Легенды II (антология) - Хэйдон Элизабет (библиотека книг TXT) 📗

— У тебя хорошо получается и получалось бы еще лучше — надо только мозги прикладывать.

— Я и прикладываю, аж башка трещит.

— Мне, пожалуй, следовало сказать не «мозги», а «сердце». Дело не в том, чтобы создать свечку, камень или цепи, как в данном случае, — а в том, чтобы заставить их сделать то, что нужно тебе.

— Я ни разу не видел, чтоб ты велел железу погнуться или сухому дереву дать ростки, но они тебя слушаются.

— Да, может статься, ты не видел этого и не слышал, однако я это делаю. Просто вещи откликаются не на слова, а на план в моем сердце.

— По мне, это все равно что желания загадывать.

— Тебе так кажется, потому что ты пока еще сам не научился это делать.

— Я ж говорю, учитель из тебя никудышный.

— Из Пегги тоже — стоит послушать, как ты говоришь.

— Разница в том, что я могу говорить правильно, когда она рядом. А вмятину на жестянке выправить не могу, хоть есть ты рядом, хоть нет.

— Мог бы, если бы постарался.

— Я хочу сесть на этот пароход, — сказал Артур Стюарт.

— Даже если он перевозит рабов?

— Если мы останемся на берегу, он их все равно повезет.

— Да ты идеалист, парень.

— Давай, Творец, поехали. Будешь ухаживать за этими несчастными, пока их не доставят обратно в ад.

Элвин счел насмешку раздражающей, но в общем оправданной.

— Ну что ж, — сказал он. — Мелкие блага кажутся большими, когда у тебя ничего больше нет.

— Тогда иди за билетами. Скоро он отплывет, и нам в это время желательно быть на борту, правильно?

Смесь небрежности и настойчивости в тоне Артура не понравилась Элвину.

— Уж не задумал ли ты освободить этих бедолаг в пути, а? Они тут же попрыгают за борт, а плавать никто из них не умеет, готов поспорить — так что это было бы самым обыкновенным убийством.

— Ничего я такого не задумывал.

— Обещай, что не станешь освобождать их.

— Я и пальцем не шевельну, чтобы им помочь. Когда надо, я умею ожесточать свое сердце — не хуже, чем ты.

— Надеюсь, ты понимаешь, что такие вот слова не доставляют мне удовольствия. Особенно потому, что я их не заслуживаю, как ты тоже должен понимать.

— Ты хочешь сказать, что не надо ожесточать свое сердце, чтобы видеть такие вещи и ничего не делать?

— Если бы я и правда мог ожесточить свое сердце, я стал бы хуже, зато счастливее.

И Элвин направился к будке, где сидел казначей «Королевы Язу». Себе он взял дешевый билет до самой Нуэва-Барселоны, а за Артура заплатил как за слугу. Он злился, что вынужден изображать рабовладельца, но кассир ни о чем не догадался ни по его голосу, ни по лицу. Возможно, все рабовладельцы хоть немного да злы на себя, поэтому Элвин не особенно от них отличался.

Сказать по правде, путешествие по реке радовало и волновало Элвина. Он любил механику, любил все эти шестеренки, рычаги и клапаны, и жаркий, как в кузнице, огонь, и рвущийся из котлов пар. Любил большое гребное колесо, напоминавшее ему отцовскую мельницу, где он вырос, — только здесь колесо толкало воду, а не наоборот. Любил работу стальных частей — вращение, компрессию, движение поршней. Он запустил в машину «жучка» и изучил ее не хуже, чем собственное тело.

Механик хорошо ухаживал за своей машиной, но были веши, которые он знать просто не мог. Трещинки в металле, детали, работающие под избыточным напряжением или трущиеся из-за недостатка смазки. Разобравшись что к чему, Элвин стал обучать металл навыкам самолечения, показывая, как заделывать трещины и смягчать трение. Не прошло и двух часов, как пароход отчалил, а он уже довел паровую машину почти до полного совершенства и дальше ехал спокойно. Он, как и все остальные пассажиры, разгуливал по слегка подрагивающей палубе, а его «жучок» занимался машиной, вникая в каждое движение механизма.

