Цикл: Рохля - Ипатова Наталия Борисовна (книги бесплатно полные версии txt) 📗
- Как это нет? Думай дальше. Ничто не то, чем кажется, и вся логика - женская. Вот яблоня. Во мне яблочная кровь, и в тебе такая же. Яблоня - тайный Дом. На смену старому Королю непременно приходит новый. Приходит… или его приносят, если он достаточно мал.
Мардж, даром что уже лежала, почувствовала себя так, словно ее сбили с ног. Медленно-медленно подняла глаза на прабабку.
- Словно я и без того не любила бы это дитя так, словно на нем белый свет клином сошелся?
- Апрель, - сказала на это Яблоня, - кончился.
Май вступил в свои права, полыхнул цветением яблонь: месяц, когда тебе кажется - нет, ты твердо знаешь! - все будет хорошо, все будет прекрасно, все обязательно будут счастливы. Нет, все счастливы уже теперь! Дракон, упивавшийся свободой и волей, нес Марджори Пек домой, поплевывая огнем на законы физики, а снизу зеленая стрела весны упрямо пробивала бурые Бесплодные Земли. Верещали в воде веселые розовотелые нимфы с признаками начинающегося целлюлита, и, прячась в ветвях ивы, к ним приглядывался какой-то заинтересованный бог. Когда же солнце растеклось по горизонту, а после - вылилось за него, множество золотых шаров повисло в небе, сгустилось пламенем на шипах драконьего гребня и острых кончиках его крыл, подобно эльмовым огням, сеткой заткало ночь. Девушка Фара взглянула в небо, прикрыв глаза рукой, и ослепительный луч ударил из ее лица.
Мимо лотка, где цветочный фей продавал ленты, хлопушки и мелкие заклинания-потешки к майскому дню, Марджори вошла в подъезд. Полосатая кошка, нарисованная на стене мелом, забралась вместе с нею на третий этаж.
Дерека не было. Обычное дело: его работа суток не считает. Дверь привычно отворилась на кодовое «сим-сим». Хозяйский глаз Мардж углядел пивную жестянку, стыдливо спрятанную под диван, однако посуда была вымыта - даже кастрюля! - и на двери холодильника синим фломастером написано: «Вернусь поздно, жду». В холодильнике нашелся свежий кефир.
Внезапно стало нечего делать. С кефиром в руках Мардж устроилась на диване, подобрав под себя ноги и завернувшись в тартан. От скуки включила ЖК-палантир и пустила в фоне очередную трансляцию заседания Палаты Общин. Как и не уходила из дому! Тот же Гракх Шиповник на трибуне зачитывает отчет Комиссии по лицензированию. Благодаря своевременно принятым энергичным мерам, как-то: мораторию на магическую деятельность, борьбе с нелегальными производителями бытовых и промышленных заклинаний, арестам крупных партий контрафакта - ситуация стабилизировалась. Особенную благодарность Глава Комитета выразил диаспоре гномов, чьи инженерные разработки позволили свести к минимуму негативные последствия вынужденных перебоев. Камера показала лицо гномского представителя: похоже, он хотел бы рассчитывать не только на слова благодарности, но опасался, что ими одними дело и ограничится.
Внезапно в рядах секьюрити произошло движение: человек в тартане Шиповника в нарушение утвержденной процедуры протиснулся к самой трибуне. Гракх увидел его и сделал крохотную паузу. И чуть заметно кивнул: мол, да, пропустите. Зал загудел, ожидая, что произошло чрезвычайное, и сейчас последует экстренное сообщение. Человек в тартане Шиповника подошел к Гракху и сказал ему на ухо пару слов. Оператор-умелец взял в этот момент крупный план лорда Шиповника. Зал затаил дыхание, но ему не бросили даже кости. Читайте с лица, кто умеет: яростного и страстного, и полного неистовой надежды под корочкой обязательного эльфийского льда. «На этом у меня все», - сказал Гракх, небрежно одной рукой скомкал бумаги и сбежал с трибуны. На свое место он, однако, не вернулся, а жестом предложил Хоресу Папоротнику взять бразды заседания, после чего во главе немногочисленных близких - в основном, секьюрити Дома - покинул зал так стремительно, словно был смертным.
