На неведомых тропинках. Сквозь чащу (СИ) - Сокол Аня (чтение книг txt) 📗
- Не хочу, - прошептала я, - Не могу.
Ветер захрипел, выгибаясь, его пальцы вдруг стали горячими, такими как при жизни, а мои наоборот заледенели. Струна натянулась и рванулась вверх.
- Нет, - я вырвала руку.
Струна порвалась с громким "танг", которое никто не слышал. Мелодия перехода замерла на самой высокой ноте. Я вдохнула, ожидая, что вот сейчас почувствую тепло чужой смерти... смогу вернуть его, ощутить, что снова живу.
Охотник дернулся и, неловко ударившись виском, о землю замер. Подергивающиеся пальцы загребли землю и медленно разжались.
Молния осветила неподвижное, как в жизни, так и в смерти лицо Охотника. Его сердце, бившееся так медленно, и так тихо, почти остановилось, почти замерло.
Куда исчезла сладость? Почему смерть была горька настолько, что не прибавила сил, а забрала их. Я отшатнулась от тела не понимая, что не так, ноги запутались в ломкой траве. И тут меня позвали... тихо:
- Дочка?
Знакомый голос, выговорил знакомое слово. И я развернулась, вскакивая с мокрой земли, силясь разглядеть ту, что стояла на ступенях крыльца. Гром прозвучал где-то в отдалении.
- Ма... Марья Николаевна?
Бабка спустилась с крыльца так быстро и непринужденно, как не смогла бы при жизни. За ней вышел Семеныч и, кажется кто-то мертвый... Веник.
- Ты вернулась, - она бросилась ко мне и обняла. Влажная одежда тут же прилипла к ее шерстяному платью.
Я стояла не в силах пошевелиться. Сердце старухи, остановившееся несколько минут назад в доме черного целителя, не билось.
- Так за тебя волновалась, - она отстранилась, и погрозила узловатым пальцем, а стежка вдруг грянула громким маршем, торжествующим и приветствующим...
На ее запястьях, на месте зеленого рисунка переливалась алым старинная инопись. На обеих руках.
Приветствующим...
- Хранительница, - гулким басом проговорил Михар, появившийся справа и впервые мне было наплевать на его природу.
Приветствующим... своего нового хранителя, человека умиравшего на стежке, но не умершего, ответившего "да" на предложение мира.
Никто не знает, почему и как это происходит, но когда появляется человек с огненными браслетами на руках, расписанными старинной мерцающей инописью, перед ним склоняется нечисть.
- Это значит, что Ефим мертв? - спросил падальщик.
- Не зна... - начавший было отвечать староста, замолк, потому что тело лежавшее на земле у моих ног шевельнулось, замолкшее было сердце, вдруг забилось так сильно и так громко.
- Мальчик, не лежи на земле, простудишься, - всплеснула руками моя мертвая бабка. И "мальчик" послушался, встал единым слитным движением, словно перетекая из одного положения в другое.
Гром, на этот раз мягкий и почти ласкающий слух ответил ей низким рокотом. Дождь все еще отбивал рваную дробь по шиферу и железным подоконникам, но в нем уже не было прежней силы и ярости. Ни в ком из нас не было.
Ниже по улице раздался равномерный шум мотора. Кто-то все-таки въехал на стежку. Кто-то за рулем яркой красной машины. Моей машины.
- Дочка, тебе надо переодеться, а еще лучше выпить горячего чая с малиной, - бабка откинула мокрые волосы с моего лица.
Охотник шевельнулся, разворачиваясь к новому источнику шума. Автомобиль медленно остановился напротив серого дома целителя. Стекло опустилось, и сказочник жизнерадостно произнес:
- А я твой ножик привез, - показавшаяся загорелая ладонь разжалась и в лужу, тихо звякнув, упал серебряный стилет. Поверх металла легла грязная тряпка, которой я протирала фары, а баюн использовал, как защиту, - Непослушный он у тебя, кусачий. А это кто? - спросил он, глядя вперед.
- Мальчик, - ответила Марья Николаевна, потому что смотрел он не на нее, не на меня, и не на Веника или беса, не на старосту, или вышедшего на крыльцо Мартына. он смотрел на охотника, которого знали на этой стежке все. На незнакомца поднявшегося с земли и стоявшего за моей спиной.
