Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ) - Демина Карина (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt, fb2) 📗
- Мне понадобится собака… молодая, но не щенок. С характером. Чтобы выдержала…
Слушает. Хмурится.
- И к тебе она не вернется. Или… сдохнет.
- Или?
- Или не сдохнет.
Одинцов как-то сказал, что логика у меня очень уж своеобразная.
- Баню затопили, - буркнул Яжинский, отступая. – Идите. А то ишь… насквозь. Янка, в следующий раз ночевать будет там, где шлялась.
Она ничего не ответила. И только уже в бане, куда нас проводила молчаливая Отуля, рискнула спросить:
- А зачем вам собака-то?
- Утром увидишь…
На сей раз проснулась я до рассвета. Я буквально кожей чувствовала, как где-то там, в морской пучине, зарождается свет. И встала с лавки, стараясь двигаться беззвучно, чтобы не потревожить спящих. В доме было тепло и душно, воздуха мало, а людей вот – наоборот.
У печи на корточках сидела Отуля.
- Доброго утра, - шепотом сказала я. И она кивнула, будем считать, что ответила.
Дверь отворилась беззвучно.
Надо же, ночью приморозило. Вообще на Дальнем морозы, как ни странно, редкость, чтобы настоящие, чтобы такие, до самых глубин. Здесь вон и ключи бьют круглый год, и лед, если бывает, то ненадолго. А теперь я глотнула ледяного воздуха и потянулась.
Навстречу солнцу.
А следом на крыльцо вышла Отуля с тулупом.
- Нет, - я покачала головой. – Спасибо, но…
Отец дома и в лютые морозы выходил босиком. И матушка добавляла, что по вере и воздастся, что тело человеческое – лишь сосуд, и если душа крепка, то и сосуд таковым будет.
Я не больно-то слушала.
Мне было не интересно. А теперь вот… что случилось? Я вытащила ногу из растоптанных ботинок, понятия не имею, чьи, но большие и теплые. А вот на ступеньках – сизоватый налет. И холод обжигает ступню.
- Не иди за мной, - сказала я Отуле. – Я… буду говорить.
Попытаюсь, во всяком случае.
- И есть не стану.
Я закрыла глаза, силясь справиться с холодом и болью. Еще шаг. Второй ступней. И третий. Ледяной ветер пронизывает насквозь.
Дура вот… заболею же. Измененные, конечно, покрепче обычного человека будут, но все одно заболею. Иду. Шаг за шагом. Посолонь. И рябиновой бы ветки. Или хлеба корку. Можно попросить, в доме наверняка будет, да… что за подношение из чужого хлеба?
Не поймут ни боги, ни люди.
Это вот если бы я опару вывела сама, как учила матушка, прикармливая мукой, перемешивая, позволяя ей выходить. А потом сама бы тесто поставила, да со светлыми мыслями. И каравай…
Нет у меня светлых мыслей.
А что есть?
Тоска… пусть её берут. Её не жалко. Молитва… нет молитв. Не у нас. Потому как боги способны понять все, что слова, что мысли. И зачем тогда придумывать?
…язычники.
Нас недолюбливали, но терпели, там, на границе, среди болот и лесов, где мы не слишком бросались в глаза. И главное, нас не так много и оставалось. До войны.
А после?
Уцелел ли хоть кто-нибудь?
Не важно.
Совершенно не важно.
Здесь, на Дальнем, язычников никогда-то не было. Да и так, верующих. Нет, стояла у нас церквушка, молебны проходили разной степени торжественности, но не могу сказать, что кто-то сильно уж веровал. Так, как обычно.
Иду.
Ног почти не чувствую. И смысла наверняка немного. Но я упрямая. В этом и беда, что я упрямая. Потому и выжила. И сейчас дойду, даже если напрочь ноги отморожу.
Дура?
Пускай.
Я очнулась на берегу. Руки синюшные. И ноги тоже. Холодно настолько, что холода и не ощущаю. Это не сила воли. Какая, на хрен, у меня сила воли-то? Стою, покачиваюсь, смотрю на море. На небо. Солнце… возвращаться надо, пока вообще силы остались.
А я стою.
Смотрю.
Встретить солнце? Встретила. Поклониться? Поклонюсь, чай, спина не переломится. Жертва? Тоже принесу… не хлеб. Есть кое-что, что богам милее хлеба.
Кровь.
И коготь вспарывает кожу на запястье.
