Конан и Гнев Сета - Делез Морис (книги хорошего качества .TXT) 📗
Не слишком просторный зал имел форму вытянутого прямоугольника. В одном направлении его пронзал коридор, оказавшийся несколько уже, чем зал, зато по бокам от него образовывались удобные простенки, которые могли спасти от удара хвостом. В двух боковых стенах темнели правильной формы прорехи, когда-то бывшие дверными проемами, а теперь зиявшие пустотой, потому что дерево сгнило, одному Митре ведомо, в какие времена. Пол-зала, равно как и коридор, по которому они пришли сюда, усеивали выбеленные кости, среди которых было немало и человеческих.
Конан не поленился проверить все четыре камеры. Ему совсем не хотелось, чтобы в самый неподходящий момент на них набросилась со спины какая-нибудь тварь, притаившаяся в темноте, но опасения его оказались совершенно напрасными. Покончив с этим делом, киммериец посмотрел на друзей и удовлетворенно хмыкнул: похоже, монстры и в самом деле усиленно вымирали все последние годы.
— Здесь четыре убежища,— сказал, наконец, он,— по одному на каждого из нас, но не вздумайте там прятаться или позволить загнать себя в них, если кто-то окажется внутри одновременно с головой змеи, можно считать, что он покойник.
Наконец каждый выбрал себе место по вкусу. Конан, видя, что остальные приготовились, вошел под арку коридора и издал грозный боевой клич киммерийцев. Вызов и задор слышались в нем. Клич унесся вперед, многократно отражаясь от стен, прокатился по неведомым переходам и, чудовищно искаженным, вернулся назад. Теперь он был наполнен мрачными черными отголосками, в нем явственно проступали злость и угроза. Олвина зябко поежилась. Она вдруг ощутила затаенную злобу, исходившую от этих мрачных стен. Ей почудилось, что тварь уже здесь, рядом! Быстро оглянувшись, девушка увидела, что все остается по-прежнему спокойным. Она виновато посмотрела на Конана, словно извиняясь за невольную слабость. Тот кивнул, давая понять, что все нормально.
— Она уже рядом!— негромко воскликнул Бергон и нервно облизнул губы.— Я чувствую ее!
И опять долгое время ничего не происходило, но на этот раз тишина оказалась неверной и обманчивой. Она не успокаивала, а, наоборот, возбуждала, натягивая нить терпения до предела, и когда всем им, не исключая Конана и невозмутимого Калима, начало казаться, что долгое время подогревавшиеся чувства готовы вскипеть, выплеснуться через край, проявившись самыми непредсказуемыми поступками, где-то вдалеке послышалось едва слышное шуршание.
— Это она!— беззвучно, одними губами, прошептал Конан.
Кто-то полз, давя валявшиеся на полу кости. Звук приближался и нарастал, доносясь почему-то сразу с обеих сторон, так что невозможно было даже определить, откуда движется Сатха. Одно было ясно: она услышала зов и направляется именно сюда. Напряжение достигло предела, и Конан, посмотрев на Калима, увидел, как по виску всегда невозмутимого вендийца (или, быть может, скорее, зингарца) медленно сползает капелька пота, оставляя за собой влажную дорожку.
И все-таки Сатха застала людей врасплох. Они даже не сразу заметили, как над усыпанным белыми костями полом, почти сливаясь с ним, показалась ее огромная, способная заглотить лошадь, белая голова.
— Она уже здесь…— прошептала Олвина, ошалело глядя на гиганта, не в силах сдвинуться с места.
До сих пор она думала, что такое чудовище может существовать только в дурном сне, но оказалось, что нет. Вот оно ползет, прямо у ее ног, бесконечно длинное и огромное.
Конан услышал шепот девушки, но даже не шевельнулся, лишь взгляд его заскользил, разыскивая гостя. Впрочем, он сразу увидел змею. Ему даже показалось, что за истекшие десять с небольшим зим она еще подросла.
Растерявшимся охотникам повезло. Непривычно яркий свет на время почти ослепил Сатху. Только этим можно было объяснить то, что она, так и не заметив замерших у входа Бергона и Калима, выползла в центр зала. Вернее, голова ее очутилась в центре. Видно, человеческий запах оказался здесь настолько силен, что, даже не видя противника, Сатха поняла: она попала куда надо. Змея втянула из коридора остаток тела, и в зале сразу стало тесно.