- Это ошер, - ответил за него Михар, - Спустя столько веков... не верю!
- Там где Великие, там и ошеры, - выдавил старик.
- Охренеть, - высказался Мартын. - Она на стежке меньше часа и уже кого-то создала?
- Вот тебе и прыжки в длину, - сплюнул Веник.
- Нам точно конец, - хохотнул баюн, заглушая двигатель.
Сам Ветер молчал.
- Тем? - позвала я и повернулась. - Тем...
Глава 5. Истинное обличье
"... и воздел Элек-созидающий-твердь руки, и вознесся ввысь камень..."
Я перевернула хрупкую страницу, в который раз задаваясь вопросом: почему книги о Великих написаны столь цветистым языком и щедро приправлены пафосом?
"... и встал на пути у стаи могучий ошер, и погнал тварей невиданных в земли темные и далекие. О и быстры были войны Великих. И сильны..."
А еще красивы без меры, готовить наверняка умели, а не только чертей гонять, и крестиком вышивать.
Понимаю тогда время было такое... витиеватое что ли. Взять хотя бы старые церковные книги и былины.
"...Элион-поворачивающая-путь простерла под их ногами путеводные нити..."
Вот я и добралась до Элион, из-за нее я второй день мучила этот громоздкий том. Семеныч сказал, что возможно я это она. Не в смысле переселения душ, моя то сейчас вообще неизвестно где и с кем переселяется, а в смысле способностей. Она тоже могла "поворачивать" стежки.
Все Великие были разными. Элек мог создавать "твердь", то есть подрабатывал на досуге строителем. Элион сбивала с пути истинного или наставляла, то есть изображала компас. Грейот-дающий-силу, мог наделять других способностями. Так бы и сказали, раздавал наряды вне очереди: ты будешь зверюшек дрессировать, а ты рыбу заворачивать.
Жаль, но пока мне не встретилось в книге ни одного заклинания, зелья или на худой конец яда, ни одного шаманского танца с маракасами и подвыванием на луну. Ни одной инструкции по применению, лишь воздетые руки, зоркие взгляды, да великие силы непонятного назначения.
Я потерла переносицу, что-то сегодня мне ничего не нравится, скоро на нелюдей бросаться начну. Как говорил Кирилл, состояние повышенной вредности... Нет, об этом я тоже думать не стану, иначе станет только хуже. Пальцы машинально покрутили кольцо, как каждый раз когда я вспоминала Седого. На столе валялись погнутые кусачки, не справившиеся с тонкой полоской золота.
Хрупкий лист зацепился за прикрепленный к внутренней стороне предплечья стилет и порвался. Смешно сказать, но когда я была человеком, то не спала с ножом под подушкой, как сейчас. Наверное, потому что понимала, это бесполезно. Изменившись, я уже не снимала серебро ни днем, ни ночью.
Очередная страница и очередная порция "великих". Да когда ж они достроят свой Дивный и успокоятся уже.
И еще ошеры, везде, в каждом абзаце. Сильные, быстрые, неподвластные злу, тенями скользящие за Великими и подчищающие за ними мусор. Личная армия. Няньки, слуги и охранники. Вот уже три станицы они преследовали каких-то безликих тварей, не понятно только за что и зачем.
Тот кого в Юково уже окрестили "моим ошером" не показывался с тех самых пор как "воскрес". И совсем не горел желанием поговорить с Великой. Никто не знал где он живет и с кем. Никто не видел его жилища. Его кровати, любимого кресла и уютной пыточной в подвале.
Я подняла голову, бабка стояла у плиты, тихонько напевала песню из старого кинофильма и пекла блины. Третий день пекла. Каждый имевший несчастье проходить мимо нашего дома удостаивался чести быть накормленным. Семеныч ностальгируя, съел целую стопку. Алексий вежливо попробовал. Соседям организовали доставку на дом. Что они подумали, увидев на пороге новую хранительницу с тарелкой в руках, оставалось лишь догадываться, но никто еще не отказался. И не потребовал соуса из первой группы отрицательного резуса, хотя может, и подливали втихаря.