Марджори посмотрела не него свысока.
«Вечный спикер» затянул столь же вечную песню про устойчивость мироздания, которое регулирует себя само, и про то еще, что недостойно вмешиваться в естественные процессы. Марджори непочтительно хмыкнула ему в лицо. Дом Яблони хоть и тайный, но старше их всех.
Новый Король вступал на царство.
Екатеринбург
03.12.2006
Лживая джинни
Повесть
18.12.2006
Стремление отдать жизнь за великое дело - признак незрелости.
Взрослый человек хочет просто жить.
Баффин никогда не смотрит в глаза, выдавая нам очередное задание. Глаза у него непрерывно и беспорядочно перемещаются: с декоративного пресс-папье на настольные часы гномской работы, подаренные коллективом к юбилею, с часов на чернильницу, с чернильницы - на третью пуговицу моего жилета, на немытую чашку, на ворону в окне. Будь в нашем лейтенанте хоть на кончике ногтя магии, он бы и ворох бумаг перелистал взглядом. Как дисциплинированные подчиненные, мы с Дереком Бедфордом, младшим офицером по прозвищу Рохля, следуем направлению мысли начальника. И направлению его взгляда. И в руки себя берем разве что на вороне.
- От зарубежных коллег получена ориентировка, - выдает наконец Баффин. - В наши края ожидается мошенница международного масштаба Аннет де Белльтой, она же Мадлен де Куртенэ, она же Инфэнция дю Брас, она же Эврибадия Челси… она же, - сверяется с записью под манжетой, чем портит все впечатление, - Бельфлер д’Оранж. Дама весьма любопытная. Соседи взять ее не смогли, придется действовать нам.
Перебрасывает нам вскрытый конверт с делом, с отметкой служебной почты. Дерек ловит его: он любит бумаги. Я занимаюсь остальным.
- Чем любопытна оговоренная персона? - спрашивает мой начальник. - И на какие меры предупреждения нам в отношении нее рассчитывать?
Баффин некоторое время жует воздух.
- Она делает из мухи слона, - говорит он. - В буквальном смысле. Она использует магию словесного преувеличения.
- Каким образом ей это выгодно?
- Бриллианты, - Баффин делается лаконичен. - Спекуляция. Большие камни стоят дороже.
Дерек думает.
- Но она же продает большие камни? То есть, в момент продажи никакого обмана нет.
- Но она не прилагает к увеличению их стоимости никаких усилий. Всего лишь пара слов лжи, а делать состояние на лжи - асоциально. К тому же, - буднично добавляет Баффин, - они вскоре сдуваются. Вы должны найти эту лгунью и арестовать ее. Это все. Свободны. Приступайте.
- По крайней мере не очередной висяк, - говорит Дерек, и я с ним согласен.
- Баффин как рупор социальной нравственности. Какая прелесть!
Тонкая это штука - социальная нравственность. Каждый готов ее защищать, однако каждый мнит себя ее мерилом. Лично мне для полновесного геморроя до конца дней хватило бы одного общественного порядка.
- Что вообще подходит под определение: делать состояние на лжи?
- Спроси у Альбина Мяты, - посоветовал я. - Он журналист, он умеет.
- Не любишь ты эльфов, Рен, - поддел меня Дерек.
- Никто не любит эльфов. Но Альбина, по крайней мере, можно терпеть.
- Угу. Он пиво пьет.
- А чем тебе не нравится Баффин? Собственно, каков социум, такова и нравственность, и Баффин как рупор ее.
- А чем тебе не нравится социум?
Я вздыхаю. Мы идем из участка, улицу обглодали дымчатые сумерки, все кажется черно-белым, или скорее черно-серым, посеребренным инеем, и только витрины сияют по обе стороны пути. Близится Ночь Зимнего Солнцестояния, и там, в другом, отделенном стеклом мире граждане покупают подарки. Серебряные шары, серебряная бумага, чуть слышный серебряный звон и шелест упаковочной бумаги - тоже посеребренной. Мир в ожидании чуда, на острых цыпочках, на пуантах. Свет витрин ложится на лицо Рохли и превращает его в маску, серебряную, с черными тенями, и выражение этой маски мне незнакомо.