Первым она увидела Конана, а увидев, открыла чудовищную пасть и грозно зашипела, обдав человека волной горячего зловонного воздуха. На огромных клыках повисли желтые капли яда. Олвина, стоявшая с другой стороны прохода, словно окаменела, не в силах ни шевельнуться, ни отвести взгляда от чудовища, да и Бергон, как увидел змею, так и остался стоять с открытым от изумления ртом. Калим бросился к Конану на помощь, но киммериец не стал дожидаться, пока он пересечет зал, а швырнул факел в раскрытую пасть монстра.
Змея отпрянула и затрясла огромной головой, пытаясь избавиться от застрявшего в глотке факела, выжигающего ее нутро огнем. Она едва не раздавила Калима, который все-таки вывернулся и не растерялся, а, как заправский дуэлянт, ткнул факелом в огромный черный глаз твари, тут же нырнув в одну из боковых камер, спасаясь от ударов мощного хвоста. Сделал он это как раз вовремя, иначе змея непременно раздавила бы его о стену. Сатха страшно зашипела и, свернув гигантское тело в чудовищное кольцо, бросилась на киммерийца, словно тот был ее единственным и главным противником. Впрочем, быть может, выжженный правый глаз просто не позволил ей увидеть девушку, которая в ужасе прижалась к стене? Скорее всего, случилось именно так, и это спасло Олвину. Зато Конан едва успел увернуться и отпрыгнуть в коридор.
Змея бросилась следом. Для Конана это было худшим из возможных положений. Может быть, именно сознание нависшей над киммерийцем смертельной угрозы заставило Олвину очнуться, отчаянно завизжать (что было совершенно несвойственно для нее) и что есть силы рубануть мечом тело змеи. Конец хвоста отвалился от туловища, заставив Сатху отпрянуть, позабыв об убегающей жертве, чтобы броситься на оставшихся в зале врагов, которые словно теперь только вспомнили, что в руках у них не только факелы, но и оружие, способное поразить монстра насмерть.
Змея молниеносно развернулась и бросилась на Бергона, который каким-то чудом умудрился отпрыгнуть. Тварь воткнулась головой в стену, но тут же отпрянула, тряся огромной башкой, однако это было последним осознанным движением в ее жизни, потому что в тот же миг четыре меча, словно зубы смертельного врага, пробив жесткую шкуру, впились в ее тело.
Сатха начала бешено извиваться, круша изъеденный временем камень стен. Конан подхватил Олвину и бросился в одну из каморок, призывая милости богов на голову безымянного строителя, который решил расположить в этом зале тюремные камеры. Вся дрожа, девушка в ужасе прижалась к своему королю, не в силах отвести завороженного взгляда от издыхающего монстра.
Четыре рукояти торчали из тела Сатхи, и яд, нанесенный на их клинки, медленно, но верно делал свое дело. Змея даже не попыталась уползти. Постепенно движения ее становились все более вялыми, пока лишь мелкая дрожь, время от времени еще пробегавшая по гигантскому туловищу, не осталась единственным напоминанием о том, что еще недавно грозная тварь была живой.
Когда последние конвульсии прекратились, люди осторожно вышли из своих укрытий, еще не веря до конца в то, что все уже кончилось. Змея лежала без движения, лишь рефлекторные судороги изредка пробегали по громадному телу, заставляя людей вздрагивать и нервно поеживаться. Вокруг валялись каменные блоки, выбитые из стен чудовищем. Конан подумал, что, не воткни они все четверо одновременно свои отравленные клинки в жесткую плоть, и эта тварь вполне могла бы погрести их под обломками заживо.
— Я почти уверен, что именно Сатха сожрала беднягу,— заметил киммериец, с усилием вытягивая свой меч из змеиного тела.— Она охраняла все центральные переходы, и в страхе перед ней остальные твари боялись даже показываться из своих темных нор и тупиков. Галерея, по которой мы прошли, и прежде казалась самым безопасным местом. Теперь же Сатха мертва, и нам придется искать ее логово.
Они разожгли новые факелы и направились в темноту подземелья. Воодушевленные своей победой, они шли, не таясь, шумно обсуждая перипетии развернувшегося сражения, которое теперь уже не казалось им столь драматичным, пока внезапно достигший ушей звук не заставил их вернуться к действительности.