- Пожалуйста, - я давно ни о чем не просила, а сейчас вот прошу. – Пожалуйста, дайте мне шанс. Пусть… получится.
…идет дева, слепа и зряча. Один глаз смеется, из другого слезы катятся. А где какая упадет, там прорастает дивный цвет.
Тихий голос Лисицы мерещится в набегающих волнах.
Я отступаю и…
- С ума сошли! – Бекшеев не дает мне упасть.
Откуда только взялся? А на плечи невыносимой тяжестью падает куртка, старая, рыбацкая, пропахшая дымом и копченою рыбой.
Рыбу не люблю.
Но…
Тепло в ней живое. А Тихоня меня на руки подхватывает и глядит так, с немою укоризной, за что мне сразу становится совестно. Правда, ненадолго.
- Так… было надо, - говорить я начинаю уже в доме, где меня усаживают на лавку и Отуля, столь же молчаливая и невозмутимая, как обычно, укутывает шерстяным платком. А потом подносит чашу травяного отвара. И в черных глазах её мне мерещится одобрение.
Странная она все-таки.
Да и я не лучше.
- Кому надо? - Бекшеев злится.
А костюмчик-то сменил. Правда на другой, столь же неуместный, разве что в полосочку. И трость его постукивает по полу.
- Мне, - говорю чистую правду. И замечаю, что больше не трясусь. Холода нет. Да и внутри как-то… спокойно, что ли?
И спорить со мной не спорят. А травяной отвар сменяется крепким чаем, от него тоже пахнет и дымом, и рыбой, но мне слишком хорошо, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Я пью и закусываю невероятно мягким хлебом, который сверху полили же медом.
Мед рыбой не пахнет.
Ну хоть что-то.
- Что случилось? – я, наконец, в достаточной степени прихожу в себя, чтобы обратить внимание на окружающих. – Еще трупы нашли?
- Нет. Я… Софью уговорил переехать. Временно. К матушке. Там и Медведь пока, он приглядит, если вдруг…
Ну да, с княжича может статься. Оно, конечно, скорее всего этот их Гельшь давно уже на большой Земле, потому как в его положении самое разумное – сбежать и спрятаться. Но ведь псих же. А какая у психов логика-то?
И мне бы самой подумать.
О ком-то, кроме себя.
Я потрясла головой.
- Барина не нашли?
- Нет. Вышел он. Через черный ход.
Вышел и не вернулся.
Мысли вязкие, замороженные.
- А кровь? И запонка? По ним что?
Бекшеев покачал головой. То есть, внятных объяснений не было. Или… Барский сам их оставил? Скажем, в случае чего оправдаться. Если вдруг перехватят с княжичем?
А остальное?
Что мешало бы разыграть ограбление?
- Деньги. Оставил. Много, - просипел Тихоня, принимая из рук Отули ломоть хлеба.
С медом.
И поклонился. Низко-низко.
Стало быть, точно не сам Барский ушел. И не понятно. Совершенно.
- Остальные?
- На месте, - Бекшеев поморщился и добавил. – Пока… но…
Тут оно сложно сказать, на месте или нет. Мы ж сами по себе, привыкшие к одиночеству, спрятавшиеся в нем от большого и страшного мира.
У меня, впрочем, тоже было что рассказать. Я встала, хотя шевелиться желания не было, но солнце высоко, а если уж решила с трансформацией рискнуть, то стоит поспешить. Тем более боги, кажется, сегодня ко мне благосклонны.
Куртка моя, аккуратно вычищенная, висела на вешалке. По карманам, к счастью, никто лазить не стал. А потому и цепочка, и грязный сверток, от которого по карману расползлось темное пятно, были на месте.
- Вот, - я протянула их Бекшееву. – Глянь, пока я… занята буду.
- Может…
- Тихоня подстрахует.
У него сила есть, если что, сумею потянуть. А вот Бекшеева не рискну трогать, он и так выглядит, словно вот-вот второй удар случится. Уж лучше пусть находки изучит.
А заодно, глядишь, со своим даром посоветуется.
Все-таки аналитик же ж. Целый.
Я потянулась и сказала:
- Спасибо.
Отуля кивнула.
К слову, кроме нее в доме никого-то и не было.
- Собака?
- Там, - сказала она, вытерев руки расшитым полотенцем. – Возле бани.
Подумала и добавила:
- Осторожна. Злая.
Глава 23. Королева кубков
Глава 23. Королева кубков
