — Почему у меня должны оказаться сведения о вашей семье? Почему кто-то из вашей семьи должен оказаться здесь?
— Потому, что вы сделались моими врагами, — во мне опять разбушевалась ярость.
Он покачал головой:
— Мы никогда не враждуем с человеком. Как мы можем сделаться его врагами? Мы используем Евангелие Любви.
Я фыркнул. Он отвел глаза.
— Что ж, — голос его дрогнул. — Все мы — сыны Адама. Мы тоже, как и любой другой, можем впасть в грех. Признаю, что тогда меня охватил гнев… когда вы… выкинули этот фокус… когда хитростью заставили нас… заставили те невинные души…
Я замахнулся ножом. Лезвие сверкнуло.
— Прекрати болтать чепуху, Мармидон! Единственная невинная душа во всем этом подлом деле — трехлетняя девочка.
Ее похитили. Она в аду!
Его рот широко открылся, глаза выпучились, как у лягушки.
— Говори! — приказал я.
Какое-то время он не мог выдавить из себя ни слова. А потом, в совершеннейшем ужасе:
— Нет! Невозможно! Я бы никогда… никогда!!!
— А как насчет твоих дружков священников? Который из них?
— Никто! Клянусь. Этого не может быть…
Я кольнул его острием ножа в глотку. Он содрогнулся:
— Пожалуйста, разрешите мне узнать, что случилось.
Разрешите мне попробовать помочь вам.
Я убрал нож. Пошатываясь, прошел пару шагов, сел, хмурясь, потер лоб. Все это расходилось с тем, что я думал сперва.
— Послушайте, — начал я обвиняющим голосом, — вы сделали все, от вас зависящее, чтобы лишить меня средств к существованию. А когда вся моя жизнь пошла под откос, что я должен подумать? Если не вы виноваты, вам лучше предоставить мне убедительное доказательство этого…
Посвященный сглотнул слюну:
— Я… Да, конечно. У меня не было намерения причинять какой-либо вред. То, что вы сделали… делаете… это грех.
Не обрекайте себя на вечное проклятие. И не толкайте других на такой же путь греха. Церковь не может оставить это без внимания. Ее служители… большинство из них… помогут вам во всем, что только от них зависит.
— Кончайте проповедь! — приказал я. Помимо всего прочего, я не хотел, чтобы возгоравшийся в нем пыл пересилил его страх передо мной. — Придерживайтесь фактов. Вы были посланы натравлять на нас ту банду. Вы их подстрекали!
— Нет… Хорошо, я вхожу в состав добровольцев. Когда происходили те события, мне разрешили принять в них участие.
Но не для того, чтобы… чтобы сделать то, о чем вы говорите… нет, чтобы оказать помощь, помощь советом, осуществить духовное руководство… ну, и обеспечить защиту против возможного, с вашей стороны, колдовства… Ничего более! Вы же сами напали на нас.
— Конечно, конечно. Это мы начали пикетирование, а когда оно не сработало, силой вторглись на чужую территорию, установили блокаду, учинили факты вандализма, терроризма…
Ха-ха! И действовали вы исключительно в качестве частного лица. Правда, когда вы потерпели неудачу, то нашли поддержку и утешение у своего руководства. И уже вернулись к исполнению своих обычных обязанностей.
— На меня наложена эпитамия за то, что я согрешил гнев, — заявил он.
Легкая дрожь пробежала у меня по позвоночнику. Ну вот, теперь мы добрались до главного.
— Вас поместили сюда не просто потому, что вы рассердились на нас. Что вы сделали на самом деле?
Его снова схватил ужас. Он воздел бессильные руки.
— Пожалуйста… Я не могу… Нет!
Я поднес нож к его лицу.
Мармидон нахмурился и быстро сказал:
— Разгневался на вашу жестокость, упрямство… я наложил на вас всех проклятье. Проклятье Мабона.
Просвященные отцы, не знаю, как они узнали о том, что я сделал, но Адепты наделены даром… Когда я вернулся сюда, с меня взыскали за этот грех. Мне сказали, что последствия могут оказаться гибельными. Ничего больше я не знаю. Пока я находился здесь, мне никто ничего не говорил. Никто не приходил сюда… Что, действительно были какие-то последствия?
— Как сказать… Что это за проклятье?
— Это не заклинание. Вы понимаете между ними разницу, не так ли? Заклинания, используя законы волшебства, вызывают в действие сверхъестественные силы. Или призывают нечеловеческие существа. Это, мистер Матучек, то же самое, что нажать на спусковой крючок или свистнуть собаку. Это, как использование любого инструмента. Молитва — другое. Это мольба, обращенная к Всевышнему. Проклятье — не что иное, как формула, в которой содержится просьба… ну, наказать кого-то. Всевышний, либо его ангелы, выполняют просьбу, если увидят, что человек должен быть наказан. Лишь им дано судить…