Перестав требовать особого внимания, она отошла на задний план его разума, и Элвин занялся пассажирами.

В первом классе ехали люди денежные, и тут же поблизости размещались их слуги. У других, как у Элвина, хватало средств только на четырехместные каюты второго класса. Их слуги, если таковые имелись, спали под палубой, как и матросы, только в еще более тесном помещении — не потому, что места не хватало, просто команда обиделась бы, будь у них условия такими же, как у черных.

Наконец, были палубные пассажиры, которым даже коек не полагалось, только скамейки. Некоторые из них ехали на короткие расстояния, проводя в пути не более суток, и потому экономили, другие были обыкновенные бедняки; путь их лежал до Фив, до Коринфа и даже до самой Барси, и если они за это время отсиживали себе зады на жестких скамейках, то в их жизни это было не первое и не последнее мытарство.

Элвин, однако, счел своим долгом — тем более что усилий это почти не требовало — как-то приспособить палубные скамейки к сидящим на них задам. Переместить вшей и клопов в каюты первого класса тоже было дело нехитрое. Он рассматривал это как образовательный проект — надо же и насекомым приобщиться к высшим сферам. Благородная кровь для них как тонкий ликер, вот пусть и отведают ее хоть раз за свою короткую жизнь.

Все это некоторое время занимало его. Не то чтобы он посвящал этому все свое внимание — ведь в мире были враги, готовые убить его, и незнакомцы, которые могли бы полюбопытствовать, что лежит у него в котомке, которую он всегда держал под рукой. Поэтому он присматривал за всеми сердечными огнями на пароходе и сразу замечал, когда кто-то интересовался его особой.

Вернее, должен был замечать. Он не почувствовал ничьего приближения, и когда ему на плечо опустилась рука, он чуть за борт не сиганул от неожиданности.

— Какого черта! Артур Стюарт, нельзя же так к людям подкрадываться.

— Трудно не подкрадываться, когда машина так грохочет. — Говоря это, Артур ухмылялся как старый Дэви Крокетт [7], очень довольный собой.

— Ну почему единственный навык, которым ты потрудился овладеть, причиняет мне одни неприятности?

— По-моему, это полезно — уметь скрывать свой сердечный огонь. — Последние слова Артур произнес вполголоса — о мастерстве созидания не следовало говорить при посторонних.

Элвин безвозмездно обучал этому мастерству всех, кто принимал его всерьез, но не желал устраивать представление для любопытных — тем более что многие из них могли вспомнить о беглом кузнечном подмастерье, укравшем волшебный золотой лемех. Не имело значения, что эта история на три четверти выдумка и на девять десятых ложь. Элвина все равно могли убить или просто стукнуть по голове и ограбить — а в котомке у него действительно лежал живой лемех, которого Элвин совсем не хотел лишиться, полжизни протаскав его по всей Америке.

— Никто на этом пароходе, кроме меня, твой сердечный огонь не видит, — сказал Элвин. — Ты научился его скрывать ради одного-единственного человека, от которого тебе скрываться не надо.

— Глупости. Раб в первую очередь должен скрываться от своего хозяина, — заявил Артур и только ухмыльнулся в ответ на сердитый взгляд Элвина.

— Приятно видеть человека, который хорошо обращается со слугами! — раздался вдруг чей-то голос.

Элвин, обернувшись, увидел коротышку с широкой улыбкой и весьма лестным, судя по лицу, мнением о себе самом.

— Тревис, — представился он. — Уильям Баррет Тревис, адвокат. Родился, вырос и прошел курс наук в Королевских Колониях, а теперь предлагаю людям честный заработок здесь, на окраинах цивилизации.

— Люди по обе стороны Гайо считают себя, в общем-то, цивилизованными, — заметил Элвин, — хотя что с них взять: в Камелоте они не бывали и короля не видели.

— Вы, кажется, называете вашего парня «Артур Стюарт»? Я верно расслышал?

— Его имя — чья-то шутка, не моя, но мне сдается, оно ему подходит. — Поддерживая разговор, Элвин все время думал: «Что может быть нужно этому человеку от загорелого, мускулистого, туповатого на вид малого вроде меня?»